Любящаяся чета не противилась предложению, составляющему наилучшее из ее желаний. Вельможи косожские, хранившие корону и прочие утвари убитого своего государя, приступили к Кигану и просили принять оные с рукою их государыни. Итак, король аварский, вошедший в храм благодарить богов за победу, вышел из оного князем косожским и супругом возлюбленной своей Светаны. Торжества и радость народа усугубились; все были великолепно угощаемы, а особливо новые подданные косоги, и Булат, любящий праздновать, оживлял всех своим примером.
На другой день торжества, когда вельможи и военачальники пришли с поздравлением и подарками к новобрачным своим государям, Булат требовал, чтоб в сход ственность данного ему обещания плененный Камилл раз решен был из оков и участвовал при королевском пиршестве. Киган сему не противоречил, но некоторые из ближних бояр явно против сего возражали.
— Возможное ли дело, — говорили они, — допустить врага и пленника к таковой чести?
— Для чего ж бы нет, — подхватил богатырь, — такому великому полководцу, каков Камилл, гораздо больше оказано будет чести, если содержать его под стражею. Он может подумать, что его опасаются.
— Исполните мою просьбу, король аварский,— продолжал он, обратясь к Кигану,— я желаю, чтоб Камилл был призван и чтоб сей же час решено было о судьбе его.
Король должен был сдержать свое слово.
Камилл приведен и по снятии оков остался в большей зале дворца, между тем как король с Булатом и тайным своим советом исшел для совещания.
Богатырь руский опять предложил королю, чтоб решено было о судьбе римского военачальника.
— Я отдаю сие в собственную твою волю,— сказал король.
Булат благодарил за оное, но хотел, чтоб учинено было оное с общего согласия всего совета, и требовал вельмож объявить свои беспристрастные на то мнения.
Тогда голоса началися, но ни один из них не был благоприятствуй римлянину, ни богатырю, его победившему: один советовал казнить Камилла всенародно; другой хотел, чтоб выколоты были ему глаза; третий предлагал содержать его вечно в заточении под предлогом, что б толь опасный полководец не мог впредь отечеству их вреда причинять, и с сим последним мнением согласи лись все прочие.
— Я опровергаю ваше заключение, государи мои,— говорил богатырь.— Я именем короля вашего объявляю Камилла свободным.
— Как? Почему? Возможно ли? — вскричали вельможи с роптанием.
— Я докажу вам,— отвечал Булат,— что несравненно выгоднее для государства аварского освободить его. Вообразите прилежно о следствиях, каковые должны будут произойти в случае, если б Камилл был казнен или содержан в заточении. Вам известна сила Римского государства; они могут поставить десять таковых ратей, каковую здесь потеряли; они имеют в недрах своего отечества много Камиллов; то гордость римская, привыкшая подавать свету законы, не сочтет ли за необходимое мстить вам наигорчайше за бесчестие своего полководца?
Не устремится ли она всеми силами освободить его в случае заточения и не подвергнется ли чрез то держава аварская разорительной войне, а может быть, и конечному своему падению? Но освобожденный Камилл принесет в свое отечество почтение к великодушию своих неприятелей, ужас о его оружии и не уверит ли своих единоземцев, что со столь опасным народом должно искать союза, а не вражды. Не справедливо ли, почтенные вельможи, что надлежит дать Камиллу свободу и что несравненно выгоднее согласиться вам на мое предложение? Вельможи признались в неосновательности своих мнений и просили своего государя о одобрении желания славного Булата. Король вместо ответа обнял своего друга и просил, чтоб он взял себе честь объявить свободу римскому полководцу Камилл, предчувствовавший, что совещание оное для него касалось, ожидал решения судьбы своей с достойным римлянина равнодушием.
— Послушай, Камилл,— говорил, подступя к нему, Булат,— ты, невзирая на славу своего имени и звания, должен дать отчет в твоем поступке против короля аварского и сам изречи приговор свой.
— Жребий оружия предал меня его воле,— отвечал Камилл.— Он может располагать о мне по праву своего счастия. Но не требуй, храбрый мой победитель, чтоб я говорил противно человеческой природе. Довольно, что я пленник и что сей пленник римлянин.
Но что бы ты учинил,— продолжал Булат,— если б ты был король, если б кто-нибудь прислал требовать от тебя уступки обрученной твоей невесты и, наконец, нанесши разорение областям твоим, попался бы к тебе в плен?
— Да, — отвечал Камилл, — я признаюсь, что не легко бы простил ему подобный поступок.
Познай же,— сказал богатырь,— что римляне не могут у славян выиграть ни в храбрости, ни в великодушии. Король аварский объявляет тебя свободным; ты получишь коней и пристойное число служителей и можешь завтра ехать в свое отечество. Он делает еще больше: он оставляет тебе на волю, продолжать ли войну — или остаться союзником его государству, дабы римляне подумать не могли, что славяне ищут их дружбы.
— Сего много,— вскричал обрадованный Камилл, обратясь со унижением к королю Кигану.— Я двоекратно побежден тобою, великодушный король, и признаюсь в несправедливости моего поступка, признаюсь, что успехи прежних побед моих меня ослепили, но ты освободил меня от моей безрассудной гордости. Вижу я, коль невыгодно римлянам вести с государем, тебе подобным, и с народом, коим ты обладаешь, войну. Почему по полномочию моему предлагаю от имени моего отечества вечный мир, если только оный государь не отвергнет.
Король аварский принял сие предложение без гордости и с видом, что не считает оное за особливое благополучие. Он оставил Камиллу написать условия, и сей включил в грамоту беспристрастно все причины, принудившие римлян заключить вечный союз со славянами.
Таковым образом Булат умел победить врагов своего друга и учинить из оных доброжелательных союзников своим единоплеменникам.
Пиршество началось с живейшим веселием. Камилл в оном участвовал, и по нескольких днях, одаренный, отъехал в свое отечество, а Булат остался тут до окончания празднества и после обыкновенного месячного отдохновения отправился в свое отечество. На пути к оному имел он многие маловажные поединки с разными богатырями и прибыл наконец в столицу русского князя Видимира.
После сего Астулф рассказывал Царь-девице остаток приключений Булатовых, о коих читатель уже известен с начала сей повести.
— Теперь рассудите,— продолжал дух,— основательна ли угрожающая вам опасность. Богатырь, прославившийся своею силою и храбростию, успехами своих покушений, привыкший повергаться в величайшие опасности, который имеет непобедимое оружие и коего тело безопасно от поражений, и покровительствуемый любимцем Чернобоговым, могущим Роксоланом, конечно, заслуживает, чтоб быть от него осторожною.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153