— День еще не закончился, клянусь Богом!
— Ты прав, Тайлер, — ответил Струан. — Осталось уладить еще один маленький спор.
— Да, клянусь Богом. — Брок начал проталкиваться сквозь немую толпу к помосту.
Тревога тут же вернулась к Кулуму, теперь она стала еще мучительнее, чем раньше.
— Послушай, отец, — торопливо заговорил он. — Дядя Робб прав. Брок отступится, когда цена дойдет до…
— Во имя Христа, не начинай все с начала, парень. Kpyглый холм принадлежит «Благородному Дому».
Кулум беспомощно посмотрел на отца. Потом молча зашагал к столику аукциониста.
— Какого дьявола, что с ним такое? — спросил Струан у Робба.
— Ума не приложу. Он сегодня целый день места себе не находит, прямо как сука во время течки.
В этот момент Струан заметил Сару. Она стояла у края толпы с бледным лицом, похожая на статую. Карен прижалась к ее боку. Струан взял Робба под руку и повел к ним.
— Ты ведь еще ничего не говорил Саре, Робб, не так ли? О том, что остаешься?
— Нет.
— Сейчас самый подходящий момент. Теперь вы снова богаты.
Они подошли к Саре, но она их не замечала.
— Пливет, дядя Дилк, — сказала Карен. — Можно мне поиглать вашими класивыми килпичиками?
— Они в самом деле настоящие, Дирк? — проговорила Сара, не отрывая взгляда от серебра.
— Да, Сара, — ответил ей Робб.
— Одному Богу известно, как тебе это удалось, Дирк, но спасибо тебе. — Ребенок зашевелился у нее в животе, она поморщилась и достала нюхательные соли. — Это значит… это значит, что мы спасены, не так ли? — Да, — ответил Струан.
— Мамочка, ну можно мне поиглать одним таким? — пронзительно прокричала ей Карен.
— Нет, дорогая. Беги поиграй где-нибудь. — Сара подошла к Струану и поцеловала его, из глаз ее катились слезы. — Спасибо тебе.
— Не благодари меня, Сара. Цена такого количества металла очень высока — Струан коснулся рукой шляпы и оставил их одних.
— Что он имел в виду, Робб? Робб рассказал ей.
— Я все равно уезжаю, — устало произнесла она. — Сразу, как только буду в состоянии. Как только родится малыш.
— Да Так будет лучше всего.
— Я молю Бога, чтобы ты не нашел ее.
— О, не надо опять об этом, Сара. Пожалуйста, прошу тебя. Сегодня такой необыкновенный день. Мы снова богаты. Теперь ты сможешь иметь все, что только пожелаешь.
— Может быть, мне ничего другого и не нужно, кроме настоящего мужчины в семье. — Сара тяжело двинулась к баркасу и, когда Робб повернулся следом, чтобы проводить ее, резко бросила: — Спасибо, как-нибудь сама управлюсь. Карен, дорогая, пойдем-ка.
— Как тебе будет угодно, — ответил Робб и направился вдоль берега в противоположную сторону. Некоторое время он не мог разыскать Струана в толпе. Потом, подойдя почти к самому помосту, он наконец увидел его. Дирк весело болтал с Аристотелем Квэнсом. Робб присоединился к ним.
— Приветствую тебя, Робб, дружище, — экспансивно обратился к нему Квэнс. — Прими мои поздравления. Это был восхитительный жест. Я как раз говорил об этом Тай-Пэну. Великолепный. Во всем достойный «Благородного Дома». — Он повернулся к Струану, его уродливое лицо лучилось от радости. — Кстати, ты должен мне пятьдесят гиней.
— Ничего подобного!
— Портрет Кулума. Он уже готов. Ты, конечно, забыл о нем.
— Мы сошлись на тридцати гинеях, и ты уже получил десять в задаток, клянусь Господом!
— В самом деле? Черт меня возьми совсем! Ты уверен?
— Где сейчас Шевон?
— Она, как я слышал, больна, бедняжка. — Квэнс взял понюшку табаку. — Королевские у тебя манеры, мой мальчик, поистине королевские. Могу я получить ссуду? Говорю сразу, деньги нужны для благого дела.
— Чем же она больна?
Квэнс огляделся и сказал, понизив голос:
— Сохнет от любви.
— К кому?
Квэнс нерешительно помолчал мгновение.
— К тебе, приятель.
— О, катись ты к черту, Аристотель! — сердито бросил Струан.
— Хочешь верь, хочешь нет. Я-то знаю. Она уже несколько раз о тебе справлялась.
— Во время сеансов?
— Каких сеансов? — переспросил Квэнс с невинным видом.
— Сам знаешь каких.
— Сохнет от любви, мой мальчик. — Старичок расхохотался. — А теперь, когда ты снова богат, держи ухо востро: налетит, как ураган, снесет тебя с ног — да прямо на сено! Клянусь бессмертной мошонкой Юпитера, на сене она должна быть восхитительна! Всего пятьдесят гиней, и я оставлю тебя в покое на целый месяц.
— Что это за «благое дело», о котором ты говорил?
— Я говорил о себе, мой мальчик. Мне нужно лекарство. Последнее время я, знаешь ли, стал прихварывать.
— Ага, и я догадываюсь, в чем тут дело. Седина в бороду, а бес в ребро. Для человека твоего возраста это просто отвратительно!
— Ах, как ты, должно быть, счастлив, мой милый. Должен признать, я великолепен. Пятьдесят монет на поддержание обедневшего гения — это не сумма.
— Получишь свои двадцать гиней, когда картина будет у меня. — Струан наклонился к нему и со значением прошептал: — Аристотель, хочешь получить заказ? Скажем, фунтов на сто? Золотом?
Квэнс тут же протянул руку ладонью вверх.
— Я твой человек. Вот моя рука. Кого я должен бить? Струан рассмеялся и рассказал ему о бале, о конкурсе и о судействе.
— Черт меня возьми, да никогда в жизни! — взорвался Квэнс. — Я что, похож на круглого идиота? Ты хочешь, чтобы меня оскопили? Загнали в гроб в расцвете лет? Хочешь, чтобы на меня устроили охоту все красотки Азии? Превратили в парию? Подвергли остракизму? Ни за что!
— Только человек твоих знаний и достоинств, твоего…
— Никогда, клянусь Богом! И это предлагаешь мне ты, кого я бывало называл своим другом, — ты за жалкую сотню фунтов готов подвергнуть меня смертельной опасности. Да, клянусь Богом! Именно смертельной опасности! Быть всеми ненавидимым изгоем, погубить свою жизнь, умереть до срока… две сотни даешь?
— По рукам! — кивнул Струан.
Квэнс запустил шляпу в воздух, подпрыгнул, щелкнув каблуками, и любовно стиснул свое брюшко. Потом одернул пурпурный шелковый жилет, поднял шляпу с земли и насадил ее себе на голову, лихо заломив на затылок.
— Ай, Тай-Пэн, ты и вправду князь. Кто, кроме меня, Аристотеля Квэнса, отважился бы на такое? Кто, кроме меня, был бы самой подходящей кандидатурой? Идеальной! О, изумительный Квэнс! Король всех художников! Две сотни. Деньги вперед.
— После конкурса.
— Ты что, не доверяешь мне?
— Нет. Ты можешь удрать. Или тебя одолеют ваперы.
— Да я со смертного одра слезу, чтобы быть судьей в таком конкурсе. Если уж на то пошло, я бы даже вызвался добровольцем. Да, клянусь кровью Рембрандта, я бы сам с радостью заплатил… я бы заплатил сто гиней, чтобы добиться этой привилегии, даже если бы мне пришлось на коленях ползти к Броку и клянчить их у него взаймы.
— Что?
Квэнс опять подбросил шляпу в воздух.
— О, счастливый, счастливый день! О, неповторимый Квэнс, бессмертный Квэнс!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248