В один ясный летний день густое черное облако покрыло столицу косожскую и, учиня тем в обеденное время вечерний мрак, привело всех в ужас. Облако сие, свиваясь в клуб на полях пред городом, разорвалось с великим громом и изрыгнуло из себя чудовище. Ужаснувшиеся косоги бежали на градские стены, чтоб удостовериться в образе, каковым разгневанные, по мнению их, боги их казнить хотят, и едва облако исчезло, увидели они чудовище, идущее к ним. Многих объял трепет и принудил бежать в сокровенные места, но было довольно и отважных, кои пускали в него стрелы и метали с бойниц из пращей великими камнями, хотя без всякого успеха. Смок глотал камни и стрелы, непроницающие тело его, и говорил со страшным хрипением следующее:
Косоги! Не помышляйте нападать на меня обыкновенными человеческими силами; покушения ваши будут гибельны и бесплодны, ибо и самые чрезъестественные средства против меня не могут Одно вам предлагаю на выбор: если не хочете, чтоб я в стране вашей истребил всех живущих, отдайте мне на снедение княжну Светану, после сего я без всякого отлагательства удалюсь из земли вашей в необитаемые Валдайские пустыни.
Сказав сие, чудовище легло на великом камне и ожидало, какое по требованию его взято будет вознамерение. Слышавшие сие косоги с печальным ужасом бежали возвестить о происшедшем своему государю. Несчастный князь оцепенел от слов сих. Хотя он был и добрый монарх, но порфироносец и человек сражались жестоко в его особе. Погибель государства и погибель единочадной дочери — два предмета, равно драгоценные. Великодушие его побуждало самого себя принести на жертву в пользу народную; он хотел сам идти сразиться с чудовищем, чтоб, по крайней мере, погибнуть, не быть жестокосердым свидетелем конца бедной своей Светаны. Но вельможи не допустили его предаться очевидной опасности, равно не хотели они слышать, чтоб надежда княжеского рода пресеклась в единой наследнице престола, если б согласиться на требование чудовища. Они к отчаянному государю приставили верных хранителей, чтоб не допустить в действие гибельного отечеству его великодушия, и в сей раз впервые на свете монарх по усердию подданными взят был под стражу.
Между тем собран великий совет на градской площади. Общая опасность не допускала разделяться голосам, как то обыкновенно бывает в прочем, когда частные корысти владеют вельможами; они и народ согласно приговорили отказать чудовищу в его требовании, хотя бы стоило то погибели всего государства, и доколь небо пошлет им избавление, сражаться с ним и искать средств умертвить его. Множество юношей, испытанных витязей и отрядных полков снимали на себя сей подвиг; предложение их принято с надлежащею благодарностию, заключено оставить на волю их, купно ли, или по одиночке выходить им на сражение, и послать гонцов во все соседственные государства для возвещения о сем приключении сильным могучим богатырям, а особливо к королю Кигану, чтоб узнал он о опасности своей обручницы и государства, коего владеющий род он восстановить долженствует.
Однако все отважные погибли в своем доблественном предприятии; ни сила, ни искусство не возмогали против Смока; он терзал и пожирал всех нападающих.
Посланные гонцы не лучшую имели участь: чудовище прилежно стерегло всех исходящих из города, и все они были плачевною добычею алчных челюстей его. Нельзя было ожидать спасения, кроме от молвы, разнесшей всюду слух о несчастии земли косожской. Отчаянные жители ее не смели выходить из домов своих и взяли последнее прибежище в молитвах к бессмертным; ибо человеки тогда лишь прилежно вопиют на небо, когда сами в себе не видят помощи. Между тем Смок, не могущий войти только в город, опустошал деревни, стада, нивы и луга, и в малые дни можно уже было сказать, что цветущая косожская область вскоре учинится плачевною пустынею...
— Я,— продолжал Астулф, — радовался об успехах мщения покровительствуемого Астарофом чародея. Но чтоб вящей подвергнуть опасности богатыря Булата, ибо не сомневался я, что он при первой вести о сем приключении устремится в Косогию,— вздумал я соорудить ему сильнейших неприятелей, нежели двенадцатиглавый Смок.
Римляне, присвоившие себе право завладеть всем светом, имели на сей конец войска во всех странах обширных границ своих. Полководцы оных готовы были на всякий случай воспользоваться удобным временем к завладению какою-нибудь областию. Камилла, возвратившегося тогда с победою от славного города Вей, беспрестанные войны с немецкими народами принудили расположиться ратию близ Булгарии, и, следственно, был он не в дальности от земли аваров и косогов. Мне известен был гордый и влюбчивый нрав сего римлянина, чем и заключил я воспользоваться, чтоб, внуша ему страсть к княжне Света-не, учинить его врагом королю аварскому Кигану и тем сего отвлечь от помощи стране, надлежащей отцу его возлюбленной; а притом, что не удастся ли и богатыря Булата, готового всегда в близ происшедших войнах искать своей славы, повергнуть на мечи римские.
В таковых расположениях принял я на себя образ старухи и в пристойном придворной косожской одеянии требовал допуска пред Камилла. Получа сей, говорил ему что слава, разнесшаяся о его достоинствах и победах, заочно пленила сердце единственной наследницы сильной области косожской и таковой красавицы, каковая достойна учинить счастливым жребий подобного ему героя; что княжна, государыня ее, быв принуждена повиноваться власти своего родителя, против воли обручена за аварского короля, и, считая участь сию для себя весьма низкою и несчастною, принуждена, забыв девическую благопристойность, взять чрез меня прибежище к победителю почти всего известного света, в твердой надежде, что Камилл храбростию своею избавит ее от противного для ней брака и, может быть, сочтет, что ему приличнее учиниться государем косожским и супругом княжны, составляющей прелестями своими украшение сего века.
Потом показал я римскому военачальнику мечтательный список с лица ее и умел толь сильно заразить его к Светане любовию, что он в то же время отправил послов, как к косожскому князю с требованием дочери его за себя в супружество, так и к аварскому королю с грозным повелением оставить намерение его о союзе с Света-ною. Ожидаемо, что он, хотя посол его, провождаемый мною, безопасно от Смока проехал к двору косожскому, в обоих местах получил отказы. Родитель Светаны отвечал ему, что несчастное обстоятельство страны его не дозволяет ему помышлять ни о каких союзах, а особливо когда дочь его обручена уже по собственному ее выбору за короля Кигана; а сей только был раздражен наглостию Камилловою, что, прогнав посла с бесчестием, объявил римлянам войну и готовился учинить впадение в их области.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153