Многочисленные лампы свисали также с веревок, натянутых меж тонкими бамбуковыми шестами рядом с большими столами на козлах, буквально ломившимися от всякой снеди. Другие фонари были красиво задрапированы и освещали бочонки португальских и французских вин, рома, бренди, виски; сака и пива. Сорок ящиков шампанского стояло во льду наготове.
Всюду сновали слуги, аккуратно одетые в одинаковые черные штаны и широкие белые рубашки, их косички плясали на ходу. Ими надменно распоряжался Чен Шень, компрадор «Благородного Дома», неимоверно толстый человек в богатом платье и шапочке, сверкавшей драгоценными камнями. Пряж кой его ремня служила бесценная пластина чисто белого нефрита, ноги были обуты в черные шелковые тапочки на белой подошве. Он сидел как огромный паук в центре танцевального круга и играл длинными волосками, которые росли у него из маленькой бородавки на подбородке. В эту тихую, безветренную ночь рядом с ним находился его личный раб с веером.
Когда все приготовления к его удовлетворению были закончены, он грузно поднялся и воздел руку. Слуги бросились по местам и замерли, неподвижные, как статуи, пока он производил последний заключительный осмотр. Еще одно мановение руки, и слуга заторопился из круга света во тьму пляжа с фитилем в руке.
Блеснула яркая вспышка, и загремела канонада шутих, которая продолжалась несколько минут. Все на кораблях и на берегу бросились смотреть. За шутихами настал черед огненных шаров и цветных огней, шум и гром еще больше усилились. Потом в сгустившемся дыму опять затрещали шутихи. За ними завертелись огненные колеса, и сказочные вулканы стали извергать столбы разноцветных огненных брызг. Треск и громыхание длились еще несколько минут, потом раздался оглушительный грохот, словно целый флот дал залп изо всех пушек, и сотня ракет сорвалась в небо. Их дымные шлейфы взмыли ввысь и растаяли. На мгновение все стихло, потом небо взорвалось алыми, и зелеными, и белыми, и золотыми огненными перьями. Эти перья, величественно покачиваясь, опустились вниз и с шипением угасли в море.
Слуга поджег последний фитиль и со всех ног бросился бежать. Красный и зеленый огонь зазмеились вверх по огромному бамбуковому каркасу, и он вскоре вспыхнул, начертав во тьме Льва и Дракона. Этот флаг ярко полыхал несколько минут и погас, взорвавшись целиком, так же неожиданно, как и возник.
На некоторое время все поглотила черная тьма, прорезаемая лишь бурей восторженных криков, которые эхом катились по утесам, окружавшим долину. Когда глаза зрителей немного привыкли к темноте, вновь уютно засветились фонари танцевального круга, и весь Гонконг охватило радостное ожидание.
Шевон плакала от боли в своей каюте.
— Довольно, — взмолилась она.
Ее горничная покрепче ухватилась за шнурки корсета и уперлась коленом пониже спины Шевон.
— Выдохни, — приказала она и, когда девушка подчинилась, в последний раз поддернула шнурки и завязала их. Шевон судорожно вздохнула.
— Ну вот, моя милая, — сказала горничная в капоре. — Вот и готово.
Горничная была маленькой аккуратной ирландкой с железной хваткой. Ее звали Катлина О'Рурк. Она была няней и горничной Шевон с самых пеленок и обожала ее. Каштановые волосы Катлины обрамляли приятное лицо со смеющимися глазами и ямочкой на подбородке. Ей было тридцать восемь.
Шевон выпрямилась, держась за спинку кресла, и застонала: она едва могла дышать.
— Я не выдержу до конца бала и упаду в обморок. Катлина достала портновский метр и измерила талию Шевон.
— Семнадцать с половиной дюймов, клянусь благословенной Девой Марией! И когда будешь падать, голубушка, не забудь, что ты должна быть грациозна, как облачко, и позаботься, чтобы каждый это увидел.
Шевон стояла в панталончиках с оборками, шелковые чулки облегали стройные ноги. Корсет с пластинами из китового уса охватывал бедра, яростно ужимал талию и поднимался выше, чтобы поддержать и приподнять грудь.
— Мне нужно присесть на минутку, — чуть слышно проговорила девушка.
Катлин разыскала флакон с нюхательной солью и помахала им под носом у Шевон.
— Ну вот, сердечко мое. Как только эти куколки увидят тебя, тебе сразу же расхочется падать в обморок. Клянусь благословенной Дево.й Марией, святой Анной и Иосифом, ты будешь первой красавицей на этом балу.
В дверь резко постучали.
— Ты еще не готова, Шевон? — спросил Тиллман.
— Нет, дядя. Я уже скоро.
— Поторопись, дорогая. Мы должны прибыть, туда раньше его превосходительства! — Он отошел от двери. Катлина мягко хохотнула.
— Глупый человек, сердечко мое. Он не понимает, что это такое — вступить в бальную залу.
Квэнс отложил кисти в сторону:
— Готово!
— Превосходно, Аристотель, — сказал Робб и поднял маленькую Карен на руки, чтобы она могла взглянуть на свой портрет. — Не правда ли, Карен?
— Неужели я такая? — разочарованно протянула Карен. — Это ужасно.
— Это бессмертное творение, Карен, — сказал шокированный Квэнс. Он взял девочку у Робба и крепко прижал ее к себе. — Вот посмотри, какой восхитительный румянец играет у тебя на щечках, посмотри, как светятся твои прекрасные глаза. А это счастье, окружающее тебя подобно ореолу? Клянусь бородой Альказабедабра, портрет дивно хорош, как и ты сама.
— Ой, здолово. — Она обняла Квэнса за шею, и он поставил ее на пол. Карен посмотрела на картину еще раз. — А кто этот Альказа… ну, пло котолого вы говолили?
— Мой друг, — серьезно ответил Квэнс. — Бородатый друг, который присматривает за художниками и красивыми девочками и мальчиками.
— Ты получилась очень, очень хорошенькой, — произнесла Сара натянутым голосом. — Ну, а теперь бегом в постель, тебе уже давно пора спать.
— Еще лано, — надула губки Карен. — И ты обещала, что я могу не ложиться, пока папа не уедет.
Квэнс улыбнулся, протер пальцы скипидаром и снял рабочий халат.
— Я заберу краски завтра, Робб.
— Конечно.
— Ну что же, нам, пожалуй, пора. — Квэнс расправил на себе свой яркий, расшитый пурпуром жилет и надел сюртук из золотого шелка.
— Вы мне нлавитесь, мистел Квэнс, — со взрослым видом сказала Карен. — Вы очень класивый в этом наляде, хотя кал-тина все лавно ужасная.
Он расхохотался, коротко обнял ее и надел цилиндр.
— Я подожду тебя в баркасе, Робб.
— Почему бы тебе не показать мистеру Квэнсу дорогу, Карен? — предложил Робб.
— Ой, да, — ответила она и, танцуя, подбежала к двери. Квэнс вышел из каюты, ступая важно, как павлин.
— Ты хорошо себя чувствуешь, Сара? — заботливо спросил Робб.
— Нет, — холодно ответила она. — Но это не важно. Тебе лучше идти. А то опоздаешь.
— Я могу остаться, если это тебе поможет, — сдерживая раздражение, проговорил Робб.
— Единственное, что мне поможет, это благополучные роды и корабль домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248
Всюду сновали слуги, аккуратно одетые в одинаковые черные штаны и широкие белые рубашки, их косички плясали на ходу. Ими надменно распоряжался Чен Шень, компрадор «Благородного Дома», неимоверно толстый человек в богатом платье и шапочке, сверкавшей драгоценными камнями. Пряж кой его ремня служила бесценная пластина чисто белого нефрита, ноги были обуты в черные шелковые тапочки на белой подошве. Он сидел как огромный паук в центре танцевального круга и играл длинными волосками, которые росли у него из маленькой бородавки на подбородке. В эту тихую, безветренную ночь рядом с ним находился его личный раб с веером.
Когда все приготовления к его удовлетворению были закончены, он грузно поднялся и воздел руку. Слуги бросились по местам и замерли, неподвижные, как статуи, пока он производил последний заключительный осмотр. Еще одно мановение руки, и слуга заторопился из круга света во тьму пляжа с фитилем в руке.
Блеснула яркая вспышка, и загремела канонада шутих, которая продолжалась несколько минут. Все на кораблях и на берегу бросились смотреть. За шутихами настал черед огненных шаров и цветных огней, шум и гром еще больше усилились. Потом в сгустившемся дыму опять затрещали шутихи. За ними завертелись огненные колеса, и сказочные вулканы стали извергать столбы разноцветных огненных брызг. Треск и громыхание длились еще несколько минут, потом раздался оглушительный грохот, словно целый флот дал залп изо всех пушек, и сотня ракет сорвалась в небо. Их дымные шлейфы взмыли ввысь и растаяли. На мгновение все стихло, потом небо взорвалось алыми, и зелеными, и белыми, и золотыми огненными перьями. Эти перья, величественно покачиваясь, опустились вниз и с шипением угасли в море.
Слуга поджег последний фитиль и со всех ног бросился бежать. Красный и зеленый огонь зазмеились вверх по огромному бамбуковому каркасу, и он вскоре вспыхнул, начертав во тьме Льва и Дракона. Этот флаг ярко полыхал несколько минут и погас, взорвавшись целиком, так же неожиданно, как и возник.
На некоторое время все поглотила черная тьма, прорезаемая лишь бурей восторженных криков, которые эхом катились по утесам, окружавшим долину. Когда глаза зрителей немного привыкли к темноте, вновь уютно засветились фонари танцевального круга, и весь Гонконг охватило радостное ожидание.
Шевон плакала от боли в своей каюте.
— Довольно, — взмолилась она.
Ее горничная покрепче ухватилась за шнурки корсета и уперлась коленом пониже спины Шевон.
— Выдохни, — приказала она и, когда девушка подчинилась, в последний раз поддернула шнурки и завязала их. Шевон судорожно вздохнула.
— Ну вот, моя милая, — сказала горничная в капоре. — Вот и готово.
Горничная была маленькой аккуратной ирландкой с железной хваткой. Ее звали Катлина О'Рурк. Она была няней и горничной Шевон с самых пеленок и обожала ее. Каштановые волосы Катлины обрамляли приятное лицо со смеющимися глазами и ямочкой на подбородке. Ей было тридцать восемь.
Шевон выпрямилась, держась за спинку кресла, и застонала: она едва могла дышать.
— Я не выдержу до конца бала и упаду в обморок. Катлина достала портновский метр и измерила талию Шевон.
— Семнадцать с половиной дюймов, клянусь благословенной Девой Марией! И когда будешь падать, голубушка, не забудь, что ты должна быть грациозна, как облачко, и позаботься, чтобы каждый это увидел.
Шевон стояла в панталончиках с оборками, шелковые чулки облегали стройные ноги. Корсет с пластинами из китового уса охватывал бедра, яростно ужимал талию и поднимался выше, чтобы поддержать и приподнять грудь.
— Мне нужно присесть на минутку, — чуть слышно проговорила девушка.
Катлин разыскала флакон с нюхательной солью и помахала им под носом у Шевон.
— Ну вот, сердечко мое. Как только эти куколки увидят тебя, тебе сразу же расхочется падать в обморок. Клянусь благословенной Дево.й Марией, святой Анной и Иосифом, ты будешь первой красавицей на этом балу.
В дверь резко постучали.
— Ты еще не готова, Шевон? — спросил Тиллман.
— Нет, дядя. Я уже скоро.
— Поторопись, дорогая. Мы должны прибыть, туда раньше его превосходительства! — Он отошел от двери. Катлина мягко хохотнула.
— Глупый человек, сердечко мое. Он не понимает, что это такое — вступить в бальную залу.
Квэнс отложил кисти в сторону:
— Готово!
— Превосходно, Аристотель, — сказал Робб и поднял маленькую Карен на руки, чтобы она могла взглянуть на свой портрет. — Не правда ли, Карен?
— Неужели я такая? — разочарованно протянула Карен. — Это ужасно.
— Это бессмертное творение, Карен, — сказал шокированный Квэнс. Он взял девочку у Робба и крепко прижал ее к себе. — Вот посмотри, какой восхитительный румянец играет у тебя на щечках, посмотри, как светятся твои прекрасные глаза. А это счастье, окружающее тебя подобно ореолу? Клянусь бородой Альказабедабра, портрет дивно хорош, как и ты сама.
— Ой, здолово. — Она обняла Квэнса за шею, и он поставил ее на пол. Карен посмотрела на картину еще раз. — А кто этот Альказа… ну, пло котолого вы говолили?
— Мой друг, — серьезно ответил Квэнс. — Бородатый друг, который присматривает за художниками и красивыми девочками и мальчиками.
— Ты получилась очень, очень хорошенькой, — произнесла Сара натянутым голосом. — Ну, а теперь бегом в постель, тебе уже давно пора спать.
— Еще лано, — надула губки Карен. — И ты обещала, что я могу не ложиться, пока папа не уедет.
Квэнс улыбнулся, протер пальцы скипидаром и снял рабочий халат.
— Я заберу краски завтра, Робб.
— Конечно.
— Ну что же, нам, пожалуй, пора. — Квэнс расправил на себе свой яркий, расшитый пурпуром жилет и надел сюртук из золотого шелка.
— Вы мне нлавитесь, мистел Квэнс, — со взрослым видом сказала Карен. — Вы очень класивый в этом наляде, хотя кал-тина все лавно ужасная.
Он расхохотался, коротко обнял ее и надел цилиндр.
— Я подожду тебя в баркасе, Робб.
— Почему бы тебе не показать мистеру Квэнсу дорогу, Карен? — предложил Робб.
— Ой, да, — ответила она и, танцуя, подбежала к двери. Квэнс вышел из каюты, ступая важно, как павлин.
— Ты хорошо себя чувствуешь, Сара? — заботливо спросил Робб.
— Нет, — холодно ответила она. — Но это не важно. Тебе лучше идти. А то опоздаешь.
— Я могу остаться, если это тебе поможет, — сдерживая раздражение, проговорил Робб.
— Единственное, что мне поможет, это благополучные роды и корабль домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248