Однако прозорливый Аспарух предусмотрел все случаи, он соорудил венец и златый сосуд с таковыми тайнами, что некогда русы должны воспрянуть от бедственного сна своего. Законы, предписанные на венце для государей, когда-нибудь вразумят их отнять неравенство у побежденных и учинить из них один народ и братство с их победителями. Тогда владычество наше в стране сей совершенно истребится. Русы хотя заблуждают в понятиях своих о творце своем, но они чистосердечно поклоняются небесной власти и проклинают силу адскую. Финны не следуют вере их только по вкорененной ненависти к народу, оную исповедающему; но они втайне одобряют святость оной, и когда отнимется причина ненависти, они отступят от меня, и имя Астарофа учинится чуждо и ненавистно посреди древних прельщенных его обожателей.
Далее скажу вам, хотя не проник я таинства, заключаемого для судьбины русов в златом сосуде, но ведаю, что, если бы оный с венцом Русовым похищен был в руки финнов, они бы славян учинили своими невольниками, и истинное познание творца никогда бы не просияло в странах их. Я не нахожу дальних затруднений в похищении венца Русова, ослабленная междоусобиями страна не может долго защищать оный, но иное обстоятельство с златым сосудом. Второй Аспарух, ученик его Роксолан, владеющий всеми его знаниями и покровительствуемый Чернобогом, содержит оный в неусыпном хранении на одном из островов северного океана и подкрепляется помощию стражи двух тем служебных духов, предстоящих престолу Чернобогову. Как уже потомство Русово нарушило закон, предписанный на венце, притеснением покоренных финнов, то время испытать нам свои покушения к похищению сих славянских святынь. Противопоставим силу силе; должно воздвигнуть чародеев и воспитать оных с непримиримою злобою к славянам. Я берусь за сие, а Демономах должен обогатить их всеми тайнами адского искусства. Когда будет таковый, кто может сразиться с Роксоланом, мы можем облегчить борьбу его битвою со стражею духов служебных; не раз уже победы их над нами делали мы сомнительными. Теперь ожидаю я вашей помощи и совета, могущие князи тьмы; нареките орудие, долженствующее послужить нам в сем достохвальном предприятии.
Тогда Астулф, восстав с места, просил о внимании и предложил:
— Я, имеющий достоверное сведение о всем, происходящем в концах света, знаю, что вчера в народе финском близ Голмгарда родился младенец, достойный нашей радости. Он произошел от отца, убившего своими руками своих родителей, и от матери, поядающей собственных детей своих; а как нет сомнения, что чада заимствуют с кровию все свойства давших им жизнь, так что от добродетельных добрые, а от развращенных злые на свет происходят, то поистине младенец Змиулан достоин нашего воспитания и обогащения дарованиями князя Демономаха.
Все собрание восплескало от восхищения и определило Демономаху похитить сего Змиулана от грудей лютой его матери, чтоб оная не сожрала его рановременно и тем не уничтожила бы намерения, заключенного в совете адском. Сей князь злобы принял на себя усердно сие возложение. Я видел, как он похитил его от сосков его матери и, отнесши в пещеру гор Валдайских, положил на постелю, приготовленную из ядовитых трав, как он в виде страшной женщины питал его вместо млека змеиною кровию и как вдыхал в него адскую злобу.
Змиулан взростал чрезъестественно, и в шесть месяцев достиг почти исполинского роста и учинился столь злобен, что я, примечающий его в волшебном зеркале, видел в нем непреодолимое желание и всегдашние покушения задавить и растерзать адскую свою кормилицу. Демономах учил его всем чародейным знаниям и менее нежели в год учинил его страшным не только смертным человекам, но и самому аду. Он мог принуждать к повиновению всех служебных духов адских и, призывая, повелевать ими, как своими невольниками; имел власть превращаться сам и превращать все, что бы ни вздумал, в различные виды; воздвигать бури и войну стихии на вред человеческому роду; он мог узнавать о всем происходящем в свете и потому не пропускал злодействовать, где только видел возрастающее начало благоденствия.
В сих обстоятельствах оставил его Демономах непримиримым врагом славянскому племени и никогда не являлся пред него явно; но втайне он и все адское сборище водительствовали его действиями и склонностьми, для того что адские духи, не имеющие власти сами вредить Божию созданию, враждуют оному чрез таковых извергов человеческого рода, каков был Змиулан. Он, оставшись сам попечителем о своей жизни, удержал склонность свою к питанию змеиною кровью. Боги, извлекающие из всякого зла нечто доброе, употребили его в орудие очистить непроходимые Валдайские горы от размножившихся там великих змиев, чтоб со временем сии непроходимые пустыни учинились не только безопасными странственникам, но и могли бы заселены быть потомством размножающегося отродия русского. Змиулан на сей конец ловил змиев и, терзая оных, питался их кровию; а чтоб удобнее постигать сих вредных тварей и в самых глубочайших земных недрах, принял он сам образ змия, и столько оный возлюбил, что до самого гибельного конца своего в оном остался. В сем образе ловил он удобно не остерегающихся его змиев, и так оных истребил, что ныне не только в горах Валдайских, но и во всех пределах, занимаемых славянами, редко видимы сии чудовища. Остаток осторожнейших из них убежал в глубочайшие земные пропасти, но и там чародей изловил оных, и как не мог всех их вдруг пожрать, то в разных местах связал их волшебными вервями по нескольку вместе, чтоб оные не могли убежать и готовы были, как домашняя скотина, на всякий раз к утолению его алчности. Волшебные верви имеют действие свое только на годичное время, после того приобщаются они к телу того, что связуют От сего то произошли все чудовищи, наполняющие свет ужасом, когда глад принуждает их исходить на земную поверхность. Из числа сих был и тот двенадцатиглавый Смок, или, как римляне именуют, дракон, коего ты, храбрый Булат, убил в земле косогов.
Но обратимся к нашей повести Змиулан, по влиянной в него адом ненависти к славя нам, не пропускал нигде наносить им пакости. Но как я чрез служебных духов и кабалистику отвращал посылаемые им бедствия, то он пришел в великую ярость и клялся адом не прежде остаться спокойным, как узнает своего противоборца и растерзает оного в мелкие части
Сие было способнейшее обстоятельство, которое Астароф мог употребить в пользу своего намерения. Он предстал к нему в своем собственном ужасном виде и требовал клятвенного на душу его рукописания, без чего, говорил ему, не может он ни узнать своего противника, ни возмочь низложить оного. Злость Змиуланова считала требование сие малою жертвою, каковая только может принесена быть в ее удовлетворение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153