— Подобрать трал! — капитанская команда как выстрел.
Володя Днепровский, опрокинув ведро, в мгновение ока оказывается возле пульта управления лебедками и передвигает рукоятки, врубает машину на полную мощность, чтобы погасить инерцию судна.
— Стоп машина! — новый приказ капитана.
Штурман Гена одним прыжком оказывается у пульта управления машиной и передвигает телеграф на "стоп"
Носач продолжает подавать тифоном прерывистые тревожные гудки.
А танкер надвигается на нас, его громада уже заполнила все небо. Успеем ли мы выскочить из-под его тарана?! Успеем ли?!
Я уже понял маневр капитана. Подбирая трал и застопорив машину, он тормозил движение «Катуни». Огромный трал за кормой становился якорем и не давал траулеру двигаться вперед по инерции, что всегда бывает при остановке машины. Точный глаз капитана и его огромный опыт выискали единственную щель в этой ситуации, чтобы спасти судно. Если танкер будет идти прежним курсом и при такой же скорости, то, затормозив при помощи трала, Носач дает танкеру возможность проскочить у нас перед носом. А танкер как шел, так и идет.
— Чего они там? — срывается у меня.
— Без рулевого идут,— отрывисто бросает Носач.
Ошарашенный, я не успеваю задать следующий вопрос: «Почему без рулевого?» — как все мы, и те, кто в рубке, и те, кто на палубе, видим, что по правому борту танкера к надстройке бежит человек, он несется по палубе как спринтер и, не снижая скорости, взлетает по наружному трапу все выше и выше, а мы, замерев, не спускаем с него глаз, понимая, что именно от этого "сломя голову бегущего человека зависит наша судьба. Наконец он достигает шестого этажа и скрывается в рубке. И мы видим, как стал опадать белый бурун перед «бульбой» и как за кормой судна, наоборот, выросли белые спасительные волны — танкер дал задний ход и начинает медленно, а потом все быстрее и быстрее заваливаться на правый борт, все больше и больше обнажая нашему взору левый борт, на котором белой краской крупно написано «Locarno».
— Трави ваера! — приказывает капитан.— Полный, вперед! Право на борт! Двадцать!
— Есть трави ваера! Есть полный вперед! Есть право на борт! Двадцать! — одновременно все трое — Володя, штурман и я — повторяем приказ капитана.
Нет, никогда еще так точно, с такой тщательностью не выполнял я приказа капитана, как сейчас. Повернул «Катунь» точно на двадцать градусов, и ни секундой больше или меньше, и замер на этом курсе. И «Катунь», будто понимая, что капризничать сейчас нельзя—не то время! — ведет себя безукоризненно. «Молодец, милая!»— хвалю я ее. Наверное, сейчас бы я смог сдать на аттестат рулевого высшего класса — ллойдовского. Вот уж правда: «Нужда заставит шанежки есть», как говаривала моя бабка.
А танкер все больше и больше показывает нам левый борт и продолжает боком надвигаться на нас всей своею громадой. Уже заслонил собою весь белый свет. Если он коснется нас — раздавит в лепешку. Сейчас все зависит от того, какая щель окажется между нашими бортами. Когда близко сходятся корабли, то их тащит друг на друга, потому что давление воды на внешние борта больше, чем на внутренние, и корабли неумолимо притягивает друг к другу. А на такой скорости, на какой идет транспорт, нас просто расплющит об этот мощный высокий борт, как утлую лодчонку о гранитную скалу. Оцепенело застыли матросы на палубе. Мы разошлись на пределе.
Высокий черный борт танкера пронесся рядом, заслонив солнце и погрузив нас в свою зловещую тень. Опахнуло нефтяным холодом, и танкер, как скала, прошелестел мимо. «Пронесло, так его растак! — Я почувствовал, как ослабли ноги.— Ну, в рубашке ты родился, алтайский парень!»
— Прямо руль!—донеслась до меня команда, будто
сквозь воду.
— Есть прямо руль! — отвечаю я, а перед глазами все еще стоит высокий, могучий и черный борт танкера.
И эта чернота и мощь вдруг напоминают мне давно прошедшее, тот страх, то отчаяние, какие испытал я, будучи водолазом, попав между понтоном и бортом судна, когда я сам уже ничего не мог сделать, чтобы спасти себе жизнь,— все зависело от расторопности водолаза, стоящего на шланг-сигнале. Он успел выдернуть меня из щели сходящихся своими громадами понтона и судна, они раздавили бы меня вместе со скафандром.
Теперь повторилось почти то же самое.
И только позднее я осознал все команды капитана. Когда он приказал «полный вперед», «трави ваера» и «право двадцать» — то этим броском он выводил «Ка-тунь» из-под бокового удара танкера. Трал майнали, чтобы он уже не был якорем, чтобы ослабли вожжи, сдерживающие «Катунь».
Когда плавучий айсберг показал нам корму, на которой мы все прочитали порт приписки «Panama», я почувствовал, как у меня трясутся поджилки и все тело покрыто холодной испариной.
Переводя дух, я осторожно поглядываю на тех, кто в рубке.
Бледный штурман Гена смахивает с лица пот, он течет ручьями по щекам. Капитан закуривает сигарету, и спички одна за другой ломаются у него в пальцах. Володя Днепровский стоит в луже грязной воды, что вытекла из ведра, которое он сам же и опрокинул, и не замечает этого.
Стали оттаивать и матросы на палубе, зашевелились, все еще провожая глазами промелькнувшую рядом скалу с кровавыми буквами «Е s s о» на трубе.
Бледность проступила сквозь загар Эдика, а Мишель де Бре пристально смотрит на танкер, и глаза его мстительно прищурены. Дворцов вертит головой и, нервно похохатывая, говорит неузнаваемо тонким голосом:
— Чуть не гробанулись! А! Чуть!..
— Да заткнись ты! — рыкает на него Мишель де Бре.
— Ты что, с цепи сорвался! — отступает Дворцов, но удержать радость не может и даже всхлипывает: — Чуток бы — и все.
Мартов стоит остолбенело и молча провожает глазами транспорт.
Все понимают, что нас спас капитан. Все смотрят на него. А он уже наклонился над фишлупой, намертво зажав сигарету в зубах, и хмуро смотрит на экран. И только побелевшие костяшки пальцев, которыми он впился в поручни фишлупы, выдают, что он тоже еще не остыл, еще во власти пережитого.
— Майнать трал? — несмело подает голос Володя. Он, видимо, думает, что капитан забыл, что майнаются ваера, и надо ли их еще майнать.
— Майнать! — хрипло выдавливает Носач, не отрывая глаз от фишлупы. И после каждой глубокой затяжки пепел стремительно нарастает на конце сигареты и падает капитану на обрезанные для удобства сандалеты.
Я вдруг подумал, что из ситуации, в какую мы попали, можно было бы выйти и другим путем: обрубить трал и свободно маневрировать. Но капитан на это не пошел. Он спас и судно, и трал.
Я оглядываюсь. Танкер уже далеко, его белая надстройка, как скала, уходит в океан.
— Почему он без рулевого? — задаю я вопрос, все время мучающий меня.
— Фирма экономит на рулевых,— неохотно откликается Носач.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108