— сердито хмурит брови Шевчук.
— Думаю,— отвечает Ивонтьев.— Я понимаю, что говорю не то, и, конечно, не стал бы бросать его за борт — все равно он не утонет. Дерьмо не тонет.
Матросы дружно хохочут. Они явно на стороне Ивонтьева.
— Он оскорбляет меня, прошу записать в протокол! — вскакивает Дворцов.— Да еще при начальстве. И начальство потакает ему.— Он уже наступает.— За это начальство должно понести ответ.
Носач багровеет, но сдерживает себя. Шевчук призывает собрание к порядку. А Голявкин, пытаясь заступиться за дружка, бьет на жалость:
— Он в детдоме воспитывался, сами знаете. Надо это учесть.
— Из детдома не он один,— подает голос Фомич.—Я тоже из детдомовцев. Еще тридцатых годов.
Для меня это — неожиданность.
Кончилось все это тем, что и Дворцову, и Ивонтьеву вкатили по выговору. Кто-то предложил лишить их премии. После окончания рейса, если план будет перевыполнен, нам дадут премию. Правда, это еще на воде вилами писано. Будет план, нет, никто не знает.
— Еще раз подерутся—лишим,— обещает Носач. —-Пойдем навстречу пожеланиям трудящихся.
— А если — еще? — насмешливо спрашивает Голявкин. Он все время задирается.
— А если — еще, то под суд! — рубит Носач.
— Теперь вопрос о соцсоревновании,— говорит Шевчук.— Думаем заключить договор с траулером Севастопольской базы. Парное соревнование на этот рейс, потом на год, потом на пятилетку...
— На бумаге только и будет это соревнование,— говорит Днепровский.
— Почему на бумаге? — поднимает брови Шевчук.
— Потому что люди-то меняются каждый рейс,—поясняет лебедчик.— Через четыре месяца из нас тут многих не будет.
— Команда меняется,— соглашается Шевчук,— но судно-то остается. Есть же у нас гвардейские корабли, гвардейские дивизии. Они в боях получили это звание. Но тех людей, что завоевали это звание, там уже нет давно. А звание-то осталось. Сыновья, внуки несут это знамя. И оно обязывает. Разве мы не можем заработать почетное звание судна, дающего продукцию только, отличного качества?
— Нам и так дается задание выпускать продукцию только первого сорта,— замечает Соловьев.— На второй сорт задания нет, а на плохую продукцию тем более.
Матросы улыбаются: положил старший тралмастер первого помощника на лопатки, подловил.
— Задание-то дается,— сердито вставляет слово Носач.— А выпускать-то выпускаем.
— Вот и надо сделать так, чтобы выпускали только первый сорт,— подводит итог Шевчук.— А соревнование с севастопольцами будет стимулом. Неужели мы хуже их?
За соцсоревнование проголосовали дружно.
— Было бы что получать в кассе,— хмыкает Голявкин,— а то вкалываешь, вкалываешь...
Голявкин задел все же больную струнку.
— Рыбы стало меньше, а планы растут,— говорит Зайкин.
— План будет расти,— неумолимо подтверждает истину капитан.— Это понятно. А что касается рыбы,— да, рыбы стало меньше. Но ее стало меньше в тех местах, где привыкли ловить. А есть другие районы, и еще не изучено хорошо поведение рыбы, ее миграция. Она то появляется, то исчезает. А куда? Никто не знает.
— Ну так идемте в те места, где рыба! — восклицает Голявкин.
— Бегать по океану невыгодно, это тоже — деньги. Иногда выгоднее ждать рыбу на месте,— отвечает Носач.— Позавчера «Астероид» обнаружил огромные косяки скумбрии. Но взять ее пока не можем. Она на глубине четыреста метров. И куда пойдет она — не знаем. Может, она вот здесь, у нас появится.— Он показывает пальцем в палубу.— Подождем разумное время.
— Вы-то никогда в прогаре не будете,— бурчит Голяв-кин.— А матрос будет лапу сосать.
— Становись на мое место, командуй. А я на твое,— предлагает Носач.— Только, дорогой, на твоем месте я сработаю, а ты на моем нет. И сам прогоришь, и другим не дашь заработать. Пожалуйста, иди в рубку, командуй. Будем говорить откровенно — ни ума у тебя не хватит на это, ни знаний.
Среди матросов оживление, они с насмешкой поглядывают на Голявкина. Слышатся реплики: «Капитан Голяв-кин!», «Бери выше — начальник промысла!», «Ценный руководитель!» Голявкин озирается, отбрехивается, но одному от всей команды не отбиться, все равно на лопатки положат.
Матросы смеются.
А я думаю, что вот в такой ситуации капитан еще должен проявить себя и как полемист. Ну а этому уж нигде не учат, ни в каких учебных заведениях. Нет, Носача голой рукой не схватишь.
Капитан подошел уже к другому вопросу и громит бригаду добытчиков:
— Бригада Зайкина очень медленно отдает трал. Шевелятся как неживые или первый раз в море.
Передо мною встает картина, которую я вижу из рубки каждый день. Готовя трал к подъему для выливки рыбы в чаны, матросы-добытчики тащат трос на корму. Впереди Зайкин впрягся за коренника, перекинув тяжеленный и толстенный трос через плечо, да в руках еще гак-крюк для зацепки. За ним матросы его бригады, через плечо все тот же трос. Упираются в палубу, ноги скользят — судно все время качается на волнах. Наклонившись вперед, ну точь-в-точь бурлаки с репинской картины. Вот уж правда: «Нажал кнопку — и спина мокрая», как любит говорить Днепровский. В век НТР, в век техники на судах еще много тяжелой ручной работы. А бригада добытчиков — бурлаки двадцатого века.
— Соловьев набрал тралов, которые на промысле не нужны,— продолжает Носач.— Тебе столкнули все, что было лишнее на складе и ненужное. Соловьев краснеет.
А капитан уже говорит о том, как лучше организовать работу. И сам говорит, и предложения слушает.
— Надо двумя тралами тралить, попеременке, минут по сорок — шестьдесят,— подает голос Соловьев.
— Правильно! — одобряет капитан предложение старшего тралмастера.— А за это время чтоб в рыбцехе была обработана рыба предыдущего трала.
— Создать такой конвейер,— подхватывает мысль капитана Шевчук.
— Да,— кивает Носач.— Еще какие предложения?
— Надо, чтоб подвахта работала хорошо,— с достоинством произносит Дворцов.
Кстати, подвахта работает лучше, чем бригада. Матросы ленятся, надеясь на подвахту. Матрос из бригады ош-керит одну рыбину, а тот, кто вышел на подвахту,— две. Я это уже заметил. Так что зря Дворцов сказал про подвахту. Он вечно чем-то недоволен.
И все дружно сошлись на одном: надо четче организовать труд. А это уже забота капитана. Тут никуда не прыгнешь. Можно работать вместе с матросами и тем завоевать их симпатию, но если не будет четкого порядка, организации работы, то все равно матрос останется недовольным, а главное — дело будет страдать.
— Все, что зависит от меня, будет сделано,— обещает капитан.— Но и вас по головке гладить не будем. У механика-наладчика, например, постоянно отказывает аппаратура: то в рыбцехе, то в мукомолке, то транспортер.
А почему?
Носач обводит всех грозным взглядом и останавливает его на механике-наладчике, седеющем мужчине, молчаливом и обособленном от всех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
— Думаю,— отвечает Ивонтьев.— Я понимаю, что говорю не то, и, конечно, не стал бы бросать его за борт — все равно он не утонет. Дерьмо не тонет.
Матросы дружно хохочут. Они явно на стороне Ивонтьева.
— Он оскорбляет меня, прошу записать в протокол! — вскакивает Дворцов.— Да еще при начальстве. И начальство потакает ему.— Он уже наступает.— За это начальство должно понести ответ.
Носач багровеет, но сдерживает себя. Шевчук призывает собрание к порядку. А Голявкин, пытаясь заступиться за дружка, бьет на жалость:
— Он в детдоме воспитывался, сами знаете. Надо это учесть.
— Из детдома не он один,— подает голос Фомич.—Я тоже из детдомовцев. Еще тридцатых годов.
Для меня это — неожиданность.
Кончилось все это тем, что и Дворцову, и Ивонтьеву вкатили по выговору. Кто-то предложил лишить их премии. После окончания рейса, если план будет перевыполнен, нам дадут премию. Правда, это еще на воде вилами писано. Будет план, нет, никто не знает.
— Еще раз подерутся—лишим,— обещает Носач. —-Пойдем навстречу пожеланиям трудящихся.
— А если — еще? — насмешливо спрашивает Голявкин. Он все время задирается.
— А если — еще, то под суд! — рубит Носач.
— Теперь вопрос о соцсоревновании,— говорит Шевчук.— Думаем заключить договор с траулером Севастопольской базы. Парное соревнование на этот рейс, потом на год, потом на пятилетку...
— На бумаге только и будет это соревнование,— говорит Днепровский.
— Почему на бумаге? — поднимает брови Шевчук.
— Потому что люди-то меняются каждый рейс,—поясняет лебедчик.— Через четыре месяца из нас тут многих не будет.
— Команда меняется,— соглашается Шевчук,— но судно-то остается. Есть же у нас гвардейские корабли, гвардейские дивизии. Они в боях получили это звание. Но тех людей, что завоевали это звание, там уже нет давно. А звание-то осталось. Сыновья, внуки несут это знамя. И оно обязывает. Разве мы не можем заработать почетное звание судна, дающего продукцию только, отличного качества?
— Нам и так дается задание выпускать продукцию только первого сорта,— замечает Соловьев.— На второй сорт задания нет, а на плохую продукцию тем более.
Матросы улыбаются: положил старший тралмастер первого помощника на лопатки, подловил.
— Задание-то дается,— сердито вставляет слово Носач.— А выпускать-то выпускаем.
— Вот и надо сделать так, чтобы выпускали только первый сорт,— подводит итог Шевчук.— А соревнование с севастопольцами будет стимулом. Неужели мы хуже их?
За соцсоревнование проголосовали дружно.
— Было бы что получать в кассе,— хмыкает Голявкин,— а то вкалываешь, вкалываешь...
Голявкин задел все же больную струнку.
— Рыбы стало меньше, а планы растут,— говорит Зайкин.
— План будет расти,— неумолимо подтверждает истину капитан.— Это понятно. А что касается рыбы,— да, рыбы стало меньше. Но ее стало меньше в тех местах, где привыкли ловить. А есть другие районы, и еще не изучено хорошо поведение рыбы, ее миграция. Она то появляется, то исчезает. А куда? Никто не знает.
— Ну так идемте в те места, где рыба! — восклицает Голявкин.
— Бегать по океану невыгодно, это тоже — деньги. Иногда выгоднее ждать рыбу на месте,— отвечает Носач.— Позавчера «Астероид» обнаружил огромные косяки скумбрии. Но взять ее пока не можем. Она на глубине четыреста метров. И куда пойдет она — не знаем. Может, она вот здесь, у нас появится.— Он показывает пальцем в палубу.— Подождем разумное время.
— Вы-то никогда в прогаре не будете,— бурчит Голяв-кин.— А матрос будет лапу сосать.
— Становись на мое место, командуй. А я на твое,— предлагает Носач.— Только, дорогой, на твоем месте я сработаю, а ты на моем нет. И сам прогоришь, и другим не дашь заработать. Пожалуйста, иди в рубку, командуй. Будем говорить откровенно — ни ума у тебя не хватит на это, ни знаний.
Среди матросов оживление, они с насмешкой поглядывают на Голявкина. Слышатся реплики: «Капитан Голяв-кин!», «Бери выше — начальник промысла!», «Ценный руководитель!» Голявкин озирается, отбрехивается, но одному от всей команды не отбиться, все равно на лопатки положат.
Матросы смеются.
А я думаю, что вот в такой ситуации капитан еще должен проявить себя и как полемист. Ну а этому уж нигде не учат, ни в каких учебных заведениях. Нет, Носача голой рукой не схватишь.
Капитан подошел уже к другому вопросу и громит бригаду добытчиков:
— Бригада Зайкина очень медленно отдает трал. Шевелятся как неживые или первый раз в море.
Передо мною встает картина, которую я вижу из рубки каждый день. Готовя трал к подъему для выливки рыбы в чаны, матросы-добытчики тащат трос на корму. Впереди Зайкин впрягся за коренника, перекинув тяжеленный и толстенный трос через плечо, да в руках еще гак-крюк для зацепки. За ним матросы его бригады, через плечо все тот же трос. Упираются в палубу, ноги скользят — судно все время качается на волнах. Наклонившись вперед, ну точь-в-точь бурлаки с репинской картины. Вот уж правда: «Нажал кнопку — и спина мокрая», как любит говорить Днепровский. В век НТР, в век техники на судах еще много тяжелой ручной работы. А бригада добытчиков — бурлаки двадцатого века.
— Соловьев набрал тралов, которые на промысле не нужны,— продолжает Носач.— Тебе столкнули все, что было лишнее на складе и ненужное. Соловьев краснеет.
А капитан уже говорит о том, как лучше организовать работу. И сам говорит, и предложения слушает.
— Надо двумя тралами тралить, попеременке, минут по сорок — шестьдесят,— подает голос Соловьев.
— Правильно! — одобряет капитан предложение старшего тралмастера.— А за это время чтоб в рыбцехе была обработана рыба предыдущего трала.
— Создать такой конвейер,— подхватывает мысль капитана Шевчук.
— Да,— кивает Носач.— Еще какие предложения?
— Надо, чтоб подвахта работала хорошо,— с достоинством произносит Дворцов.
Кстати, подвахта работает лучше, чем бригада. Матросы ленятся, надеясь на подвахту. Матрос из бригады ош-керит одну рыбину, а тот, кто вышел на подвахту,— две. Я это уже заметил. Так что зря Дворцов сказал про подвахту. Он вечно чем-то недоволен.
И все дружно сошлись на одном: надо четче организовать труд. А это уже забота капитана. Тут никуда не прыгнешь. Можно работать вместе с матросами и тем завоевать их симпатию, но если не будет четкого порядка, организации работы, то все равно матрос останется недовольным, а главное — дело будет страдать.
— Все, что зависит от меня, будет сделано,— обещает капитан.— Но и вас по головке гладить не будем. У механика-наладчика, например, постоянно отказывает аппаратура: то в рыбцехе, то в мукомолке, то транспортер.
А почему?
Носач обводит всех грозным взглядом и останавливает его на механике-наладчике, седеющем мужчине, молчаливом и обособленном от всех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108