— Это то, что делают все китайцы, парень.
— Я в это не верю.
— Что ж, пока ты выясняешь, правда это или нет, — резко бросил Струан, — ты будешь подчиняться приказам. Ибо это приказы.
Кулум вскинул подбородок:
— Из-за каких-то варварских обычаев этих язычников-китайцев я должен поменять весь свой образ жизни? Ты это хочешь сказать?
— Я готов учиться у них. Да. Я перепробую все, чтобы сохранить здоровье, и ты будешь делать то же самое, клянусь Богом. Стюард! — рявкнул он.
Дверь распахнулась.
— Да, сэр-р.
— Приготовьте ванну для мистера Кулума. В моей каюте. И чистую одежду.
— Есть, сэр-р.
Струан пересек комнату и встал перед Кулумом. Он обследовал голову сына. — У тебя вши в волосах.
— Я совсем тебя не понимаю! — взорвался Кулум. — Вши есть у всех. Они всегда с нами, нравится нам это или нет. Ты просто почесываешься немного, вот и все.
— У меня нет вшей, нет их и у Робба.
— Тогда вы особенные. Прямо уникальные. — Кулум раздраженно отхлебнул из бокала с шампанским. — Мыться в ванной — значит глупо рисковать здоровьем, все это знают.
— От тебя дурно пахнет, Кулум.
— Ото всех дурно пахнет, — нетерпеливо отмахнулся Кулум. — Зачем же еще мы постоянно таскаем с собой помады? Вонь — просто часть нашей жизни. Вши — это проклятие, ниспосланное людям, о чем тут еще говорить.
— От меня не пахнет, не пахнет от Робба и от членов его семьи, не пахнет ни от одного из моих матросов, и мы самая здоровая компания на всем Востоке. Ты будешь делать то, что от тебя требуют. Вши — это совсем не обязательно, равно как и вонь.
— Тебе надо побывать в Лондоне, отец. Наша столица воняет, как ни один другой город мира. Если люди услышат, что ты проповедуешь насчет вшей и вони, тебя сочтут сумасшедшим.
Отец и сын сверлили друг друга взглядом.
— Ты подчинишься приказу! Ты вымоешься, клянусь Богом, или я заставлю боцмана вымыть тебя. На палубе!
— Соглашайся, Кулум, — вмешался Робб. Он чувствовал растущее раздражение Кулума и слепое упрямство Струана. — В конце концов, какое это имеет значение? Пойди на компромисс. Испробуй это в течение пяти месяцев, а? Если к этому времени ты не почувствуешь себя лучше, вернешься к тому, как жил раньше.
— А если я откажусь?
Струан посмотрел на него с неумолимым видом.
— Я люблю тебя, Кулум, больше своей жизни. Но некоторые вещи ты будешь делать. В противном случае я буду поступать с тобой, как с матросом, ослушавшимся приказа.
— Как это?
— Протащу тебя на веревке за кораблем десять минут и вымою таким образом.
— Вместо того, чтобы сыпать приказами, — обиженно выпалил Кулум, — почему бы тебе иногда просто не сказать «пожалуйста».
Струан рассмеялся в ту же секунду.
— Клянусь Господом, парень, а ведь ты прав. — Он хлопнул Кулума по спине. — Пожалуйста, не будешь ли ты так добр сделать то, о чем я прошу? Клянусь Господом, ты прав. Я буду чаще говорить «пожалуйста». И не беспокойся насчет одежды. У тебя будет лучший портной в Азии. К тому же того, что ты привез с собой, все равно недостаточно. — Струан взглянул на Робба: — Как насчет твоего портного, Робб?
— Хорошая мысль. Да. Сразу же, как только мы обоснуемся на Гонконге.
— Мы пошлем за ним прямо завтра, привезем его из Макао со всем, что ему нужно. Если только он уже не на Гонконге. Итак, в течение пяти месяцев, парень?
— Согласен. Но я по-прежнему считаю это пустой затеей. Струан вновь наполнил бокалы.
— Теперь слушайте. Думаю, мы должны отпраздновать возрождение «Благородного Дома».
— Каким образом, Дирк? — спросил Робб.
— Мы устроим бал.
— Что? — Кулум с интересом вскинул глаза, разом забыв все свои обиды.
— Именно, бал. Для всего европейского населения. Роскошный по-княжески. Через месяц, считая от сегодняшнего дня.
— Это все равно что запустить ястреба в голубятню! — воскликнул Робб.
— О чем ты говоришь, дядя?
— Эта новость вызовет среди наших леди такой переполох, какого ты еще никогда не видел. Они ни перед чем не остановятся, чтобы перещеголять соперниц и появиться на балу в самом красивом платье — и, безусловно, самом модном! Они загоняют мужей до седьмого пота и будут красть друг у друга портних! Боже милостивый, бал — это грандиозная идея. Интересно, что наденет Шевон.
— Ничего — если решит, что это пойдет ей больше всего! — Глаза Струана весело сверкнули. — Да, бал. Мы назначим приз для той леди, чье платье будет признано лучшим. Думаю…
— Ты что, не помнишь, чем кончился суд Париса? — скривившись, спросил Робб.
— Помню. Но судьей будет Аристотель.
— Он слишком умен, чтобы согласиться на это.
— Посмотрим. — Струан на мгновение задумался. — Приз должен быть значительным. Тысяча гиней.
— Ты шутишь! — воскликнул Кулум.
— Тысяча гиней.
Кулума ошеломила такая расточительность. Это было неприлично. Более того, преступно. На эту тысячу гиней в сегодняшней Англии человек мог прожить, как король, пять или даже десять лет. Заработная плата фабричного рабочего, трудившегося от зари до зари и еще часть ночи шесть дней в неделю круглый год, составляла пятнадцать-двадцать фунтов за год — и на эту сумму он устраивал жилье, содержал жену, воспитывал детей, платил ренту, покупал еду, уголь, одежду. Мой отец сошел с ума, думал он, помешался на деньгах. Только подумать о двадцати тысячах гиней, которые он просвистел — да, именно просвистел! — в том глупом споре с Броком и Гортом. Но там, по крайней мере, нужно было убрать с дороги Брока. Эта рискованная затея оправдала бы себя, если бы сработала, да она по-своему и сработала — серебро на «Китайском Облаке», и мы снова богаты. Богаты.
Теперь Кулум понимал, что быть богатым значит прежде всего перестать быть бедным. Он убедился, что его отец был прав: сами деньги не имеют значения — только их отсутствие.
— Это слишком много, слишком много, — потрясение бормотал Робб.
— Да. С одной стороны это так. — Струан закурил сигару. — Но у «Благородного Дома» есть обязанность — все делать по-княжески. Эта новость заполнит умы и сердца людей, как ни одна другая. И об этом станут рассказывать сотни лет спустя. — Он положил руку на плечо Кулуму: — Запомни еще одно правило, дружок: когда ты хочешь крупно выиграть, ты должен крупно рисковать. Если ты не готов рисковать по-крупному, большая игра не для тебя.
— Такое огромное количество денег заставит, может заставить некоторых людей рискнуть большим, чем они могут себе позволить. Это не хорошо, не так ли?
— Главное назначение денег — быть использованными. Я бы сказал, что эти деньги не окажутся потраченными зря.
— Но что же ты приобретаешь с этим?
— Лицо, парень. — Струан повернулся к Роббу: — Кто победительница?
Робб беспомощно покачал головой:
— Не знаю. По красоте — Шевон. Но лучшее платье? Найдутся такие, которые рискнут целым состоянием, чтобы удостоиться этой чести, не говоря уже о призе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248