Боягорд впал от сего в великую тоску, которая снедала его здоровье и нечувствительно приближала ко гробу.
Между тем состояние его меня тронуло. Я, уведомившись о сем от одной волшебной сороки из тех, кои посылаются от меня во все части света для собрания вестей и осведомления о несчастных людях, поспешила ему оказать благодеяние и исцелить от угнетающих горестей. Призвав на помощь волшебное зеркало, отвечающее на все вопросы о прошедших случаях представлением подлинного изображения и лиц, кем и как что сделано, узнала я, что Баяну похитил чародей узрский Сарагур. Сей злой сосуд и вечный мой неприятель влюбился в княжну, увидя ее купавшуюся при водомете, когда он пролетал, скрытый в облако, чрез сады отца ее. Он тогда ж бы похитил ее, если б важное происшествие и сильнейшая страсть к царевне Карсене не понуждали его поспешить в отечество. Но когда узнал он, что Баяна готовится вступить в супружество с князем Боягордом, воспылал он ревностию и, похитив ее, прогуливающуюся в садах, унес в Кавказские горы. Там в посвященном порочным забавам своим очарованном замке открыл ей любовь свою, но, получа отказ и по тщетным исканиям сугубое презрение, озлился и превратил ее в сову.
Я не медлила подать ей помощь и обрадовать соединением с ее любовником. Я нашла ее в глубочайших недрах Кавказа оплакивающую свою участь, разрушила очарованный замок и принесла мнимую сову в чертоги ее любовника, который тогда после бесплодных поисков уже возвратился в дом свой. Я увидела Боягорда, изнуренного тоскою. Узрев меня, принуждал он себя, невзирая на слабость сил своих, встать с постели и оказать мне почтительный прием.
— Не принуждайте себя,— сказала я ему.— Добрада пришла исцелить вас от печали, похищающей ваше здоровье. Сия птица подействует, чтоб вы сочли себя мне обязанным.
— Милостивая государыня!—отвечал мне князь.—Я очень благодарю вас за намерение, но если вы хочете возвратить меня от гроба, в который я упасть желаю, то я отвергаю вашу помощь. Лишась возлюбленной моей княжны, я презираем всем светом и самим собою. Я не могу утешаться птицами.
— Возьмите сию в ваши руки,— подхватила я,— она скажет вам вести о Баяне.
Князь вострепетал от радости, схватил сову в свои руки, а я в то мгновение ока возвратила княжне Баяне прежний ее образ.
Не можно изобразить радости сей любящейся четы: они упали к ногам моим, но я не допустила и, открыв им о себе, обнадежила их моим покровительством противу Сарагура. И как в то время родители Баяны уже преселились из света, а народ черемисов покорен россиянами, то брак сих любовников совершен мною. Я возвратила помощию таинственных лекарств здоровье супругов, увядшее от печалей. Соорудила важный талисман для охранения их от чародея Сарагура и, запечатав оный печатью Чернобога, дала им волшебный колокольчик для призвания меня в случае надобности и, уверя в моем дружестве, их оставила.
Боягорд и Баяна жили в совершенном согласии; любовь награждала их беспрестанным веселием и нечувствительною учиняла потерю престолов. Владеть взаимно сёрцами предпочитали они владычеству над целым светом. Чрез три года, к новому укреплению любви своей, дали они жизнь возлюбленной твоей супруге Милане. Рождение ее торжествовано было в сем доме с общею радостью только всех их подданных, ибо Боягорд ни с кем из соседей своих не мог иметь знакомства в рассуждении того, что земля, коею он владел, по просьбе его, для лучшего избежания от могущих случиться беспокойств, превращена от меня с самого возвращения Баяны для всех посторонних людей в вид непроходимой пустыни. Одна только я призвана была от них к сему празднеству; они отдали мне в защищение дочь свою, и я оттого за добродетели родителей не могла отказать дочери. Я одарила ее красотою, разумом и благонравием. Обстоятельства мои меня отозвали.
Уже Милана вступила на четвертый год. Родители ее сидели в саду, прохлаждаясь приятным вечерним воздухом и утешаясь невинными ласками своей дочери. Вдруг при светлом небе ударил гром, и густое черное облачко упало у ног их, которое, вскоре рассыпавшись, представило ужаснутым их взорам лютого Сарагура. Сей чародей, давно уже питающий яд в душе своей за воспрепятствование мною его лютостям, хотел оный изрыгнуть на покровительствуемых мною Боягорда и Баяну; он изыскивал, когда я отлучусь пред престол великого Чернобога для отдания отчета в делах моих, чтоб напасть на них, и то время показалось ему удобнейшим. Он не ведал, до прибытия своего в сад сего дома, что мною сооружен талисман, защищающий родителей Миланы от его варварств. Познав недействие чародейства своего, заскрыпел он зубами от досады, пена брызгала изо рта его, и со сверкающими пламенем глазами говорил:
— Не думайте, враги мои, чтоб без отмщения осталась моя обида, кою для вас терплю я от Добрады; если власть моя уже не простирается до вас, то сильна еще оная для учинения несчастною сей вашей дочери. Мне не можно покуситься ни на жизнь ее, ни на похищение, но тем не меньше учиню ее злосчастною... Какое удовольствие торжествовать над Добрадою и показать ей, что есть часы, в кои я от нее безопасен! Она не может теперь отлучиться из капища Чернобогова... Внимайте, бездельники! Боягорд, лишивший меня Баяны, а ты, Баяна, пренебрегшая честь быть моей наложницею, лишитесь своей единочадной дочери. Она, достигнув двенадцатилетнего возраста, учинится невидимкою. Очарование сие никакою силою не может уничтожиться, разве влюбится в нее молодой мужчина, который должен быть пригож, добродетелен и неустрашим. Сие потому невозможно, что в невидимку влюбиться нельзя, а притом и выполнение моего талисмана, который погребется в моем желудке, в подробностях состоит в том, чтоб сей влюбившийся в нее мужчина любил ее страстно и отрекся, вечно любя, не видать и чтоб опытами доказал, что на сих условиях ее любит. Видите ль вы, что я вам приготовил? Вы не будете утешаться зрением на свою милую дочь, а она не получит мужа; гнусный род ваш пресечется, и Милана не будет иметь утешения в обхождении с людьми, ибо, хотя голос ее и будет слышан, но всяк станет убегать ее с ужасом, считая за привидение.
Сказав сие, бросился он к Милане, вырвал несколько волос из ее головы и, пробормотав некоторые чародейные слова, оные проглотил. Соверша сие, явил он на лице своем варварское удовольствие, захохотал громко и, обратясь в великого черного крылатого змия, скрылся от глаз их.
Боягорд и его супруга, пришед в себя от ужаса, в который повегло их присутствие чародея, схватили дочь свою, омывали лицо ее слезами и в печали своей чаяли, что уже се лишились и не видят. Они призывали меня в волшебный колокольчик бесплодно, ибо я не могла к ним отлучиться, потому что мне достался жребий отправлять годовой чин жрицы Чернобоговой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153
Между тем состояние его меня тронуло. Я, уведомившись о сем от одной волшебной сороки из тех, кои посылаются от меня во все части света для собрания вестей и осведомления о несчастных людях, поспешила ему оказать благодеяние и исцелить от угнетающих горестей. Призвав на помощь волшебное зеркало, отвечающее на все вопросы о прошедших случаях представлением подлинного изображения и лиц, кем и как что сделано, узнала я, что Баяну похитил чародей узрский Сарагур. Сей злой сосуд и вечный мой неприятель влюбился в княжну, увидя ее купавшуюся при водомете, когда он пролетал, скрытый в облако, чрез сады отца ее. Он тогда ж бы похитил ее, если б важное происшествие и сильнейшая страсть к царевне Карсене не понуждали его поспешить в отечество. Но когда узнал он, что Баяна готовится вступить в супружество с князем Боягордом, воспылал он ревностию и, похитив ее, прогуливающуюся в садах, унес в Кавказские горы. Там в посвященном порочным забавам своим очарованном замке открыл ей любовь свою, но, получа отказ и по тщетным исканиям сугубое презрение, озлился и превратил ее в сову.
Я не медлила подать ей помощь и обрадовать соединением с ее любовником. Я нашла ее в глубочайших недрах Кавказа оплакивающую свою участь, разрушила очарованный замок и принесла мнимую сову в чертоги ее любовника, который тогда после бесплодных поисков уже возвратился в дом свой. Я увидела Боягорда, изнуренного тоскою. Узрев меня, принуждал он себя, невзирая на слабость сил своих, встать с постели и оказать мне почтительный прием.
— Не принуждайте себя,— сказала я ему.— Добрада пришла исцелить вас от печали, похищающей ваше здоровье. Сия птица подействует, чтоб вы сочли себя мне обязанным.
— Милостивая государыня!—отвечал мне князь.—Я очень благодарю вас за намерение, но если вы хочете возвратить меня от гроба, в который я упасть желаю, то я отвергаю вашу помощь. Лишась возлюбленной моей княжны, я презираем всем светом и самим собою. Я не могу утешаться птицами.
— Возьмите сию в ваши руки,— подхватила я,— она скажет вам вести о Баяне.
Князь вострепетал от радости, схватил сову в свои руки, а я в то мгновение ока возвратила княжне Баяне прежний ее образ.
Не можно изобразить радости сей любящейся четы: они упали к ногам моим, но я не допустила и, открыв им о себе, обнадежила их моим покровительством противу Сарагура. И как в то время родители Баяны уже преселились из света, а народ черемисов покорен россиянами, то брак сих любовников совершен мною. Я возвратила помощию таинственных лекарств здоровье супругов, увядшее от печалей. Соорудила важный талисман для охранения их от чародея Сарагура и, запечатав оный печатью Чернобога, дала им волшебный колокольчик для призвания меня в случае надобности и, уверя в моем дружестве, их оставила.
Боягорд и Баяна жили в совершенном согласии; любовь награждала их беспрестанным веселием и нечувствительною учиняла потерю престолов. Владеть взаимно сёрцами предпочитали они владычеству над целым светом. Чрез три года, к новому укреплению любви своей, дали они жизнь возлюбленной твоей супруге Милане. Рождение ее торжествовано было в сем доме с общею радостью только всех их подданных, ибо Боягорд ни с кем из соседей своих не мог иметь знакомства в рассуждении того, что земля, коею он владел, по просьбе его, для лучшего избежания от могущих случиться беспокойств, превращена от меня с самого возвращения Баяны для всех посторонних людей в вид непроходимой пустыни. Одна только я призвана была от них к сему празднеству; они отдали мне в защищение дочь свою, и я оттого за добродетели родителей не могла отказать дочери. Я одарила ее красотою, разумом и благонравием. Обстоятельства мои меня отозвали.
Уже Милана вступила на четвертый год. Родители ее сидели в саду, прохлаждаясь приятным вечерним воздухом и утешаясь невинными ласками своей дочери. Вдруг при светлом небе ударил гром, и густое черное облачко упало у ног их, которое, вскоре рассыпавшись, представило ужаснутым их взорам лютого Сарагура. Сей чародей, давно уже питающий яд в душе своей за воспрепятствование мною его лютостям, хотел оный изрыгнуть на покровительствуемых мною Боягорда и Баяну; он изыскивал, когда я отлучусь пред престол великого Чернобога для отдания отчета в делах моих, чтоб напасть на них, и то время показалось ему удобнейшим. Он не ведал, до прибытия своего в сад сего дома, что мною сооружен талисман, защищающий родителей Миланы от его варварств. Познав недействие чародейства своего, заскрыпел он зубами от досады, пена брызгала изо рта его, и со сверкающими пламенем глазами говорил:
— Не думайте, враги мои, чтоб без отмщения осталась моя обида, кою для вас терплю я от Добрады; если власть моя уже не простирается до вас, то сильна еще оная для учинения несчастною сей вашей дочери. Мне не можно покуситься ни на жизнь ее, ни на похищение, но тем не меньше учиню ее злосчастною... Какое удовольствие торжествовать над Добрадою и показать ей, что есть часы, в кои я от нее безопасен! Она не может теперь отлучиться из капища Чернобогова... Внимайте, бездельники! Боягорд, лишивший меня Баяны, а ты, Баяна, пренебрегшая честь быть моей наложницею, лишитесь своей единочадной дочери. Она, достигнув двенадцатилетнего возраста, учинится невидимкою. Очарование сие никакою силою не может уничтожиться, разве влюбится в нее молодой мужчина, который должен быть пригож, добродетелен и неустрашим. Сие потому невозможно, что в невидимку влюбиться нельзя, а притом и выполнение моего талисмана, который погребется в моем желудке, в подробностях состоит в том, чтоб сей влюбившийся в нее мужчина любил ее страстно и отрекся, вечно любя, не видать и чтоб опытами доказал, что на сих условиях ее любит. Видите ль вы, что я вам приготовил? Вы не будете утешаться зрением на свою милую дочь, а она не получит мужа; гнусный род ваш пресечется, и Милана не будет иметь утешения в обхождении с людьми, ибо, хотя голос ее и будет слышан, но всяк станет убегать ее с ужасом, считая за привидение.
Сказав сие, бросился он к Милане, вырвал несколько волос из ее головы и, пробормотав некоторые чародейные слова, оные проглотил. Соверша сие, явил он на лице своем варварское удовольствие, захохотал громко и, обратясь в великого черного крылатого змия, скрылся от глаз их.
Боягорд и его супруга, пришед в себя от ужаса, в который повегло их присутствие чародея, схватили дочь свою, омывали лицо ее слезами и в печали своей чаяли, что уже се лишились и не видят. Они призывали меня в волшебный колокольчик бесплодно, ибо я не могла к ним отлучиться, потому что мне достался жребий отправлять годовой чин жрицы Чернобоговой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153