Они никогда еще не видывали государей и потому думали, что особа такового рода должна быть выше человека. Они хотели удостовериться глазами в своих понятиях, но Зелиан нарушил их любопытство и принудил ко вниманию.
ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЗЕЛИАНА, ПО ПРОЗВАНИЮ СТРАННОПРИИМЦА
— По образу жизни, под которым я известен, никто не может заключить, чтоб не был я сыном какого-нибудь великого владетеля. Но я не имею причин таить о себе, что я таковой же подкидыш, как Ярослав и Доброчест. Мне неизвестны мои родители и обстоятельства, принудившие оных отдать меня чужому воспитанию. Может быть, сие произошло и не по их воле; может также
остаться, что стыд или бедность принудили мать мою отторгнуть меня от сосков своих. Я нахожу убеждение лучше верить, что они против желания своего учинили меня питомцем некоего пустынника. Сей муж, сколько мне кажется по впечатлевшемуся в мою память, во многом сходствовал с сим почтенным стариком, к вам меня привезшим, но я оставляю этот вопрос до окончания моей повести.
Старик, как бы не вслушавшись в сие, молчал, а Зелиан продолжал:
— И так до двенадцати лет моего возраста считал я пустынника отцом моим. Он воспитывал меня с крайним и прямо родительским старанием. Я любил его с сыновнею горячностию и считал, что весь свет состоит только из двух нас, ибо я никого не видывал, кроме пустынника.
Когда я начал уже иметь возможность делать порядочные рассуждения, вопрошал я моего отца о многом, и между прочим, есть ли на свете подобные нам люди в сравнение тому, что я приметил во всех родах животных не по два только, но во множестве одинакого образа. Сие привело его между прочими мне объяснениями открыть, что я не его сын и что он нашел меня до двух лет вскормленного грудью некоторой бездетной пастушки, которая также нашла меня в пеленах принесенного к ее шалашу и приняла на место умершей в то время у ней дочери; что приятности лица моего принудили его купить меня у пастушки и учинить наследником его богатств, если я буду иметь достойные надежды его дарования. «Я по некоторым обстоятельствам,— продолжал он,— принужден отказаться от моих собственных детей, о чем, однако, ведать тебе никакой нет нужды. Довольно для тебя учреждать себя так, чтоб я не имел причины уменьшить любовь мою к тебе; в прочем ты будешь счастлив».
Сколь дозволял смысл моих лет, учинил я моему воспитателю таковый ответ, был он доволен. В самом деле, открытие о моем сиротстве не пременило к нему склонности сердца моего. Я любил его с горячностию, как бы истинного отца, однако ж недолго я остался спокойным: начало познаний моих приводило меня из одного любопытства к другому, и примечания мои открыли мне в пустыннике некоторые странные действия, кои объяснить мне он упрямился, например: я подметил, что он, уединяясь от меня, разговаривает с невидимыми голосами, летает по воздуху на крылатых конях и рачительно запирает от меня некоторые двери подземных наших храмин, находившихся в пещере одной горы. Хотя он и старался успокоить мое любопытство разными хитрыми околичностями, но я имел уже столько проницания, чтоб оным не верить. Как случалось, что пустынник отлучался иногда на несколько дней, сие средство казалось мне удобным к изведанию всего от меня скрываемого. Я притворился успокоившимся и ничего не внимающим, играл моими обыкновенными забавами, но подмечал, куда прячет он ключи свои. Мне удалось унести их, так что он, не схватясь оных, удалился незнаемо куда по своим делам.
Оставшись свободен, дал я волю моему любопытству и, пришед к первой двери, отпер оную. Я проходил сквозь многие представившиеся мне покои и наконец вошел в подземный сад, в котором, однако, сквозь отверстия в горе было весьма светло. Долго гулял я в оном, утешаясь разными дотоле еще не виданными предметами. Правильность дорог, редкость и красота дерев и цветов, водометы и беседки на каждом шаге меня остановляли. Напоследок удивление мое взошло на высочайшую степень: входя в одну из дерев сплетенную сень, увидел я на дерновой софе спящую девицу. Ей не было еще больше восьми лет, но видно уже казалось, какие прелести получит она в возрасте совершенном.
Тогда я не только не имел еще понятия о прелестях нежного пола, но и знал оные только по описанию. Однако я не могу изобразить вам, какое удовольствие находил я взирать на сию девицу: сердце во мне билось, и я, севши близ нее, не смел почти дышать. В таковом положении провел я несколько часов, пока она пробудилась. Я не упомню, какие тогда были наши разговоры, но знаю только то, что мы с того часа сделались друзьями. Мы играли вместе и заплакали, когда я вспомнил, что мне надлежит ее оставить. Я вышел, запер по-прежнему дверь и едва успел положить на прежнее место ключи, как пустынник мой возвратился.
Он схватился ключей, которые всегда нашивал с собою, и, не приметя того, что я украл у него оные, заботился только о том, что оные забыл и чтоб мне они не попались.
— Не видал ли ты моих ключей? — спросил он у меня, как только вошел.
Ответ мой был готов, и я сказал, что нет.
Он, нашед их на том же месте, где забыл, успокоился. Таковым образом мне удавалось часто видеться с девицею, которой имя до сих пор мне неизвестно.
Я спрашивал у нее, каким образом она попалась к пустыннику и зачем он ее содержит так тайно? Она отвечала мне, что пустынник называет ее своею дочерью; что она, как себя помнит, обитает в сем саду; что пустынник приходит к ней только для учения ее в словесных науках; что она находит всегда готовый стол и прочее, когда ей захочется пить или есть. Кроме ж того она не знает ни о чем и не видывала от роду никаких животных, опричь меня и отца своего.
Сие подало мне причину к размышлениям: если девица сия дочь пустынникова, зачем же он не содержит ее так, как меня, на глазах своих, думал я. Однако ж, не имея понятия о различии пола человеческого и о следствиях, производимых природою между молодыми особами различных полов, если предоставить их естественной воле, не нашел я никаких оснований, чтоб воспитатель мой в сем случае поступал справедливо. Но нечем было оное пременить; я опасался, чтоб пустынник не проведал и о тайных наших свиданиях и не пресек бы оных к общему нашему огорчению, ибо мы, не зная почему, любили друг друга смертельно. Время наше протекало во взаимных наставлениях: что я узнавал от моего воспитателя, рассказывал ей, а чему она изучалась от него, толковала мне.
По несчастию моему, пустынник зачал ключи носить в кармане, и мне больше, нежели в два месяца, не удалось их получить. Привычка моя к девице повергла меня в жестокую печаль, что я ее не вижу. Несколько раз покушался я открыть пустыннику, что я ведаю про дочь его, и просить у него дозволения входить к ней, но опасаясь, что он, может быть, на сие не согласится и, узнав, что я пользовался ключами, не будет более оплошен, останавливал слова, готовые сорваться с языка моего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153