В рассуждении ж договора при заключении брачном употребила я в посредство преселения Алциды в очарованную башню нескромность Зелианову, яко не последний порок, в котором надлежало ему исправиться. Но как уединенный замок не подавал способа употребить ему свою болтливость и в рассуждении того, что надлежало мне, для старания о участи Доброславовой, привести в безопасное место и последнюю мою дочь, показалась я ему и учинила таковой вопрос, что неможно ему было вспомнить своего обещания и не сказать мне, что он женат на Алциде. Озерцо, в кое она упала, было привиденное, и она не утонула, как подумал Зелиан, но попалась в надлежащую башню. Я с намерением учинила руку его железною, чтоб он не преставал желать ей исцеления, ибо мужчины иногда забывают своих любовниц и лучше могут помнить о безобразии руки своей. А как я ведала, что совершение подвига, предоставленного Баламиру, зависело от возбуждения в нем любопытства сокрытием от него Зелиановой повести, то превращенная рука удостоверяла меня в лучшей его молчаливости.
— Вы не престаете наказывать меня, любезная матушка,— вскричал Зелиан, поцеловав руку Зимониину, — я хранил мою тайну для исцеления страждущего моего сердца по Алциде, и в награждение за невинное мое страдание должны вы по справедливости пресечь мою с нею разлуку, ибо я чувствую, что сие зависит от собственной вашей воли.
— Нет,— сказала Зимония и продолжала свою повесть.
— Наконец уведомилась я чрез присланного ко мне от неизвестной особы духа, что прекращение всех приключенных мною бедств наступает, но что оное не прежде воспоследует, как по переломлении очарованного копия Доброславом, и о прочем. Тогда я для скорейшего исполнения сего, приняв невидимость, прибыла на сие место. Я спрятала челнок и нитки, кои Доброслав употреблял в починке сетей своих, и подставила на дороге его к ним очарованное копие, чтоб он, зацепясь за оное, пришел в досаду. Ожидание мое имело успех: Доброслав, не нашед челнока, был уже в досаде: я умножала ее, превратясь в муху и щекотя ему нос; он зацепился за копие и, став совершенно раздражен, преломил оное. Тогда я, превратясь в птицу, учинила ему наставление, которое столь удачно послужило неустрашимому Балами-ру и которое внушено мне было от помянутого духа, коего, как я сведала после, присылал ко мне мой супруг.
Он писал ко мне, признаваясь в своей противу меня несправедливости, и обещал предстать в сие место, коль скоро Гипомен освободится от очарования. Однако ж его нет, и, как я вижу, любовь его ко мне совсем остыла, или, может быть, он не истребил в сердце своем подозрения ко мне, внушенного ему Зловураном; ибо в прочем, хотя могла я башню превратить в клетку, но дочери мои останутся хотя не в виде, в каковом в оной обитали, но без короля волшебников будут они сими птичками.
— Сими птичками! — вскричали вне себя дети Доброславовы.
— Ах, жалко, сими птичками! — крикнул Баламир и за ним все собрание.
А Милостана и Рогнеда готовы были плакать так, как мать и женщина.
— Да,— повторила Зимония, вздохнув,— они бы единым взором на отца своего... Боги! - возопила она, пременясь в лице, взглянув на старика, привезшего в лодке детей Доброславовых, и не могла докончить слов своих.
Все также обратили на него взоры, но старик исчез, или, лучше сказать, превратился в доброго мужа, имеющего на главе своей железную корону, по которой и узнали, что он был король волшебников.
Еще все были в удивлении и ожидании, как вопль Зелиана, Доброчеста и Ярослава обратил взоры на другую сторону: Алцида, Замира и Осана, взглянув на своего родителя, избавились от очарования и очутились в объятиях своих супругов. Баламир увидел трех совершеннейших красавиц, лобзающих детей Доброславовых и стремящихся с объятиями к королю волшебников, его супруге, к Доброславу, Милостане, Гипомену и Рогнеде; он чаял узнать в них свою возлюбленную Милосвету, и, может быть, вклепался в которую-нибудь во всяком другом пристойнейшем месте.
Наконец всеобщий восторг пресечен был на несколько королем волшебников: оный приносил Зимонии извинение свое в таковых чистосердечных выражениях, что супруга его не могла надолго остаться равнодушною. По счастию мужского рода, нежный пол в числе добродетелей своих имеет свойство прощать своим изменникам и гонителям; по крайней мере, Зимония доказала его в час сей, бросясь в объятия своему супругу. Любовь их, которой искра таилась еще в их сердце, воспламенясь, ускорила примирение, а тем король волшебников получил свободу удовлетворить Баламиру в объяснении темных мест, оставшихся в общем их приключении. Судьба Милосветина оставалась еще тайною; и хотя страстный любовник был нетерпелив, но королю уннскому надлежало быть благопристойну и дожидаться, по крайней мере, из речей посторонних сведения, коего хотело его сердце. Король волшебников приметил сие и для того поспешил начать свою повесть.
— Данное мною под видом старика обещание,— сказал он,— следует исполнить, к чему и приступлю я в угождение великодушного Баламира, исправившего отважностью и трудами своими учиненные мною погрешности. Но как Гипоменовы приключения сообщены с моими, то я избавлю его от труда оные рассказывать и предложу вкратце о всем, что ведать нужно, чтоб потом приступить свободно к ожидающим нас торжествам.
«Слуга я покорный,—думал Баламир,—если все мое воздаяние будет состоять в куске очарованного пирога или в воззрении на счастье соединенных супругов».
Воображение сие было пресечено чрез.
ПОВЕСТВОВАНИЕ КОРОЛЯ ВОЛШЕБНИКОВ
— Известно уже вам, как я приведен был в несправедливое подозрение ненавистным Зловураном и как неосмотрительность жены моей чрез подарок мне двое-смысленно глаголющей очарованной книги способствовала вооружить меня противу ее, детей моих, Гипомена и всего, до чего он имел участие. Признаюсь, к стыду моему, что я не похотел вникнуть в подробность доноса Зловуранова и, не открыв настоящей истины обстоятельств, предался всей ярости овладевшего мною гнева. Я заклялся отмстить мнимым вредителям моей чести таковыми клятвами, коих я не мог уже нарушить, не погибнув сам. Надлежало заклинаниям моим исполниться, хотя бы я после и пожелал пременить оных строгость.
Соверша то, о чем слышали уже вы от Зимонии в рассуждении ее и дочерей моих, обратил я все внимание мое на Гипомена. Чрезмерно досадно было мне чувствовать, что знание его в волшебстве и сооруженный им потом талисман и броня избавляли его от моей власти. Я не мог ничем повредить ему, кроме составления очарованного копия, которое казалось мне удобным пронзить всю его заволхвованную броню. Я вооружил оным Зловурана и повелел ему всюду его преследовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153