Тих, вежлив, интеллигентен, любит стихи и читает их на память, особенно Лермонтова и Некрасова. И еще любит петь. Это его слабость. Поет приятным голосом, фальшивит мало. Я вспоминаю, как пел он на свадьбе дочери Носача:
Помнишь, мама моя, как девчонку чужую Я привел тебе в дочки, тебя не спросив...
Пел хорошо, вся свадьба притихла, слушала. На свадьбу он прилетел прямо с Кубы. Носач дважды посылал за ним машину на аэродром, и не начали гулять, пока не прибыл друг.
Они давние друзья, не один десяток лет дружат семьями. Давно, еще молодыми, ехали в Клайпеду, направленные на одно судно, и познакомились в купе. Алексей Алексеевич был назначен старпомом, а Носач — третьим штурманом. Из Клайпеды Алексея Алексеевича вскоре отозвали в Калининград и утвердили капитаном на другое судно. Но потом они все же плавали на одном траулере. Носач был дублером капитана у своего друга, вместе осваивали Атлантику. Тогда у берегов Африки встретили они гибнущего яхтсмена, немца из Гамбурга, который боролся со стихией двадцать два дня. Немца взяли на борт траулера, отогрели горячим душем и коньяком, уложили спать, а Носач перешел на полузатопленную яхту и дежурил там всю ночь, откачивая помпой воду. Потом яхту отвели в Дакар. Немец до сих пор шлет поздравления с Новым годом.
Побыв дублером у капитана, Носач поехал в Николаев и получил новый траулер, на котором тонул у Лабрадора, затертый во льдах. Тонул, но не утонул и судно спас и команду.
Пока Носач бороздил Атлантику, Алексей Алексеевич учился в Ленинграде, повышал квалификацию, а когда вернулся, назначили его заместителем начальника базы. Он не хотел сидеть на берегу, рвался в море, но все же вынужден был поработать на административной должности. Бывший начальник базы сказал ему: «Я сделаю из тебя руководящего работника». Но Алексей Алексеевич, отправив в море четырнадцать судов, сам ушел на пятнадцатом и за один рейс стал Героем Соцтруда. Мыслит он масштабно, действительно мог бы стать крупным руководителем, однако любовь к морю пересилила. Так всю жизнь и проходил капитаном. Теперь — начальник промысла.
Они очень разные — эти два друга. Носач — гусар, рубака, порывов своих не сдерживает, даже кудри — густым чубом из-под капитанской фуражки набекрень. Алексей Алексеевич мягче, рассудительнее. С добродушной снисходительностью смотрит на друга. И в то же время они чем-то удивительно схожи. Видимо, море наложило на них отпечаток — одна профессия, одна судьба. Даже живут в одном доме. Главный в их дружбе — Алексей Алексеевич. Оба это понимают. Носач уважителен к другу и называет его не иначе как по имени и отчеству. Нет никакого панибратства — «Эй, Лешка!», всегда — «Алексей Алексеевич». А тот его по-морскому — «Иваныч».
— Придется скоро снижать планы,— говорит начальник промысла и, помолчав, добавляет: — Надо спускаться на большие глубины, осваивать новые породы рыб. А мы все по знакомым квадратам подчищаем. Скоро нас так подожмет, что сразу поумнеем, зашевелимся.
— Ничего нету,— бурчит Носач, глядя на чистый лист самописца.— Вычерпали. Вот и обеспечь тут народный стол! Хорошо Виктору Григорьевичу на берегу планировать. Его там экономические показатели интересуют, а условия выполнения плана теперь диктует море.
— Вот он,— Алексей Алексеевич кивает на океан,— назначает план.
— Милости ждем,— говорю я.— А еще говорим, что мы — владыки.
— Да нет,— раздумчиво возражает начальник промысла.— Это когда-то рыбак ждал милости от моря, и оно давало ему крохи. Теперь просто отбираем. И пролов этот у нас временный. Найдем рыбку, найдем, куда она от человека денется. Где ей с человеком тягаться. У него вон техника, наука! И электросвет, и ультразвук, и телевизор, и гидрофон... Есть гидрофоны, которые записывают шум рыбы при поедании наживки. Через мощные звуковые установки потом проигрывают этот шум в воде и приманивают рыбу с большого расстояния. Она мчится на шум, думая, что ее сородичи пируют, мчится, чтобы тоже утолить голод,— а попадает прямо в трал или рыбо-сос. От кустарного рыболовства перешли к промышленному, так что кто от кого милости ждет — это еще вопрос. Вернее, его уже нет — природа пощады запросила. Человек с первоклассной технической дубинкой вышел на «божью дорогу». Помните, Иван Грозный назвал моря «божьей дорогой»?
Потом, после рейса, на берегу я вычитаю в книге Э. Манн-Боргезе «Драма океана»:
«За сто лет, с 1850 по 1950 г., отлов рыбы в мире вырос в 10 раз, увеличиваясь в среднем на 25% за десятилетие. Затем он вновь удвоился за период с 1950 по 1960 гг. и еще раз — с 1960 по 1970 гг.».
Каков темп!
— Работа рыбаков приобрела характер истребления,— продолжает начальник промысла.— Посмотрите, как ловят. Лишают популяцию возможности выжить. Не дают рыбе воспроизвести себя, не дают ей созреть и пустить потомство, потому что берут ее во время нереста. Так брали сельдь. В результате пришлось наложить запрет на ее вылов. Понадобится несколько лет, чтобы восстановить стадо. Хотя ученые предупреждали, предсказывали такую ситуацию. Уничтожить можно быстро, а вот восстановить — нужны годы и годы, десятилетия. Если человек будет и дальше так вести себя — разразится катастрофа.
— Но — увы! — неразумное берет верх над разумным,— горько усмехается Алексей Алексеевич.— Иррациональное торжествует в наш рациональный век. Биологические ресурсы океана не выдержат технических перемен при переходе от кустарного рыболовства, чем занимался человек испокон веку, к промышленному, чем он стал заниматься в двадцатом веке.
Потом, на берегу, в «Проблемах Мирового океана» я вычитаю:
«В настоящее время количество промысловой рыбы в Мировом океане составляет около 100 млн. т. Но 15—20% от этого количества необходимо оставлять для восстановления стада. Таким образом, можно вылавливать не более 80—85 млн. т, и мировой промысел уже приближается к этой цифре. Увеличение этой цифры будет означать перелов рыбы, т. е. такое состояние, когда восстановление стада уже невозможно».
— У нас начальник базы был, он говорил: «Где есть вода, там должна быть рыба»,— вклинивается в разговор Носач.—А когда его ругали за невыполнение плана, он говорил: «Рыба — не барашек, за хвост не схватишь».
— А где он сейчас?
— На заслуженном отдыхе,— отвечает Носач и хватается за щеку.— О-о, черт, наберут гинекологов в море!
— С лица планеты навсегда исчезло немало видов животных, это теперь всем известно. Одни исчезли, других поместили в Красную книгу. На суше человек уже натворил дел, теперь взялся за океан. А древние индусы говорили: «Этот поток — поток жизни и принадлежит всем». Поток жизни — вот что надо понять! И всем нам надо думать, как спасти его. А мы еще не отвыкли от мысли, что океан — бездонная бочка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Помнишь, мама моя, как девчонку чужую Я привел тебе в дочки, тебя не спросив...
Пел хорошо, вся свадьба притихла, слушала. На свадьбу он прилетел прямо с Кубы. Носач дважды посылал за ним машину на аэродром, и не начали гулять, пока не прибыл друг.
Они давние друзья, не один десяток лет дружат семьями. Давно, еще молодыми, ехали в Клайпеду, направленные на одно судно, и познакомились в купе. Алексей Алексеевич был назначен старпомом, а Носач — третьим штурманом. Из Клайпеды Алексея Алексеевича вскоре отозвали в Калининград и утвердили капитаном на другое судно. Но потом они все же плавали на одном траулере. Носач был дублером капитана у своего друга, вместе осваивали Атлантику. Тогда у берегов Африки встретили они гибнущего яхтсмена, немца из Гамбурга, который боролся со стихией двадцать два дня. Немца взяли на борт траулера, отогрели горячим душем и коньяком, уложили спать, а Носач перешел на полузатопленную яхту и дежурил там всю ночь, откачивая помпой воду. Потом яхту отвели в Дакар. Немец до сих пор шлет поздравления с Новым годом.
Побыв дублером у капитана, Носач поехал в Николаев и получил новый траулер, на котором тонул у Лабрадора, затертый во льдах. Тонул, но не утонул и судно спас и команду.
Пока Носач бороздил Атлантику, Алексей Алексеевич учился в Ленинграде, повышал квалификацию, а когда вернулся, назначили его заместителем начальника базы. Он не хотел сидеть на берегу, рвался в море, но все же вынужден был поработать на административной должности. Бывший начальник базы сказал ему: «Я сделаю из тебя руководящего работника». Но Алексей Алексеевич, отправив в море четырнадцать судов, сам ушел на пятнадцатом и за один рейс стал Героем Соцтруда. Мыслит он масштабно, действительно мог бы стать крупным руководителем, однако любовь к морю пересилила. Так всю жизнь и проходил капитаном. Теперь — начальник промысла.
Они очень разные — эти два друга. Носач — гусар, рубака, порывов своих не сдерживает, даже кудри — густым чубом из-под капитанской фуражки набекрень. Алексей Алексеевич мягче, рассудительнее. С добродушной снисходительностью смотрит на друга. И в то же время они чем-то удивительно схожи. Видимо, море наложило на них отпечаток — одна профессия, одна судьба. Даже живут в одном доме. Главный в их дружбе — Алексей Алексеевич. Оба это понимают. Носач уважителен к другу и называет его не иначе как по имени и отчеству. Нет никакого панибратства — «Эй, Лешка!», всегда — «Алексей Алексеевич». А тот его по-морскому — «Иваныч».
— Придется скоро снижать планы,— говорит начальник промысла и, помолчав, добавляет: — Надо спускаться на большие глубины, осваивать новые породы рыб. А мы все по знакомым квадратам подчищаем. Скоро нас так подожмет, что сразу поумнеем, зашевелимся.
— Ничего нету,— бурчит Носач, глядя на чистый лист самописца.— Вычерпали. Вот и обеспечь тут народный стол! Хорошо Виктору Григорьевичу на берегу планировать. Его там экономические показатели интересуют, а условия выполнения плана теперь диктует море.
— Вот он,— Алексей Алексеевич кивает на океан,— назначает план.
— Милости ждем,— говорю я.— А еще говорим, что мы — владыки.
— Да нет,— раздумчиво возражает начальник промысла.— Это когда-то рыбак ждал милости от моря, и оно давало ему крохи. Теперь просто отбираем. И пролов этот у нас временный. Найдем рыбку, найдем, куда она от человека денется. Где ей с человеком тягаться. У него вон техника, наука! И электросвет, и ультразвук, и телевизор, и гидрофон... Есть гидрофоны, которые записывают шум рыбы при поедании наживки. Через мощные звуковые установки потом проигрывают этот шум в воде и приманивают рыбу с большого расстояния. Она мчится на шум, думая, что ее сородичи пируют, мчится, чтобы тоже утолить голод,— а попадает прямо в трал или рыбо-сос. От кустарного рыболовства перешли к промышленному, так что кто от кого милости ждет — это еще вопрос. Вернее, его уже нет — природа пощады запросила. Человек с первоклассной технической дубинкой вышел на «божью дорогу». Помните, Иван Грозный назвал моря «божьей дорогой»?
Потом, после рейса, на берегу я вычитаю в книге Э. Манн-Боргезе «Драма океана»:
«За сто лет, с 1850 по 1950 г., отлов рыбы в мире вырос в 10 раз, увеличиваясь в среднем на 25% за десятилетие. Затем он вновь удвоился за период с 1950 по 1960 гг. и еще раз — с 1960 по 1970 гг.».
Каков темп!
— Работа рыбаков приобрела характер истребления,— продолжает начальник промысла.— Посмотрите, как ловят. Лишают популяцию возможности выжить. Не дают рыбе воспроизвести себя, не дают ей созреть и пустить потомство, потому что берут ее во время нереста. Так брали сельдь. В результате пришлось наложить запрет на ее вылов. Понадобится несколько лет, чтобы восстановить стадо. Хотя ученые предупреждали, предсказывали такую ситуацию. Уничтожить можно быстро, а вот восстановить — нужны годы и годы, десятилетия. Если человек будет и дальше так вести себя — разразится катастрофа.
— Но — увы! — неразумное берет верх над разумным,— горько усмехается Алексей Алексеевич.— Иррациональное торжествует в наш рациональный век. Биологические ресурсы океана не выдержат технических перемен при переходе от кустарного рыболовства, чем занимался человек испокон веку, к промышленному, чем он стал заниматься в двадцатом веке.
Потом, на берегу, в «Проблемах Мирового океана» я вычитаю:
«В настоящее время количество промысловой рыбы в Мировом океане составляет около 100 млн. т. Но 15—20% от этого количества необходимо оставлять для восстановления стада. Таким образом, можно вылавливать не более 80—85 млн. т, и мировой промысел уже приближается к этой цифре. Увеличение этой цифры будет означать перелов рыбы, т. е. такое состояние, когда восстановление стада уже невозможно».
— У нас начальник базы был, он говорил: «Где есть вода, там должна быть рыба»,— вклинивается в разговор Носач.—А когда его ругали за невыполнение плана, он говорил: «Рыба — не барашек, за хвост не схватишь».
— А где он сейчас?
— На заслуженном отдыхе,— отвечает Носач и хватается за щеку.— О-о, черт, наберут гинекологов в море!
— С лица планеты навсегда исчезло немало видов животных, это теперь всем известно. Одни исчезли, других поместили в Красную книгу. На суше человек уже натворил дел, теперь взялся за океан. А древние индусы говорили: «Этот поток — поток жизни и принадлежит всем». Поток жизни — вот что надо понять! И всем нам надо думать, как спасти его. А мы еще не отвыкли от мысли, что океан — бездонная бочка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108