Будто бред какой-то душит тебя и вот-вот ты проснешься и удивленно покачаешь головой: надо же такому присниться! Но — увы! —это была явь!
И вдруг мы увидели, как посреди мертвого поля бьется большая птица. Я давно уже приметил какое-то движение, будто небольшой фонтанчик бил снизу, из-под грязи. Когда «Катунь» подошла ближе, разглядел — альбатрос. Уже не белый, как всегда, а грязно-серый, перемазанный нефтью, он изнемогал в борьбе с вязким засасывающим омутом, хлопал огрузшими мокрыми крыльями и не мог поднять свое отяжелевшее тело.
Видимо, он соблазнился всплывшей дохлой рыбой, присел, чтобы схватить добычу, и нефть склеила ему перья, затянула в свою губительную трясину.
Увидев нас, альбатрос рванулся из последних сил и на какой-то миг приподнялся и, поверив в свободу, издал радостный клич, но за ним потянулись вязкие нефтяные нити и удержали в плену.
«Ну! Ну, давай! — мысленно помогал я ему.— Еще один рывок! Ну, еще!» Казалось, еще мгновение, еще одно последнее усилие — и птица вырвется на свободу.
На помощь к нему бросился с неба другой альбатрос, что все время кружил над ним, хватал клювом за спину, стараясь приподнять, высвободить попавшего в беду сородича.
Отчаянно хлопая склеенными нефтью крыльями, альбатрос тяжело, из последних сил, пробежал по густой мазутной пленке и снова упал в черную зловонную трясину.
И обреченно закричал.
У нас на глазах погибал гордый властелин океанского неба, вечный спутник моряков в дальних плаваниях.
Я обвел глазами всех, кто был в рубке. Капитан, ка-менно сжав челюсти, хмуро смотрел на погибающую птицу. Штурман Гена побледнел. На глазах Фомича копилась влага.
— Может, выудим? — подал голос штурман Гена. Капитан не сразу ответил.
— Все равно погибнет.
Альбатроса уже было не спасти — губительная нефть разъедала его тело. Даже если бы мы и вытащили его на палубу (а это легко сделать), все равно бы он не выжил.
Но альбатрос продолжал битву за свободу, воля к жизни не покинула его. Нет, он не сложил покорно крылья, отдаваясь судьбе, он бился, бился обреченно, как гладиатор, и, может быть, уже и понимал свою обреченность, но не желал сдаваться и сражался до последнего.
Над ним кружил его верный товарищ, пытаясь помочь ему, издавал призывно-тоскливый клич, звал в небо.
Может быть, это была супружеская пара? Может, она или он хотел вызволить ее или его?
Предсмертный крик погибающего альбатроса и тоскливо-беспомощный призыв летающей над ним птицы резали слух, и тревога до боли сжимала сердце.
Мы прошли мимо альбатроса — его качнуло на нашей пологой волне. Со смертной тоской крикнул он нам вслед. Ни у кого не хватило духу оглянуться на обреченную птицу. Все хмуро глядели вперед, ожидая, когда же кончится это проклятое поле.
Над «Катунью» с отчаянным криком пролетел альбатрос, тот, другой, что кружил над погибающим. Увидев, что мы уходим, он кинулся за нами и несколько раз облетел траулер, молил о помощи, звал за собой. Поняв, что мы не поможем, снова полетел к месту, где погибал другой. Мне почему-то подумалось, что это — она. И она просила помощи для своего супруга.
Я оглянулся и с трудом различил место, где в последних усилиях бился альбатрос. Будто небольшой родничок толкался, вскипал в грязи, но силы его иссякли, и родник затих. Над ним продолжал кружить другой альбатрос, то опускаясь, то взмывая вверх, кружил и кричал, кричал, кричал...
Долго потом этот крик преследовал меня, гремел внутри, неожиданно врываясь в тишину рубки среди ночи ли, среди дня...
Альбатрос остался далеко позади, когда мы увидели какие-то комки грязи, впаянные в матовую поверхность нефти, и не сразу поняли, что это погибшие птицы. Чайки ли это были, или еще какой породы птицы — уже не разобрать. Множество птичьих трупов было разбросано по зловещей гиблой пустыне. «Катунь» шла как по полю битвы после побоища.
По бортам в густой вязкой жидкости продолжала тянуться дохлая рыба, уже не серебристо сверкающая, <но безобразно грязная, потерявшая свой природный цвет.
Можно подсчитать, сколько миллионов тонн нефти выливается в океан, какую площадь она загрязняет, но как подсчитать, сколько гибнет рыбы, икры, мальков, всего живого в воде!
Глядя на альбатроса, на дохлую рыбу, на погибших в нефти птиц, нетрудно представить себе судьбу других живых существ, по неосторожности или по глупости угона вших в липкие объятия нефтяного поля. Вообразим на миг, что мы сами попали в губительный смог, что мы вдыхаем смертельные испарения, яд проникает через поры кожи в организм, отравляет кровь, выедает глаза, жжет, душит, вызывает мучительную смерть. Птицы и рыбы, попавшие в нефть, испытывают те же муки, и спасения им нет.
Но это только то, что мы видим, что лежит на поверхности океана и нашего понимания катастрофы. Но мы не видим главного, не знаем, что происходит незримо для человеческого глаза, не догадываемся о последствиях нефтяной чумы. Во всяком случае, мало кто задумывается об этом.
Не задумывался и я, когда смотрел на огромное нефтяное поле, которое полным ходом пересекала «Катунь». Позднее, на берегу, я прочитаю научные труды, просмотрю колонки цифр, диаграммы и таблицы и, осознав, ужаснусь тому, чем грозит такой нефтяной разлив.
«Данные Национального комитета США по изучению океана и атмосферы свидетельствуют о том, что больше половины планктона загрязнено нефтью. Это не может не сказаться на биологических ресурсах океана» (Степанов В. «Природа Мирового океана». Просвещение, 1982).
«...В результате нефтяного загрязнения изменяются в море пищевые связи, нарушаются пути миграции, угнетается: морская растительность, гибнет планктон» («Морской горный промысел». Наука, 1981).
А планктоном, как известно, питается рыба, мелкой рыбой питается более крупная и так далее. Рыбой питается и человек. Такова пищевая цепь. И уничтожение одного из ее звеньев может привести к исчезновению последующих. Многие морские организмы, начиная с водорослей и кончая рыбами, погибают даже при незначительном загрязнении — от 5 до 50 частей нефти на миллион частей воды!
При опытах в лабораториях ученые доказали: достаточно нескольких минут пребывания планктонных организмов в воде с примесью нефти, как они теряют способность к размножению и гибнут даже при немедленном перемещении их в чистую воду. Гибнет и икра. Но если даже она каким-то чудом и не погибнет в нефтяной воде, рее равно возникают аномалии развития организма. На опытах доказано, что у некоторых эмбрионов трески не была развита голова, хотя туловище было нормальным. В других случаях развитие происходило вроде бы нормально, но выклюнувшиеся из икры личинки трески имели искривленное тело. У некоторых тело было так деформировано, что напоминало штопор, они были неестественно слабыми и не могли нормально плавать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
И вдруг мы увидели, как посреди мертвого поля бьется большая птица. Я давно уже приметил какое-то движение, будто небольшой фонтанчик бил снизу, из-под грязи. Когда «Катунь» подошла ближе, разглядел — альбатрос. Уже не белый, как всегда, а грязно-серый, перемазанный нефтью, он изнемогал в борьбе с вязким засасывающим омутом, хлопал огрузшими мокрыми крыльями и не мог поднять свое отяжелевшее тело.
Видимо, он соблазнился всплывшей дохлой рыбой, присел, чтобы схватить добычу, и нефть склеила ему перья, затянула в свою губительную трясину.
Увидев нас, альбатрос рванулся из последних сил и на какой-то миг приподнялся и, поверив в свободу, издал радостный клич, но за ним потянулись вязкие нефтяные нити и удержали в плену.
«Ну! Ну, давай! — мысленно помогал я ему.— Еще один рывок! Ну, еще!» Казалось, еще мгновение, еще одно последнее усилие — и птица вырвется на свободу.
На помощь к нему бросился с неба другой альбатрос, что все время кружил над ним, хватал клювом за спину, стараясь приподнять, высвободить попавшего в беду сородича.
Отчаянно хлопая склеенными нефтью крыльями, альбатрос тяжело, из последних сил, пробежал по густой мазутной пленке и снова упал в черную зловонную трясину.
И обреченно закричал.
У нас на глазах погибал гордый властелин океанского неба, вечный спутник моряков в дальних плаваниях.
Я обвел глазами всех, кто был в рубке. Капитан, ка-менно сжав челюсти, хмуро смотрел на погибающую птицу. Штурман Гена побледнел. На глазах Фомича копилась влага.
— Может, выудим? — подал голос штурман Гена. Капитан не сразу ответил.
— Все равно погибнет.
Альбатроса уже было не спасти — губительная нефть разъедала его тело. Даже если бы мы и вытащили его на палубу (а это легко сделать), все равно бы он не выжил.
Но альбатрос продолжал битву за свободу, воля к жизни не покинула его. Нет, он не сложил покорно крылья, отдаваясь судьбе, он бился, бился обреченно, как гладиатор, и, может быть, уже и понимал свою обреченность, но не желал сдаваться и сражался до последнего.
Над ним кружил его верный товарищ, пытаясь помочь ему, издавал призывно-тоскливый клич, звал в небо.
Может быть, это была супружеская пара? Может, она или он хотел вызволить ее или его?
Предсмертный крик погибающего альбатроса и тоскливо-беспомощный призыв летающей над ним птицы резали слух, и тревога до боли сжимала сердце.
Мы прошли мимо альбатроса — его качнуло на нашей пологой волне. Со смертной тоской крикнул он нам вслед. Ни у кого не хватило духу оглянуться на обреченную птицу. Все хмуро глядели вперед, ожидая, когда же кончится это проклятое поле.
Над «Катунью» с отчаянным криком пролетел альбатрос, тот, другой, что кружил над погибающим. Увидев, что мы уходим, он кинулся за нами и несколько раз облетел траулер, молил о помощи, звал за собой. Поняв, что мы не поможем, снова полетел к месту, где погибал другой. Мне почему-то подумалось, что это — она. И она просила помощи для своего супруга.
Я оглянулся и с трудом различил место, где в последних усилиях бился альбатрос. Будто небольшой родничок толкался, вскипал в грязи, но силы его иссякли, и родник затих. Над ним продолжал кружить другой альбатрос, то опускаясь, то взмывая вверх, кружил и кричал, кричал, кричал...
Долго потом этот крик преследовал меня, гремел внутри, неожиданно врываясь в тишину рубки среди ночи ли, среди дня...
Альбатрос остался далеко позади, когда мы увидели какие-то комки грязи, впаянные в матовую поверхность нефти, и не сразу поняли, что это погибшие птицы. Чайки ли это были, или еще какой породы птицы — уже не разобрать. Множество птичьих трупов было разбросано по зловещей гиблой пустыне. «Катунь» шла как по полю битвы после побоища.
По бортам в густой вязкой жидкости продолжала тянуться дохлая рыба, уже не серебристо сверкающая, <но безобразно грязная, потерявшая свой природный цвет.
Можно подсчитать, сколько миллионов тонн нефти выливается в океан, какую площадь она загрязняет, но как подсчитать, сколько гибнет рыбы, икры, мальков, всего живого в воде!
Глядя на альбатроса, на дохлую рыбу, на погибших в нефти птиц, нетрудно представить себе судьбу других живых существ, по неосторожности или по глупости угона вших в липкие объятия нефтяного поля. Вообразим на миг, что мы сами попали в губительный смог, что мы вдыхаем смертельные испарения, яд проникает через поры кожи в организм, отравляет кровь, выедает глаза, жжет, душит, вызывает мучительную смерть. Птицы и рыбы, попавшие в нефть, испытывают те же муки, и спасения им нет.
Но это только то, что мы видим, что лежит на поверхности океана и нашего понимания катастрофы. Но мы не видим главного, не знаем, что происходит незримо для человеческого глаза, не догадываемся о последствиях нефтяной чумы. Во всяком случае, мало кто задумывается об этом.
Не задумывался и я, когда смотрел на огромное нефтяное поле, которое полным ходом пересекала «Катунь». Позднее, на берегу, я прочитаю научные труды, просмотрю колонки цифр, диаграммы и таблицы и, осознав, ужаснусь тому, чем грозит такой нефтяной разлив.
«Данные Национального комитета США по изучению океана и атмосферы свидетельствуют о том, что больше половины планктона загрязнено нефтью. Это не может не сказаться на биологических ресурсах океана» (Степанов В. «Природа Мирового океана». Просвещение, 1982).
«...В результате нефтяного загрязнения изменяются в море пищевые связи, нарушаются пути миграции, угнетается: морская растительность, гибнет планктон» («Морской горный промысел». Наука, 1981).
А планктоном, как известно, питается рыба, мелкой рыбой питается более крупная и так далее. Рыбой питается и человек. Такова пищевая цепь. И уничтожение одного из ее звеньев может привести к исчезновению последующих. Многие морские организмы, начиная с водорослей и кончая рыбами, погибают даже при незначительном загрязнении — от 5 до 50 частей нефти на миллион частей воды!
При опытах в лабораториях ученые доказали: достаточно нескольких минут пребывания планктонных организмов в воде с примесью нефти, как они теряют способность к размножению и гибнут даже при немедленном перемещении их в чистую воду. Гибнет и икра. Но если даже она каким-то чудом и не погибнет в нефтяной воде, рее равно возникают аномалии развития организма. На опытах доказано, что у некоторых эмбрионов трески не была развита голова, хотя туловище было нормальным. В других случаях развитие происходило вроде бы нормально, но выклюнувшиеся из икры личинки трески имели искривленное тело. У некоторых тело было так деформировано, что напоминало штопор, они были неестественно слабыми и не могли нормально плавать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108