— Маладэц, кацо! — раздался насмешливый голос с грузинским акцентом.— Красыво бьешь. Варашиловский стрэлок!
Я поднял голову и увидел на шлюпочной палубе моло-дого лысого грузина в яркой цветной рубашке и в шлепанцах. Он стоял, облокотясь на леер, и с интересом наблюдал, как машинист крана, распоясавшись, держит всех в страхе.
— Чэго мелачишься с картошкой! Бэй сразу по рубке,
по стеклам!
Крановщик внял совету, и катушка с тросом, набрав амплитуду, понеслась на грузина.
— Какой паслушный, вай, вай! — крикнул грузин и припустил в рубку, потеряв шлепанец.
Под шумок и я постарался унести ноги. За спиной что-то трещало. Видать, крановщик вошел в раж и крушил на палубе все подряд.
— Скажи там старпому, Мартов смену просит!—крик-* нул мне вслед вахтенный.
— Скажу,— пообещал я и пошел искать начальство, что оказалось сделать не так-то просто в незнакомом лабиринте коридоров и этажей.
Навстречу попался парень, я спросил у него, где каюта старшего помощника.
— Да вот же, прямо перед тобой,— он ткнул пальцем в дверь, окрашенную белой краской.— Видишь, написано «ВК» — высший комсостав. Стучи.
Я постучал раз, постучал два, вежливо. Потом постучал сильнее и все время видел боковым зрением этого парня, он стоял в конце коридора и чего-то ждал.
— Да входи! — крикнул он мне.— Чего стесняешься.
Я открыл дверь.
Передо мною был гальюн. Буквы «ВК» на двери означали — ватерклозет. Услыхал за спиной удаляющийся жизнерадостный хохот. Веселый парень мне попался. Тут надо держать ушки на макушке, подумал я и вспомнил свою давнюю матросскую службу с ее заповедью: не разевай варежку! Моряки любят подначить, хлебом не корми. Ладно, подумал я о веселом парне, попадешься ты мне еще, рассчитаюсь я с тобой горяченькими угольками.
Долго еще плутал я по коридорам, пока нашел каюту с надписью «Старший помощник».
Невысокого роста, белокурый Тин Тиныч (имя я узнал, конечно, позднее — Валентин Валентинович) окинул взглядом мой новый костюм и спросил не очень любезно:
— Что вам?
Видимо, он принял меня за кого-то другого. Я предъявил предписание из отдела кадров базы, в котором было сказано, что такой-то направляется матросом на РТМ «Катунь». Прочитав это, старпом обрадовался мне, как родному брату:
— Ну наконец-то еще один! А то хоть вой — некому работать. Чего они там в кадрах волынку тянут? — спросил меня строго.— Сегодня отход, а еще и половины команды нету.
— Мартов у трапа просит смену,— ляпнул я.
— Вот ключи от каюты, кладите вещи и — вахтенным к трапу!
Я трухнул по-настоящему. Леший тянул меня за язык! Уж никак не ожидал, что вот так сразу за дело. Думал, дадут осмотреться, привыкнуть, прежде чем запрягут. Лихорадочно стал искать спасения, промямлил:
— Понимаете, мне очерк надо успеть сдать. Пока не отошли.
— У меня нет должности журналиста,— отрезал пути отступления старпом.— Верно, Эдик?
Маленький паренек, смуглый, с густыми бровями (потом я узнал, что это рефмеханик), неопределенно улыбнулся. Видимо, из природной деликатности: и старпому хотел потрафить, и меня не обидеть.
— На вахту! — неумолимо закончил нашу дружескую и теплую встречу старпом.
Спас меня капитан. Он появился за спиной у меня, как ангел-хранитель.
— Ладно, с завтрашнего дня назначишь его,— сказал он Тин Тинычу.— У тебя там внизу гулянка идет, женщин на судне больше, чем матросов. Наведи-ка порядок.
Капитан был хмур.
Я поспешил улетучиться. За спиной недовольный голос Носача бухал в переборки каюты:
— Как у тебя с документацией? Судовая роль заполнена? Сколько матросов еще не прибыло? Старший трал-мастер появился, нет?
В жилой палубе, где, говоря дореволюционным языком, живут нижние чины, нашел я номер своей каюты. Открыл ее и остановился в дверях, так сказать, на пороге новой жизни. В этой каюте — один шаг шириной и три длиною — мне предстояло прожить шесть месяцев. Теперь это мой родной дом. Каюта, между прочим, хорошая. Светлая, с умывальником, с зеркалом над ним, с двухъ-ярусной койкой, с красным диванчиком, со столиком, покрытым светлым пластиком, как и стены каюты, с кондиционной установкой для охлаждения или подогрева воздуха и даже с идиллической картинкой над столиком. С чемоданом в руке перешагнул высокий порог. Выглянул в иллюминатор, перед глазами порт. У борта судна разгружались машины с промвооружением, звенел кран, ругался вахтенный у трапа.
Странно все же. Погрузкой занималось человек пять-шесть, и я думал, что на судне больше никого нет, а тут за переборками с обеих сторон слышны песни, хохот, звон гитары. Пока шел по коридору, встретил нескольких девушек с парнями. Лица красные, распаренные. Провожающие, что ли?
Я сидел на холодном и скользком диванчике и слушал топот на палубе — она как раз у меня над головой. Вот потащили волоком цепь, прямо по мозгам. Пробухали шаги. В водолазных галошах на свинцовой подметке, что ли, он прошел? Веселенькое дело! Шесть месяцев вот так будет!
По коридору прошла шумная компания, кто-то хвастливо говорил:
— С Носачом в прогаре не будем. Он Атлантику как свой огород знает.
— Молотить заставит — спина просыхать не будет,— отозвался другой голос.
— Не дрейфь,— сказал первый.— Зато на пай тыщи две с половиной. Уродоваться, так знать за что.
— Носач всегда дает матросу заработать,— вставил третий.— Он на экономические показатели жмет. Верняк.
Взвизгнула девица, раздался звонкий звук пощечины и обиженный голос:
—- Ты чего, недотрога! Я же ухожу.— Голос набирал высоту и злость.— Ты тут... на танцульки бегать будешь, а я там уродоваться! Тебе только боны!
— Хватит, старик, не рви себе душу,— сочувственно сказал кто-то, и компания завернула за угол коридора.
Слышимость здесь, конечно, отличная, как в милых
сердцу блочных малометражных квартирах. В доказательство этой мысли в соседней каюте кто-то запел под гитару, запел будто у меня над ухом: «Рыбак уходит на путину, и чайки плачут за кормой...»
«Как же так?—подумал я.— На погрузке матросов раз-два и обчелся, а тут каждая каюта гуляет».
Взял фотоаппарат и пошел на палубу запечатлеть погрузку. Раз уж рейс начался, надо все зафиксировать на пленку.
И первый, кого увидел, выйдя на палубу, был Чиф! Песик деловито обнюхивал замороженные туши баранов, сваленные друг на друга.
— Чей Кабысдох? — яростно шипел кок и вопросительно уставился на меня. Я покачал головой.
— Чиф его имя,— с достоинством сказал мой знакомый Андрей Ивонтьев, появляясь в дверях надстройки.
— По мне хоть кэп! — выкатил глаза кок.— Убери его к черту! Сейчас санитарный досмотр начнется!
— Усек,— серьезно кивнул Андрей и свистнул песику.— Чиф, смоемся. Досмотр.
На палубе разительная перемена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108