а как я носил оный на руке моей безопасным, потому считал себя, что унн никогда ее получить не может.
— Враг чести моей,— сказал я, соверша все сие, Гипомену,— ты должен вечно остаться в сем образе и иметь утешение, взирая на прелести сей мертвой головы, когда ты мог осмелиться воспользоваться мне принадлежащим. Не думай, чтоб кто мог освободить тебя от твоего очарованного состояния, ибо не сыщется на свете смертного, могущего преодолеть все соединенные с тем труды и опасности. Твоими наставлениями погублен верный мне Зловуран, но я и мертвый труп его обратил в узел, имеющий содержать беспрестанное течение твоих несчастий. Ведай, что ты до тех пор не избавишься от очарования, пока не преломится надвое мое очарованное копие, коим Зловуран убит: сего быть никогда не может, в рассуждении того, что Доброслав хранит оное, яко зеницу ока своего. Но если то и случится, кто может догадаться перекинуть за себя обломки копия, чтоб учинить из того лук и конь? Но если и сие случится, кто отважится, восседши на коня, ехать к холму, учинившемуся из тела Зловуранова? Кто без оружия сразится с имеющими ожить там каменными львами? Кто осмелится взлесть на неприступный холм, чему будут препятствовать львы, взобраться на дерево, досягающее вершиною до облаков, и, сломя на оном претяжкий грозд, сойти с оным на землю, когда силы и возможности человеческие к тому недостаточны? Пусть бы сие и последовало, но кто возьмет у тебя медную стрелу, которой еще нет и которая учинится при обращении твоем в каменный истукан, если ты о слышанном от меня в наставление кому-нибудь откроешь. Принимай достойное наказание!
Таковым образом оставил я сии жертвы моего мщения и заключил, претворясь в образ сего старика, в коем вы меня видели, обитать в дулебской пещере. Причины, побудившие меня к сему переображению, были те, что мне надлежало сберечь мое обещание и не видать никогда Зимонии, коя, по впадении в руки мои Гипомена, имела уже свободу отлучаться из своего замка и, следственно, могла бы где-нибудь со мною встретиться.
В последи узнал я; что Доброслав соединился со своею супругою и что имеет уже от оной детей. Сие обстоятельство принудило меня стараться о их похищении, однако ж три первые сына прежде меня были унесены Зимониею, как уже о том вы слышали и о чем я в тогдашнее время проведать не мог. Но я и не заботился о сем, для того что мне опасность была от дочери. Между тем нашел я Зелиана, и приятностьми лица его был доведен к восчувствованию дружества к сему младенцу, унес его в мою пещеру и воспитывал оного для учинения во всем богатстве моем по себе наследником; ненависть, питаемая мною тогда к дочерям моим, меня к сему принуждала. Впрочем, боги поправили то, что Зелиан по ребяческому своему любопытству испортил: он обще со своими братьями вошел в объятия моего семейства и поправил ошибкою дочерям моим наказание. Я в заблуждении моем радовался, что дочери мои выйдут за подлых людей в супружество, ибо знал, что один из них будет сапожник, другой жрецов сын, а третий бедного пастуха; но еще больше обрадовался, по познании невинности их, что они стали невестками будущего царя дулебского. Впрочем, обстоятельство сие вам сведомо.
Когда Милостана учинилась беременна дочерью, я никуда уже не отлучался и, присутствуя невидимо при родинах, похитил прекрасного сего младенца. Я не мог колебаться в определении судьбы сей моей добычи: невинная Милосвета возбудила во мне чувствования человечества, и вместо погубления ее, что было у меня в мыслях, определил я воспитать ее. Она соответствовала моим попечениям, и я наконец столько полюбил ее, что не мог не желать ей благополучия. Предсказание волшебной доски представилось мне тогда на память; мне хотелось узнать яснее, кто должен быть унн, коему она предопределяется, и для сего вопросил я опять оную.
Ответ, мною полученный, совершенно утешил меня: я узнал, что Милосвета предопределена в супружество Баламиру, королю уннскому. Но хотя гнев мой противу Гипомена и моего семейства несколько поумягчился, однако ж я не мог без досады слышать подтверждение, что сей Баламир будет и разрушитель моего очарования. Сие привело меня опять в вопросу для чего боги покровительствуют оскорбителей моей чести?
Но могу ли я изобразить мой ужас и угрызение совести, когда чрез ответы волшебной доски был я доказан в невинности всех гонимых мною особ. Я узнал клевету Зловуранову, но поздно уже было мне пременить тяжкую силу моих клятв; мне неможно было поправить проступка, учиненного в моей ярости, и всем подробностям моего очарования надлежало исполниться. Я мог споспешествовать Баламиру в его покушениях к разрушению моего волшебства, но за сие надлежало мне лишиться волшебной моей силы по разуму клятв моих, кои учинил я, не одумавшись. Раскаяние мое требовало от меня таковой важной жертвы, и я не пощадил бы себя, если б поправитель моих проступков нашелся в удобных летах к покушению на отчаянное предприятие. Почему все мое рачение обратил я тогда к поправлению неустройств, произведенных мною в дулебском царстве. Я начал Милосвету воспитывать как царицу, ибо определил чрез нее поправить все разорения, причиненные, по гонениям моим, в Дулебах аварами и во время бесцарствования. Я не оставил побывать и в Уннигарде, чтоб увидеть Баламира... Да, я видел вас, храбрый король,— говорил он, обратясь к нему,— и, невзирая на тогдашнее ваше отрочество, предузнал все имеющие в вас быть дарования. А чтоб неможно было ошибиться в особе вашей по пришествии вашем в совершенной возраст, намазал я это на правом вашем виске пятнышко, произведшее напоследок родинку или подобие оной. Мне не осталось уже заботы о воспитании вашем, потому что родитель ваш Роас прилагал о том неусыпное старание. Я заметил также и добродетели любимца вашего Адавара и старался только внушить ему хоту к странствованию. Я ожидал из того одной той помощи в моих намерениях, что Алавар в своих путешествиях увидит некогда красоту и добродетели царицы дулебской, превосходство ее правления и потому побудит вас к начатию вашего подвига, что по моему расположению и исполнилось.
Нечувствительно вошел я в пользы Милосветины и всех поверженных мною в несчастие до того, что не мог уже не споспешествовать всему тому, что клонилось к их избавлению. Раскаяние мое не дозволяло мне щадить себя, и я не помышлял ни о чем, кроме поправления моего преступления. Но как сие влекло мне лишение моей волшебной власти, то рассудил я, прежде нежели утрачу оную, вопросить еще раз волшебную доску и поступить по ее предписанию.
Получа наставление и следуя оному, во-первых, отыскал я тело царя дулебского, перенес оное в замок дочери моей Замиры и оставил старание о приведении его в жизненность расположениями Зимонии, как уже вы о том слышали от ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153
— Враг чести моей,— сказал я, соверша все сие, Гипомену,— ты должен вечно остаться в сем образе и иметь утешение, взирая на прелести сей мертвой головы, когда ты мог осмелиться воспользоваться мне принадлежащим. Не думай, чтоб кто мог освободить тебя от твоего очарованного состояния, ибо не сыщется на свете смертного, могущего преодолеть все соединенные с тем труды и опасности. Твоими наставлениями погублен верный мне Зловуран, но я и мертвый труп его обратил в узел, имеющий содержать беспрестанное течение твоих несчастий. Ведай, что ты до тех пор не избавишься от очарования, пока не преломится надвое мое очарованное копие, коим Зловуран убит: сего быть никогда не может, в рассуждении того, что Доброслав хранит оное, яко зеницу ока своего. Но если то и случится, кто может догадаться перекинуть за себя обломки копия, чтоб учинить из того лук и конь? Но если и сие случится, кто отважится, восседши на коня, ехать к холму, учинившемуся из тела Зловуранова? Кто без оружия сразится с имеющими ожить там каменными львами? Кто осмелится взлесть на неприступный холм, чему будут препятствовать львы, взобраться на дерево, досягающее вершиною до облаков, и, сломя на оном претяжкий грозд, сойти с оным на землю, когда силы и возможности человеческие к тому недостаточны? Пусть бы сие и последовало, но кто возьмет у тебя медную стрелу, которой еще нет и которая учинится при обращении твоем в каменный истукан, если ты о слышанном от меня в наставление кому-нибудь откроешь. Принимай достойное наказание!
Таковым образом оставил я сии жертвы моего мщения и заключил, претворясь в образ сего старика, в коем вы меня видели, обитать в дулебской пещере. Причины, побудившие меня к сему переображению, были те, что мне надлежало сберечь мое обещание и не видать никогда Зимонии, коя, по впадении в руки мои Гипомена, имела уже свободу отлучаться из своего замка и, следственно, могла бы где-нибудь со мною встретиться.
В последи узнал я; что Доброслав соединился со своею супругою и что имеет уже от оной детей. Сие обстоятельство принудило меня стараться о их похищении, однако ж три первые сына прежде меня были унесены Зимониею, как уже о том вы слышали и о чем я в тогдашнее время проведать не мог. Но я и не заботился о сем, для того что мне опасность была от дочери. Между тем нашел я Зелиана, и приятностьми лица его был доведен к восчувствованию дружества к сему младенцу, унес его в мою пещеру и воспитывал оного для учинения во всем богатстве моем по себе наследником; ненависть, питаемая мною тогда к дочерям моим, меня к сему принуждала. Впрочем, боги поправили то, что Зелиан по ребяческому своему любопытству испортил: он обще со своими братьями вошел в объятия моего семейства и поправил ошибкою дочерям моим наказание. Я в заблуждении моем радовался, что дочери мои выйдут за подлых людей в супружество, ибо знал, что один из них будет сапожник, другой жрецов сын, а третий бедного пастуха; но еще больше обрадовался, по познании невинности их, что они стали невестками будущего царя дулебского. Впрочем, обстоятельство сие вам сведомо.
Когда Милостана учинилась беременна дочерью, я никуда уже не отлучался и, присутствуя невидимо при родинах, похитил прекрасного сего младенца. Я не мог колебаться в определении судьбы сей моей добычи: невинная Милосвета возбудила во мне чувствования человечества, и вместо погубления ее, что было у меня в мыслях, определил я воспитать ее. Она соответствовала моим попечениям, и я наконец столько полюбил ее, что не мог не желать ей благополучия. Предсказание волшебной доски представилось мне тогда на память; мне хотелось узнать яснее, кто должен быть унн, коему она предопределяется, и для сего вопросил я опять оную.
Ответ, мною полученный, совершенно утешил меня: я узнал, что Милосвета предопределена в супружество Баламиру, королю уннскому. Но хотя гнев мой противу Гипомена и моего семейства несколько поумягчился, однако ж я не мог без досады слышать подтверждение, что сей Баламир будет и разрушитель моего очарования. Сие привело меня опять в вопросу для чего боги покровительствуют оскорбителей моей чести?
Но могу ли я изобразить мой ужас и угрызение совести, когда чрез ответы волшебной доски был я доказан в невинности всех гонимых мною особ. Я узнал клевету Зловуранову, но поздно уже было мне пременить тяжкую силу моих клятв; мне неможно было поправить проступка, учиненного в моей ярости, и всем подробностям моего очарования надлежало исполниться. Я мог споспешествовать Баламиру в его покушениях к разрушению моего волшебства, но за сие надлежало мне лишиться волшебной моей силы по разуму клятв моих, кои учинил я, не одумавшись. Раскаяние мое требовало от меня таковой важной жертвы, и я не пощадил бы себя, если б поправитель моих проступков нашелся в удобных летах к покушению на отчаянное предприятие. Почему все мое рачение обратил я тогда к поправлению неустройств, произведенных мною в дулебском царстве. Я начал Милосвету воспитывать как царицу, ибо определил чрез нее поправить все разорения, причиненные, по гонениям моим, в Дулебах аварами и во время бесцарствования. Я не оставил побывать и в Уннигарде, чтоб увидеть Баламира... Да, я видел вас, храбрый король,— говорил он, обратясь к нему,— и, невзирая на тогдашнее ваше отрочество, предузнал все имеющие в вас быть дарования. А чтоб неможно было ошибиться в особе вашей по пришествии вашем в совершенной возраст, намазал я это на правом вашем виске пятнышко, произведшее напоследок родинку или подобие оной. Мне не осталось уже заботы о воспитании вашем, потому что родитель ваш Роас прилагал о том неусыпное старание. Я заметил также и добродетели любимца вашего Адавара и старался только внушить ему хоту к странствованию. Я ожидал из того одной той помощи в моих намерениях, что Алавар в своих путешествиях увидит некогда красоту и добродетели царицы дулебской, превосходство ее правления и потому побудит вас к начатию вашего подвига, что по моему расположению и исполнилось.
Нечувствительно вошел я в пользы Милосветины и всех поверженных мною в несчастие до того, что не мог уже не споспешествовать всему тому, что клонилось к их избавлению. Раскаяние мое не дозволяло мне щадить себя, и я не помышлял ни о чем, кроме поправления моего преступления. Но как сие влекло мне лишение моей волшебной власти, то рассудил я, прежде нежели утрачу оную, вопросить еще раз волшебную доску и поступить по ее предписанию.
Получа наставление и следуя оному, во-первых, отыскал я тело царя дулебского, перенес оное в замок дочери моей Замиры и оставил старание о приведении его в жизненность расположениями Зимонии, как уже вы о том слышали от ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153