По отдельности. Мы можем продолжать конкурировать. Но мирно. Без ненависти. — Его голос стал жестким. — Давай на минуту посмотрим на все глазами Тай-Пэна. У Брока есть любимая дочь. Я влюбляю ее в себя и вкрадываюсь в доверие к Горту. Женившись на ней, я просто смягчу враждебное отношение Брока ко мне и смогу выиграть время, чтобы приобрести необходимый опыт. В качестве наживки постоянно держа у них перед носом идею о слиянии наших компаний. Потом, когда буду готов, я смогу разорить их. Прекрасный и надежный план. Чума на эту девушку. Я просто использую ее — к вящей славе «Благородного Дома».
Струан промолчал.
— Неужели ты не рассмотрел бесстрастно все эти возможности? — продолжал Кулум. — Впрочем, мне и спрашивать не надо: ведь ты слишком умен, чтобы не заметить что я люблю ее.
— Да, — сказал Струан. Он тщательно стряхнул пепел с сигары в серебряную пепельницу. — Я, как ты говоришь, рассмотрел тебя — и Тесс — бесстрастно.
— И каково же твое заключение?
— Что опасности, которые таит для тебя этот брак, перевешивают его преимущества.
— Значит, ты совершенно не одобряешь моей женитьбы на Тесс.
— Я не одобряю того, что ты влюблен в нее. Однако суть дела в том, что ты действительно любишь ее. Или думаешь, что любишь. И следующий вывод столь же очевиден; ты обязательно женишься на ней, если сможешь. — Струан глубоко затянулся сигарой. — Как ты думаешь, Брок даст вам свое благословение?
— Не знаю. Думаю, что нет, да поможет мне Господь.
— А я думаю, что даст, да поможет тебе Господь.
— Но ты — нет?
— Я уже однажды сказал тебе: я единственный человек в целом мире, которому ты можешь доверять полностью. При условии, что ты сознательно не пойдешь против нашего дома.
— А ты считаешь, что этот брак вредит интересам компании?
— Этого я не говорил. Я лишь сказал, что ты не видишь всех опасностей. — Струан затушил сигару и поднялся. — Она несовершеннолетняя. Ты готов ждать ее пять лет?
— Да, — ответил Кулум, внутренне ужасаясь длине этого срока. — Да, клянусь Господом. Ты не представляешь, что она значит для меня. Она… о, она единственная девушка, которую я когда-либо смогу полюбить по-настоящему. Я никогда не передумаю, и ты не понимаешь, не можешь этого понимать. Да, я готов ждать пять лет. Я люблю ее.
— А она тебя любит?
— Не знаю. Она… кажется, я ей нравлюсь. Я молю Создателя, чтобы это было так. О Господи, что же мне делать?
Благодарение Богу, я уже никогда не буду так молод, с теплотой подумал Струан. Теперь я знаю, что любовь — как море: порой спокойное, порой бурное. Она бывает грозной, бывает прекрасной, таит в себе смерть и дарует жизнь. Но она никогда не бывает постоянной, все время меняется. И остается неповторимой лишь на один краткий миг в глазах вечности.
— Тебе ничего не нужно делать, парень. Сегодня вечером я сам поговорю с Броком.
— Нет, — встревоженно запротестовал Кулум. — Это моя жизнь. Я не хочу, чтобы ты…
— То, что ты намерен сделать, заставляет мою жизнь пересекаться с жизнью Брока, — прервал его Струан. — Я поговорю с Броком.
— Значит, ты поможешь мне? Струан прогнал муху с лица.
— А как быть с двадцатью гинеями, Кулум?
— Что?
— Деньги на мой гроб. Те двадцать монет, которые Брок оставил мне, а ты сохранил. Разве ты забыл?
Кулум открыл было рот, чтобы сказать что-то, но передумал.
— Да, я забыл о них. По крайней мере, сейчас они вылетели у меня из головы. — В глубине его глаз отразилась боль. — Почему мне захотелось солгать тебе? Я едва не солгал. Это ужасно.
— Да, — кивнул Струан, довольный тем, что Кулум прошел еще одно испытание и усвоил еще один урок.
— И что же с монетами?
— Ничего. Кроме того, что ты должен помнить о них. Это Брок. Горт еще хуже, потому что у него нет даже отцовской щедрости.
Время близилось к полуночи.
— Присаживайся, Дирк, — пригласил Брок, почесывая бороду. — Грог, пиво или бренди?
— Бренди.
— Ну-ка, бренди, — приказал Брок слуге, затем кивнул на накрытый стол, освещенный двумя канделябрами. — Накладывай себе, Дирк, не стесняйся. — Он поскреб под мышкой, покрытой струпьями от язв, которые торговцы называли между собой «потницей». — Черт, вот проклятая погода! Как это, дьявол тебя забери, ты не мучаешься наравне с нами со всеми?
— Я живу Правильно, — ответил Струан, удобно вытягивая ноги. — Я уже миллион раз тебе говорил. Если мыться четыре раза в день, не будет никакой «потницы». Исчезнут вши, и…
— Это тут вовсе ни при чем, — возразил Брок. — Все это глупость. Противно природе, клянусь Богом. — Он расхохотался. — Те, кто говорят, будто ты у дьявола в помощниках состоишь, может, ближе подобрались к тому, почему у тебя все не как у людей. А? — Он сунул слуге свою пустую серебряную кружку на полгаллона, и тот тут же наполнил ее пивом из небольшого бочонка, стоявшего у стены. Мушкеты и абордажные сабли располагались на стойках рядом. — Но близится, близится срок, когда тебе воздается по заслугам, а, Дирк? — Брок ткнул вниз коротким и толстым большим пальцем.
Струан принял от слуги шарообразный хрустальный бокал и поднес бренди к носу.
— Воздаяние по заслугам ожидает всех нас, Тайлер.
Струан не спешил убирать бокал от лица: аромат бренди перебивал вонь, стоявшую в комнате. Интересно, пахнет ли от Тесс так же, как от ее отца и матери, спросил он себя, и знает ли Брок о цели моего визита. Окна кабинета были плотно закрыты и не пропускали ни ночного воздуха, ни гула людских голосов на площади внизу.
Брок крякнул, поднял наполненную кружку и жадно припал к ней. Он был одет в свой обычный сюртук из плотной шерсти, теплое белье, галстук, завязанный под самым горлом, и жилет. Его колючие глазки неодобрительно разглядывали Струана. Щотландец выглядел спокойным и могучим в своей легкой рубашке, белых брюках и коротких сапогах, рыжеватые волосы на широкой груди отливали золотом в желтом пламени свечей.
— Гляжу я на тебя, парень, и кажется мне, что сидишь ты словно как голый совсем. Смотреть противно.
— Это новая мода, Тайлер. Твое здоровье! — Струан поднял бокал, и они выпили.
— К слову о дьяволе, я слышал, Морин Квэнс скрутила бедного старого Аристотеля почище прежнего. Поговаривают, что они отправляются домой со следующим отливом.
— Он сбежит или перережет себе горло, прежде чем это случится.
Брок громко захохотал.
— Помнишь, как она нежданно-негаданно появилась тогда на балу? Я столько не смеялся с тех самых пор, как Ма защемила себе грудь в катках для белья. — Он махнул слуге рукой, и тот исчез. — Я слышал, ты отправил свой последний корабль.
— Да. Великий сезон, а?
— Угу. И он будет еще лучше, когда «Голубая Ведьма» первая встанет у лондонского причала. Мы получили весточку, что она на сутки впереди. — Брок сделал несколько глубоких глотков, и на лице его тут же выступил пот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248
Струан промолчал.
— Неужели ты не рассмотрел бесстрастно все эти возможности? — продолжал Кулум. — Впрочем, мне и спрашивать не надо: ведь ты слишком умен, чтобы не заметить что я люблю ее.
— Да, — сказал Струан. Он тщательно стряхнул пепел с сигары в серебряную пепельницу. — Я, как ты говоришь, рассмотрел тебя — и Тесс — бесстрастно.
— И каково же твое заключение?
— Что опасности, которые таит для тебя этот брак, перевешивают его преимущества.
— Значит, ты совершенно не одобряешь моей женитьбы на Тесс.
— Я не одобряю того, что ты влюблен в нее. Однако суть дела в том, что ты действительно любишь ее. Или думаешь, что любишь. И следующий вывод столь же очевиден; ты обязательно женишься на ней, если сможешь. — Струан глубоко затянулся сигарой. — Как ты думаешь, Брок даст вам свое благословение?
— Не знаю. Думаю, что нет, да поможет мне Господь.
— А я думаю, что даст, да поможет тебе Господь.
— Но ты — нет?
— Я уже однажды сказал тебе: я единственный человек в целом мире, которому ты можешь доверять полностью. При условии, что ты сознательно не пойдешь против нашего дома.
— А ты считаешь, что этот брак вредит интересам компании?
— Этого я не говорил. Я лишь сказал, что ты не видишь всех опасностей. — Струан затушил сигару и поднялся. — Она несовершеннолетняя. Ты готов ждать ее пять лет?
— Да, — ответил Кулум, внутренне ужасаясь длине этого срока. — Да, клянусь Господом. Ты не представляешь, что она значит для меня. Она… о, она единственная девушка, которую я когда-либо смогу полюбить по-настоящему. Я никогда не передумаю, и ты не понимаешь, не можешь этого понимать. Да, я готов ждать пять лет. Я люблю ее.
— А она тебя любит?
— Не знаю. Она… кажется, я ей нравлюсь. Я молю Создателя, чтобы это было так. О Господи, что же мне делать?
Благодарение Богу, я уже никогда не буду так молод, с теплотой подумал Струан. Теперь я знаю, что любовь — как море: порой спокойное, порой бурное. Она бывает грозной, бывает прекрасной, таит в себе смерть и дарует жизнь. Но она никогда не бывает постоянной, все время меняется. И остается неповторимой лишь на один краткий миг в глазах вечности.
— Тебе ничего не нужно делать, парень. Сегодня вечером я сам поговорю с Броком.
— Нет, — встревоженно запротестовал Кулум. — Это моя жизнь. Я не хочу, чтобы ты…
— То, что ты намерен сделать, заставляет мою жизнь пересекаться с жизнью Брока, — прервал его Струан. — Я поговорю с Броком.
— Значит, ты поможешь мне? Струан прогнал муху с лица.
— А как быть с двадцатью гинеями, Кулум?
— Что?
— Деньги на мой гроб. Те двадцать монет, которые Брок оставил мне, а ты сохранил. Разве ты забыл?
Кулум открыл было рот, чтобы сказать что-то, но передумал.
— Да, я забыл о них. По крайней мере, сейчас они вылетели у меня из головы. — В глубине его глаз отразилась боль. — Почему мне захотелось солгать тебе? Я едва не солгал. Это ужасно.
— Да, — кивнул Струан, довольный тем, что Кулум прошел еще одно испытание и усвоил еще один урок.
— И что же с монетами?
— Ничего. Кроме того, что ты должен помнить о них. Это Брок. Горт еще хуже, потому что у него нет даже отцовской щедрости.
Время близилось к полуночи.
— Присаживайся, Дирк, — пригласил Брок, почесывая бороду. — Грог, пиво или бренди?
— Бренди.
— Ну-ка, бренди, — приказал Брок слуге, затем кивнул на накрытый стол, освещенный двумя канделябрами. — Накладывай себе, Дирк, не стесняйся. — Он поскреб под мышкой, покрытой струпьями от язв, которые торговцы называли между собой «потницей». — Черт, вот проклятая погода! Как это, дьявол тебя забери, ты не мучаешься наравне с нами со всеми?
— Я живу Правильно, — ответил Струан, удобно вытягивая ноги. — Я уже миллион раз тебе говорил. Если мыться четыре раза в день, не будет никакой «потницы». Исчезнут вши, и…
— Это тут вовсе ни при чем, — возразил Брок. — Все это глупость. Противно природе, клянусь Богом. — Он расхохотался. — Те, кто говорят, будто ты у дьявола в помощниках состоишь, может, ближе подобрались к тому, почему у тебя все не как у людей. А? — Он сунул слуге свою пустую серебряную кружку на полгаллона, и тот тут же наполнил ее пивом из небольшого бочонка, стоявшего у стены. Мушкеты и абордажные сабли располагались на стойках рядом. — Но близится, близится срок, когда тебе воздается по заслугам, а, Дирк? — Брок ткнул вниз коротким и толстым большим пальцем.
Струан принял от слуги шарообразный хрустальный бокал и поднес бренди к носу.
— Воздаяние по заслугам ожидает всех нас, Тайлер.
Струан не спешил убирать бокал от лица: аромат бренди перебивал вонь, стоявшую в комнате. Интересно, пахнет ли от Тесс так же, как от ее отца и матери, спросил он себя, и знает ли Брок о цели моего визита. Окна кабинета были плотно закрыты и не пропускали ни ночного воздуха, ни гула людских голосов на площади внизу.
Брок крякнул, поднял наполненную кружку и жадно припал к ней. Он был одет в свой обычный сюртук из плотной шерсти, теплое белье, галстук, завязанный под самым горлом, и жилет. Его колючие глазки неодобрительно разглядывали Струана. Щотландец выглядел спокойным и могучим в своей легкой рубашке, белых брюках и коротких сапогах, рыжеватые волосы на широкой груди отливали золотом в желтом пламени свечей.
— Гляжу я на тебя, парень, и кажется мне, что сидишь ты словно как голый совсем. Смотреть противно.
— Это новая мода, Тайлер. Твое здоровье! — Струан поднял бокал, и они выпили.
— К слову о дьяволе, я слышал, Морин Квэнс скрутила бедного старого Аристотеля почище прежнего. Поговаривают, что они отправляются домой со следующим отливом.
— Он сбежит или перережет себе горло, прежде чем это случится.
Брок громко захохотал.
— Помнишь, как она нежданно-негаданно появилась тогда на балу? Я столько не смеялся с тех самых пор, как Ма защемила себе грудь в катках для белья. — Он махнул слуге рукой, и тот исчез. — Я слышал, ты отправил свой последний корабль.
— Да. Великий сезон, а?
— Угу. И он будет еще лучше, когда «Голубая Ведьма» первая встанет у лондонского причала. Мы получили весточку, что она на сутки впереди. — Брок сделал несколько глубоких глотков, и на лице его тут же выступил пот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248