Он уда-
лится на безопасную позицию и будет получать подкреп-
ление людьми и снаряжением, а также, возможно, мо-
ральную поддержку, пока завершается неполный ге-
штальт, пока он вновь не обретет адекватную людскую
силу, снаряжение и боевой дух.
106
Возьмем рассказ о двух аналитиках. Молодой аналитик,
доведенный к вечеру до отчаяния, спрашивает своего
старшего коллегу: <Как вы можете целый день выслу-
шивать все эти ассоциации?>.
Тот отвечает: <Кто слушает?>.
Здесь мы вновь имеем две крайности упорствования:
1, Хронического овладения, часто называемого неу-
молимой установкой.
2. Затыкания ушей.
Упорствование привело бы к истреблению всего ба-
тальона и приводит к усталости молодого аналитика.
У одного банкира, идентифицирующего себя исклю-
чительно в качестве производителя денег, придержива-
ющегося этого образца даже в период Черной Пятницы
и оказавшегося неспособным справиться с рынком, не
осталось другого выхода, как закончить жизнь самоубий-
ством.
Человек, который ощущает невозможность удержать
ситуацию в руках, который ощущает не позволять себе
выпустить ее из рук, часто будет использовать самый
примитивный способ овладения ею - убийство, другими
словами убийство и насилие - являются симптомами
хронического овладения.
В апреле 1933 года нацисты пришли к власти, я
отправился к Айтигону, президенту Берлинской психоа-
налитической ассоциации, и сказал ему, что я видел
предостережение на стене. Он ответил: <Вы ориентиро-
ваны нереалистично. Вы забегаете вперед>.
Действительно, моей реальностью была необходимость
справиться с СС Гитлера. Ему же потребовалось более
двух лет, чтобы переориентироваться и отправиться в
Палестину.
Многие евреи были бы спасены в период гитлеровского
режима, если бы они могли освободиться от своих вла-
дений, родственников и страха неизвестности.
Многие были бы спасены, если бы смогли преодолеть
свою инертность и глупый оптимизм. Многие были бы
спасены, если бы мобилизовали свои ресурсы, а не ожи-
дали кого-то, кто спасет их. Если бы, если бы, если
бы...
107
Я проснулся сегодня утром изумленный и тупой. Сижу
на постели ошеломленный, в трансе, как те обитатели
психиатрической больницы, которых я видел погружен-
ными в свои размышления. Тени умерших, гитлеровских
жертв, в основном родственники, мои и Лоры, пришли ко
мне, указывая пальцами: <Ты бы мог спасти меня>, -
стремясь заставить меня почувствовать себя виноватым
и ответственным за них. Но я придерживаюсь своего
кредо: <Я ответственен только за себя. Я возмущаюсь
вашими претензиями ко мне, поскольку я возмущаюсь
любым вторжением в мой образ жизни>.
Я знаю, что придерживаюсь излишне безапелляцион-
ной позиции.
Я ощущаю фрустрацию и знаю, в то же время, что
это я фрустрирую самого себя. Мишень, Изален, по-ви-
димому, удаляются все дальше и дальше. Даже Илат,
где (исключая Киото) я видел другую возможность окон-
чательного поселения, выглядит вне достигаемости.
Еще я ощущаю реальность и сущность. Я ощущаю
связь со всеми тремя зонами. Я знаю, что сижу за своим
столом. Я ощущаю ручку, скользящую по бумаге, я вижу
свой захламленный стол. Лампа надо мной отбрасывает
тень на образующиеся слова.
Еще я касаюсь своей внутренней зоны, ощущаю удов-
летворение и усталость от дневных переговоров с ко-
миссией из Вашингтона, постоянный ток от представления
грядущего центра <прорыва>, готовности продолжить
книгу.
Я также связан со средней зоной, часто называемой
разумом. В этой зоне я представляю, беззвучно говорю,
что часто называется размышлением: вспоминаю, плани-
рую, повторяю. Я знаю, что я представляю, воскрешаю
в памяти события прошлого. Я знаю, что это не реаль-
ность, но образы. Если бы я думал, что они реальны, я
бы галлюцинировал, т. е. не был бы способным отличить
реальность от фантазии. Это основной симптом психоза.
Здравый человек, играя в игры, разбирая прошедшие
события, фантазируя о будущих свершениях и катастро-
фах, знает, что он находится в состоянии <как будто>,
из которого можно быстро вернуться к действительной
реальности.
Есть одно исключение, которое в более глубоком
смысле не является исключением - это сновидения.
Любое сновидение имеет качество реальности. Любое
сновидение является галлюцинацией. Любое сновидение
ощущается как реальное, но имеет осознание часто край-
ней абсурдности ситуаций и событий.
Любое сновидение, по-видимому, является реальным,
и это справедливо, потому что сновидение - есть ре-
альность. Это экзистенциальное сообщение, хотя и за-
кодированное загадочным языком.
Любое сновидение является спонтанным событием.
Напротив, фантазия может быть в значительной степени
свободной. По-видимому, предела фантазии не сущест-
вует, при условии, что мы не сдерживаем ее и не срав-
ниваем с ограниченными возможностями реальности.
Чтобы отправиться сейчас в Илат, следовало бы за-
няться многочисленными планированиями, тратить время,
деньги, отменить приглашения и т. д. Отправиться туда
в фантазии легко, при условии, что я не стер его в
своей памяти. (Когда я отправляюсь туда, или когда
обнаруживаю себя на полдороге между Бершейкой и
Илатом.) Какие-то руины, станции отдыха и газовый насос.
Я заправляю мой фольксваген, который я собрал в
Германии за несколько месяцев до этого. Идея объяснения
попадания именно в это место разрешается, взаимодей-
ствуя с интересом к ситуации, возникающей на полдороге.
Налицо факт, что я проезжал 500 км через пустыню, и
я сомневаюсь, осмелился бы я проделать их иначе, чем
в небесно-голубом фольксвагене.
Несмотря на мои ожидания, езда по пустыне совсем
не была скучной. Дорога была очень маленькая, но вы-
мощенная щебнем, и по большей части в хорошем со-
стоянии. Кроме нескольких бедуинов с верблюдами и с
палатками, я не встретил ни одного человека, хотя и
видел издали военный лагерь. Илат являл собой неоп-
ределенность, в основном крошечные хибары, а не дома,
пыльные и очень душные. Я очень легко могу поверить
рассказам о том, как невыносимо жарко бывает здесь
летом.
Я заглянул в отель, стоявший поодаль от шикарного
отеля <Илат>. Я ненавижу отделанные золотом отели,
109
где все время кого-то ждут. Я часто чувствую нечто
параноидальное в маленьких элегантных отелях: кори-
дорные похожи на грифов, лифтеры и горничные, суе-
тящиеся передо мной, заискивающие и восхитительные
в обмен на чаевые.
В целом, место выглядело однообразным, и я решил
вернуться через пару дней в Зин Ход, исправительную
колонию, где я чувствовал себя уютно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
лится на безопасную позицию и будет получать подкреп-
ление людьми и снаряжением, а также, возможно, мо-
ральную поддержку, пока завершается неполный ге-
штальт, пока он вновь не обретет адекватную людскую
силу, снаряжение и боевой дух.
106
Возьмем рассказ о двух аналитиках. Молодой аналитик,
доведенный к вечеру до отчаяния, спрашивает своего
старшего коллегу: <Как вы можете целый день выслу-
шивать все эти ассоциации?>.
Тот отвечает: <Кто слушает?>.
Здесь мы вновь имеем две крайности упорствования:
1, Хронического овладения, часто называемого неу-
молимой установкой.
2. Затыкания ушей.
Упорствование привело бы к истреблению всего ба-
тальона и приводит к усталости молодого аналитика.
У одного банкира, идентифицирующего себя исклю-
чительно в качестве производителя денег, придержива-
ющегося этого образца даже в период Черной Пятницы
и оказавшегося неспособным справиться с рынком, не
осталось другого выхода, как закончить жизнь самоубий-
ством.
Человек, который ощущает невозможность удержать
ситуацию в руках, который ощущает не позволять себе
выпустить ее из рук, часто будет использовать самый
примитивный способ овладения ею - убийство, другими
словами убийство и насилие - являются симптомами
хронического овладения.
В апреле 1933 года нацисты пришли к власти, я
отправился к Айтигону, президенту Берлинской психоа-
налитической ассоциации, и сказал ему, что я видел
предостережение на стене. Он ответил: <Вы ориентиро-
ваны нереалистично. Вы забегаете вперед>.
Действительно, моей реальностью была необходимость
справиться с СС Гитлера. Ему же потребовалось более
двух лет, чтобы переориентироваться и отправиться в
Палестину.
Многие евреи были бы спасены в период гитлеровского
режима, если бы они могли освободиться от своих вла-
дений, родственников и страха неизвестности.
Многие были бы спасены, если бы смогли преодолеть
свою инертность и глупый оптимизм. Многие были бы
спасены, если бы мобилизовали свои ресурсы, а не ожи-
дали кого-то, кто спасет их. Если бы, если бы, если
бы...
107
Я проснулся сегодня утром изумленный и тупой. Сижу
на постели ошеломленный, в трансе, как те обитатели
психиатрической больницы, которых я видел погружен-
ными в свои размышления. Тени умерших, гитлеровских
жертв, в основном родственники, мои и Лоры, пришли ко
мне, указывая пальцами: <Ты бы мог спасти меня>, -
стремясь заставить меня почувствовать себя виноватым
и ответственным за них. Но я придерживаюсь своего
кредо: <Я ответственен только за себя. Я возмущаюсь
вашими претензиями ко мне, поскольку я возмущаюсь
любым вторжением в мой образ жизни>.
Я знаю, что придерживаюсь излишне безапелляцион-
ной позиции.
Я ощущаю фрустрацию и знаю, в то же время, что
это я фрустрирую самого себя. Мишень, Изален, по-ви-
димому, удаляются все дальше и дальше. Даже Илат,
где (исключая Киото) я видел другую возможность окон-
чательного поселения, выглядит вне достигаемости.
Еще я ощущаю реальность и сущность. Я ощущаю
связь со всеми тремя зонами. Я знаю, что сижу за своим
столом. Я ощущаю ручку, скользящую по бумаге, я вижу
свой захламленный стол. Лампа надо мной отбрасывает
тень на образующиеся слова.
Еще я касаюсь своей внутренней зоны, ощущаю удов-
летворение и усталость от дневных переговоров с ко-
миссией из Вашингтона, постоянный ток от представления
грядущего центра <прорыва>, готовности продолжить
книгу.
Я также связан со средней зоной, часто называемой
разумом. В этой зоне я представляю, беззвучно говорю,
что часто называется размышлением: вспоминаю, плани-
рую, повторяю. Я знаю, что я представляю, воскрешаю
в памяти события прошлого. Я знаю, что это не реаль-
ность, но образы. Если бы я думал, что они реальны, я
бы галлюцинировал, т. е. не был бы способным отличить
реальность от фантазии. Это основной симптом психоза.
Здравый человек, играя в игры, разбирая прошедшие
события, фантазируя о будущих свершениях и катастро-
фах, знает, что он находится в состоянии <как будто>,
из которого можно быстро вернуться к действительной
реальности.
Есть одно исключение, которое в более глубоком
смысле не является исключением - это сновидения.
Любое сновидение имеет качество реальности. Любое
сновидение является галлюцинацией. Любое сновидение
ощущается как реальное, но имеет осознание часто край-
ней абсурдности ситуаций и событий.
Любое сновидение, по-видимому, является реальным,
и это справедливо, потому что сновидение - есть ре-
альность. Это экзистенциальное сообщение, хотя и за-
кодированное загадочным языком.
Любое сновидение является спонтанным событием.
Напротив, фантазия может быть в значительной степени
свободной. По-видимому, предела фантазии не сущест-
вует, при условии, что мы не сдерживаем ее и не срав-
ниваем с ограниченными возможностями реальности.
Чтобы отправиться сейчас в Илат, следовало бы за-
няться многочисленными планированиями, тратить время,
деньги, отменить приглашения и т. д. Отправиться туда
в фантазии легко, при условии, что я не стер его в
своей памяти. (Когда я отправляюсь туда, или когда
обнаруживаю себя на полдороге между Бершейкой и
Илатом.) Какие-то руины, станции отдыха и газовый насос.
Я заправляю мой фольксваген, который я собрал в
Германии за несколько месяцев до этого. Идея объяснения
попадания именно в это место разрешается, взаимодей-
ствуя с интересом к ситуации, возникающей на полдороге.
Налицо факт, что я проезжал 500 км через пустыню, и
я сомневаюсь, осмелился бы я проделать их иначе, чем
в небесно-голубом фольксвагене.
Несмотря на мои ожидания, езда по пустыне совсем
не была скучной. Дорога была очень маленькая, но вы-
мощенная щебнем, и по большей части в хорошем со-
стоянии. Кроме нескольких бедуинов с верблюдами и с
палатками, я не встретил ни одного человека, хотя и
видел издали военный лагерь. Илат являл собой неоп-
ределенность, в основном крошечные хибары, а не дома,
пыльные и очень душные. Я очень легко могу поверить
рассказам о том, как невыносимо жарко бывает здесь
летом.
Я заглянул в отель, стоявший поодаль от шикарного
отеля <Илат>. Я ненавижу отделанные золотом отели,
109
где все время кого-то ждут. Я часто чувствую нечто
параноидальное в маленьких элегантных отелях: кори-
дорные похожи на грифов, лифтеры и горничные, суе-
тящиеся передо мной, заискивающие и восхитительные
в обмен на чаевые.
В целом, место выглядело однообразным, и я решил
вернуться через пару дней в Зин Ход, исправительную
колонию, где я чувствовал себя уютно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140