Раз, два, три! Раз, два, три! Работа как на конвейере.
Порою попадает такая длинная сабля, что приходится ее рассекать на две, а то и на три части. Чаще всего это делает топором Володя. Работает он с азартом, весело, чувствуется, что ему это в удовольствие: поразмяться всласть, помахать топориком, разогнать молодую кровь.
Корзины не успевают оттаскивать, и ошкеренная сабля лежит на палубе.
— Эй, мариманы, почему хвосты не рубите? — кричит
Мишель де Бре.
Он заметил, что кто-то в спешке не отсек хвост.
— Рыба должна быть с хвостом, иначе что это за рыба! — отшучивается старший тралмастер.
Он стоит за столом против меня и работает сноровисто, ловко, красиво. Сразу видать — рыбак бывалый. И вдруг замечаю, что он делает ножом на одно движение меньше, чем я,— одним взмахом руки ошкеривает рыбину. Я же на эту операцию трачу два движения. А он: взмах — и рыба ошкерена! Взмах — и готово! Взмах — и давай другую!
А ну-ка и я так. Взмах — и осечка! Взмах — и ничего не получается. Что за черт! Как это он делает?
Приглядываюсь. Он держит нож совсем не так, как я, держит чуть наискосок. Поэтому передней острой гранью ножа он вспарывает рыбу, а другой, задней гранью, тут же тащит внутренности. Вон как, оказывается. Давай-ка попробуем. Взмах — и не получается! Взмах — и уже лучше! Взмах —еще лучше! Во-от, мы тоже не лыком шиты.
Замечаю, что Соловьев начинает работать медленнее, аккуратнее. Встречаемся глазами. Ага! Он замедлил темп работы, чтобы показать мне, как надо держать нож, как надо вспарывать брюшко рыбе. Я киваю ему, мол, понял. Соловьев улыбается. Улыбка у него хорошая, чуть застенчивая. А глаза грустные, даже когда улыбается.
Только размахался я, только вошел в азарт и — стоп! Что такое? Заело с подачей. Штурман Гена и Мартов упрели: не успевают обеспечивать нас.
— Рыбы!—стучат матросы ножами по столу.
— Рыбы! — ору и я. А как же! Все кричат. Я тоже не рыжий.
— Сами становитесь на подачу! — огрызается штурман Гена.— Сачки! Встали с ножичками прохлаждаться.
«Ничего себе — прохлаждаться! — думаю я.— Вся спина в мыле. Два часа без передышки шкерим».
— Надо сменить,— говорит Соловьев.— Им больше всех достается.
Он втыкает нож в доску стола и идет на подачу.
На палубе появляется капитан, окидывает все вокруг зорким наметанным взглядом и тоже становится на подачу. Появление капитана заставляет всех подтянуться, собраться, и опять застучал Володин топор, зашлепали рыбины на стол, заходили ножи. Пошла работа!
— Головы отсекать надо! — кричит Мишель де Бре, увидев саблю с полуотрубленной головой,— удар Володи был неточен.
— Механикам ее отсечь! — скалит зубы «головоруб» Володя.— Вторую пилу не могут сделать.
— Им бы еще кое-что отрезать! — хохочут матросы. У механиков что-то заело, и вторую циркульную пилу они не успели подготовить к большой рыбе.
— Рекламацию захотели! — опять кричит Мишель де Бре.
Качество шкерки должно быть хорошее, а то можно получить рекламацию по качеству, и тогда все наши труды пойдут насмарку.
— Старшего механика ко мне! — приказывает капитан, не переставая подавать рыбу на шкерочный стол. Кто-то побежал за ним.
Вскоре «дед» показался на палубе.
— Видишь! — Носач тычет пальцем в гору рыбы.
— Вижу,— отвечает «дед», отлично понимая, зачем его вызвали на палубу.
— Когда вторая пила будет?
— Часа через два.
— Через час! —жестко приказывает капитан.— И ни минутой позже!
Стармех быстро Покидает палубу.
А на другом столе визжит циркульная пила, и работа у той группы матросов идет быстрее. Но смотреть некогда, за нашим столом тоже не зевай.
Раз, два! — и рыбина летит в корзину. Раз, два! — и еще одна. Раз, два! — и корзина полная.
А на подаче соревнуются Носач и Соловьев. Кто быстрей, кто ловчей. Работают красиво, споро, со знанием дела. Мы уже не кричим: «Давай рыбу!» Мы едва успеваем ее ошкеривать, а Носач и Соловьев все подают и подают новые порции. Наклон — бросок, наклон — бросок! Как автоматы. Ни один другому уступить не хочет. Высокий, еще стройный для своих лет, поджарый капитан, а рядом маленький, гибкий старший тралмастер.
Мы все с интересом наблюдаем за этим поединком. Кто — кого!
У Носача потек пот по шее, но скорости он не сбавляет. У Соловьева тоже потемнели и прилипли к голове жидкие соломенные волосы, заблестела спина, но движения его по-прежнему ловки и точны. Интересно, кто из них сдастся первым?
— Капитан загонит тралмастера,— тихо говорит Володя Днепровский.— Со свежими рилами пришел.
— Это еще бабушка надвое сказала,— не соглашается Мишель де Бре.
— Поглядим, сказал слепой,— вмешивается Мартов.
Все сами работают как черти и в то же время не спускают глаз с капитана и тралмастера. Те это чувствуют и увеличивают темп. Рыба так и мелькает в воздухе. Мы уже едва успеваем справляться с ней. Не знаю уж кто кого из них осилит, а вот меня они уложат на лопатки — это уж точно.
Носач и Соловьев уцепились за одну рыбину, выдернули ее из «песчаного карьера» и оба враз отпустили. Серебряная сабля шлепнулась на палубу. Они засмеялись, глядя друг на друга, засмеялись и матросы, у всех стало хорошо на душе, засветились лица.
— Ну ты упрямый,—похвалил Носач и с трудом разогнулся. «Нет, не молодая у тебя спинка, не молодая!» — подумал я.
— Да и вы тоже,— скупо улыбнулся Соловьев, смахивая пот со лба.
— Нашла коса на камень! — до ушей растягивает рот Мартов.
— Не отвлекайся! —приказывает ему Носач и кидает рыбину на стол.
Снова работа. Снова бешеный темп. Время проносится мгновенно. Не успели опомниться, команда:
— Освободить палубу! Подъем трала! «Песчаный карьер» уже выработан.
— Эй, убирайте столы! — кричит Зайкин. Шкерочные столы тяжелые, из сырых толстых плах, и
никто не хочет с ними возиться.
— Грыжу с этими столами наживешь,— ворчит Володя Днепровский.— Кто состряпал их такими? Боцман? Пусть он и таскает. Их же чемпион мира не подымет.
— Давай, давай, интеллигенция! —орет на весь океан Зайкин. Глотка у него луженая, прямо боцманская, а самого боцмана почему-то на палубе не видно.
Трал вот-вот всплывет, и бригадиру добытчиков Зай-кину нужна свободная палуба, а «интеллигенция» — это, видимо, в мой огород. И я иду за Володей Днепровским к столу. Остальные лежат, наблюдают: справимся, нет мы вдвоем с этим чертовым столом. Володя — медведь, но я ему плохой помощник. Неужели никто не придет на помощь? Так вот будут полеживать и посматривать на нас?
И тут на палубе вдруг появляется наш повар — еще молодой мужчина, прославившийся тем, что на вопрос Носача, чем отличается котлета от бифштекса, бодро ответил: «Бифштекс больше». Был такой случай, когда капитан устроил ему разнос за плохой обед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Порою попадает такая длинная сабля, что приходится ее рассекать на две, а то и на три части. Чаще всего это делает топором Володя. Работает он с азартом, весело, чувствуется, что ему это в удовольствие: поразмяться всласть, помахать топориком, разогнать молодую кровь.
Корзины не успевают оттаскивать, и ошкеренная сабля лежит на палубе.
— Эй, мариманы, почему хвосты не рубите? — кричит
Мишель де Бре.
Он заметил, что кто-то в спешке не отсек хвост.
— Рыба должна быть с хвостом, иначе что это за рыба! — отшучивается старший тралмастер.
Он стоит за столом против меня и работает сноровисто, ловко, красиво. Сразу видать — рыбак бывалый. И вдруг замечаю, что он делает ножом на одно движение меньше, чем я,— одним взмахом руки ошкеривает рыбину. Я же на эту операцию трачу два движения. А он: взмах — и рыба ошкерена! Взмах — и готово! Взмах — и давай другую!
А ну-ка и я так. Взмах — и осечка! Взмах — и ничего не получается. Что за черт! Как это он делает?
Приглядываюсь. Он держит нож совсем не так, как я, держит чуть наискосок. Поэтому передней острой гранью ножа он вспарывает рыбу, а другой, задней гранью, тут же тащит внутренности. Вон как, оказывается. Давай-ка попробуем. Взмах — и не получается! Взмах — и уже лучше! Взмах —еще лучше! Во-от, мы тоже не лыком шиты.
Замечаю, что Соловьев начинает работать медленнее, аккуратнее. Встречаемся глазами. Ага! Он замедлил темп работы, чтобы показать мне, как надо держать нож, как надо вспарывать брюшко рыбе. Я киваю ему, мол, понял. Соловьев улыбается. Улыбка у него хорошая, чуть застенчивая. А глаза грустные, даже когда улыбается.
Только размахался я, только вошел в азарт и — стоп! Что такое? Заело с подачей. Штурман Гена и Мартов упрели: не успевают обеспечивать нас.
— Рыбы!—стучат матросы ножами по столу.
— Рыбы! — ору и я. А как же! Все кричат. Я тоже не рыжий.
— Сами становитесь на подачу! — огрызается штурман Гена.— Сачки! Встали с ножичками прохлаждаться.
«Ничего себе — прохлаждаться! — думаю я.— Вся спина в мыле. Два часа без передышки шкерим».
— Надо сменить,— говорит Соловьев.— Им больше всех достается.
Он втыкает нож в доску стола и идет на подачу.
На палубе появляется капитан, окидывает все вокруг зорким наметанным взглядом и тоже становится на подачу. Появление капитана заставляет всех подтянуться, собраться, и опять застучал Володин топор, зашлепали рыбины на стол, заходили ножи. Пошла работа!
— Головы отсекать надо! — кричит Мишель де Бре, увидев саблю с полуотрубленной головой,— удар Володи был неточен.
— Механикам ее отсечь! — скалит зубы «головоруб» Володя.— Вторую пилу не могут сделать.
— Им бы еще кое-что отрезать! — хохочут матросы. У механиков что-то заело, и вторую циркульную пилу они не успели подготовить к большой рыбе.
— Рекламацию захотели! — опять кричит Мишель де Бре.
Качество шкерки должно быть хорошее, а то можно получить рекламацию по качеству, и тогда все наши труды пойдут насмарку.
— Старшего механика ко мне! — приказывает капитан, не переставая подавать рыбу на шкерочный стол. Кто-то побежал за ним.
Вскоре «дед» показался на палубе.
— Видишь! — Носач тычет пальцем в гору рыбы.
— Вижу,— отвечает «дед», отлично понимая, зачем его вызвали на палубу.
— Когда вторая пила будет?
— Часа через два.
— Через час! —жестко приказывает капитан.— И ни минутой позже!
Стармех быстро Покидает палубу.
А на другом столе визжит циркульная пила, и работа у той группы матросов идет быстрее. Но смотреть некогда, за нашим столом тоже не зевай.
Раз, два! — и рыбина летит в корзину. Раз, два! — и еще одна. Раз, два! — и корзина полная.
А на подаче соревнуются Носач и Соловьев. Кто быстрей, кто ловчей. Работают красиво, споро, со знанием дела. Мы уже не кричим: «Давай рыбу!» Мы едва успеваем ее ошкеривать, а Носач и Соловьев все подают и подают новые порции. Наклон — бросок, наклон — бросок! Как автоматы. Ни один другому уступить не хочет. Высокий, еще стройный для своих лет, поджарый капитан, а рядом маленький, гибкий старший тралмастер.
Мы все с интересом наблюдаем за этим поединком. Кто — кого!
У Носача потек пот по шее, но скорости он не сбавляет. У Соловьева тоже потемнели и прилипли к голове жидкие соломенные волосы, заблестела спина, но движения его по-прежнему ловки и точны. Интересно, кто из них сдастся первым?
— Капитан загонит тралмастера,— тихо говорит Володя Днепровский.— Со свежими рилами пришел.
— Это еще бабушка надвое сказала,— не соглашается Мишель де Бре.
— Поглядим, сказал слепой,— вмешивается Мартов.
Все сами работают как черти и в то же время не спускают глаз с капитана и тралмастера. Те это чувствуют и увеличивают темп. Рыба так и мелькает в воздухе. Мы уже едва успеваем справляться с ней. Не знаю уж кто кого из них осилит, а вот меня они уложат на лопатки — это уж точно.
Носач и Соловьев уцепились за одну рыбину, выдернули ее из «песчаного карьера» и оба враз отпустили. Серебряная сабля шлепнулась на палубу. Они засмеялись, глядя друг на друга, засмеялись и матросы, у всех стало хорошо на душе, засветились лица.
— Ну ты упрямый,—похвалил Носач и с трудом разогнулся. «Нет, не молодая у тебя спинка, не молодая!» — подумал я.
— Да и вы тоже,— скупо улыбнулся Соловьев, смахивая пот со лба.
— Нашла коса на камень! — до ушей растягивает рот Мартов.
— Не отвлекайся! —приказывает ему Носач и кидает рыбину на стол.
Снова работа. Снова бешеный темп. Время проносится мгновенно. Не успели опомниться, команда:
— Освободить палубу! Подъем трала! «Песчаный карьер» уже выработан.
— Эй, убирайте столы! — кричит Зайкин. Шкерочные столы тяжелые, из сырых толстых плах, и
никто не хочет с ними возиться.
— Грыжу с этими столами наживешь,— ворчит Володя Днепровский.— Кто состряпал их такими? Боцман? Пусть он и таскает. Их же чемпион мира не подымет.
— Давай, давай, интеллигенция! —орет на весь океан Зайкин. Глотка у него луженая, прямо боцманская, а самого боцмана почему-то на палубе не видно.
Трал вот-вот всплывет, и бригадиру добытчиков Зай-кину нужна свободная палуба, а «интеллигенция» — это, видимо, в мой огород. И я иду за Володей Днепровским к столу. Остальные лежат, наблюдают: справимся, нет мы вдвоем с этим чертовым столом. Володя — медведь, но я ему плохой помощник. Неужели никто не придет на помощь? Так вот будут полеживать и посматривать на нас?
И тут на палубе вдруг появляется наш повар — еще молодой мужчина, прославившийся тем, что на вопрос Носача, чем отличается котлета от бифштекса, бодро ответил: «Бифштекс больше». Был такой случай, когда капитан устроил ему разнос за плохой обед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108