Мы поищем этих… этих людей завтра.
Я тщательно подбирал слова, ощущая на себе пристальный взгляд Пирса. Мне вдруг подумалось, что этот парень похож на птицу, хищную любопытную птицу в обманчиво-ярком оперении.
Они вышли, причем Барак шел быстро и не оглядываясь, словно избегая компании подмастерья.
В больничной палате Гай стоял на коленях лицом к лицу с Адамом, который вновь забился в угол. Каким-то чудесным образом ему опять удалось наладить контакт с мальчиком, и он говорил с ним ласковым шепотом:
– Неужели ты и впрямь думаешь, что, если тебе удастся обратить других людей, твоя душа будет спасена?
– Да, – тоже шепотом ответил мальчик. – Но я ошибался. Как я могу спасти их, если сам не спасен?
– То, что ты не спасен, тебе сказал темный ангел. Когда это случилось?
– Это было во сне. После того, как я согрешил.
– Как ты согрешил?
– Нет! – Адам крепко зажмурился. – Нет! Я грешил по-всякому! Нет!
– Успокойся, все хорошо.
Гай положил руку ему на плечо.
– Ты устал, Адам. Ты сегодня и бегал, и по стенам лазал…
– Усталость – ничто, – пробормотал Адам. – Я должен молиться.
– Но усталость мешает сосредоточиться. А разве можно, не сосредоточившись, молиться или говорить с Богом? Иногда, чтобы услышать его, требуется много сил. А если бы ты упал со стены? Ты бы уже никогда не смог молиться.
– Мне было страшно. Я чувствовал, что могу упасть. А до земли было так далеко…
Впервые я услышал от Адама три связные фразы, касавшиеся реального мира. У него даже прояснилось лицо, и он стал похож на обычного, пусть и испуганного, мальчика.
– Мне тоже было страшно, когда я забрался наверх, – сказал Гай. – Сделаешь шаг по стене, и тут же голова начинает кружиться.
К моему изумлению, на губах мальчика появилась слабая улыбка.
– Ага, точно.
Он снова нахмурился, будто о чем-то вспомнил.
– Я должен молиться, – сказал он.
– Нет, сейчас не надо. Ты слишком устал. Поспишь, покушаешь, а там, глядишь, и молитвы лучше пойдут. К Богу нельзя обращаться уставшим и слабым.
Гай подался вперед, сверля Адама своими карими глазами.
– Для того чтобы спасти душу, еще есть время. А сейчас – спи… Спи… Твои глаза закрываются.
Веки мальчика опустились.
– Глаза закрываются. Спи. Спи.
Гай обхватил мальчика за плечи и осторожно уложил на пол. Адам не сопротивлялся. Он уже спал. Гай встал, его суставы хрустнули. Адам не пошевелился.
– Это было потрясающе, – восхищенно проговорил я.
– Это было просто, – откликнулся Гай.
Он выглядел уставшим до изнеможения. Словно угадав мои мысли, он посмотрел на меня и сказал:
– Ты тоже выглядишь до смерти уставшим, Мэтью. И бледным. Как твоя рука?
– Ноет. Мне нужно к Дэниелу и Минни…
Гай положил руку мне на плечо.
– Я беспокоюсь за тебя, Мэтью. Все это скверно сказывается на тебе. Я имею в виду… то, другое дело.
– Он был там, Гай. Сегодня, в толпе. Убийца. Я видел его всего лишь мгновение, да и то краем глаза, но это был он. Я знаю. Он насмехается надо мной, а я слишком слаб для всего этого.
Мне хотелось взорваться от злости.
– Нет, ты его достанешь. Уж я-то тебя знаю.
В голосе Гая слышались успокаивающие нотки, и одновременно с этим он был каким-то безжизненным. Мой друг выглядел печальным.
– Завтра во второй половине дня хоронят Роджера. Дороти сообщила мне об этом в записке.
– Тебе следует пойти домой, Мэтью. Твоей руке нужен отдых.
– Сам знаю. И все же я боюсь, что скоро он может нанести новый удар.
Я помолчал.
– Это действительно плохо действует на меня, в отличие от Харснета, который уверен в том, что мы имеем дело с одержимым, и от Барака, который никогда прежде не сталкивался ни с чем подобным и до смерти боится узнать истину. Именно ужас всего происходящего пронизывает меня до костей. А ведь до того, как погиб Роджер, я был совершенно доволен. Доволен всем, впервые за много лет. А теперь…
Я растерянно покрутил головой.
– Мне кажется, ты прав относительно того, что он собой представляет, Гай. Наверное, это действительно какая-то странная и ужасная разновидность безумия.
Я посмотрел на Гая.
– Ты, должно быть, перенес когда-то страшные страдания, если взялся за изучение столь странных и ужасных недугов.
– Это так. Я уже говорил тебе. И все же я не жалею о своих исследованиях, наблюдениях и попытках понять скрытые механизмы этих заболеваний. Книги по медицине, если изучать врачевание только с их помощью, могут завести в тупик. Как и Библия, окажись она не в тех руках.
– По-твоему, ты разобрался в том, что движет убийцей?
Гай отрицательно покачал головой.
– Нет. Тут все слишком темно, слишком запутанно. Адама я надеюсь со временем понять, но этого человека – нет.
И вновь я уловил на его худом лице отражение какой-то душевной боли.
– Ты и сейчас страдаешь.
– Мы все страдаем, Мэтью. С Божьей помощью каждый из нас должен найти свои путь.
Он выдавил из себя улыбку.
– Юный Пирс сегодня проявил себя настоящим молодцом, тебе не кажется? Сам вызвался лезть на стену с Бараком. Вот видишь, ты был о нем неверного мнения.
– Я видел, как он улыбался, когда Минни Кайт набросилась на Шоумса. Он не тот человек, в которого тебе стоит вкладывать душу.
– Со временем он научится состраданию.
Я не стал спорить, хотя и сомневался в правоте друга. Но при этом я думал, что в мире, где осталось так мало надежды, нельзя осуждать человека за то, что ему хочется верить в хорошее.
Глава 21
Когда я покинул Бедлам, уже вечерело. Раненая рука болела, я неимоверно устал и был голоден, поскольку с самого завтрака у меня не было во рту и маковой росинки. Домой я вернулся на закате. В гостиной ждал Барак, и мне потребовалось несколько секунд, чтобы справиться с удивлением. Наконец я вспомнил, что они с Тамазин временно переехали ко мне.
– Харснет прислал письмо, – сообщил Барак. – Он все еще пытается вычислить Годдарда и просит встретиться завтра вечером, чтобы мы рассказали о результатах наших бесед с двумя бывшими монахами. Он будет присутствовать на открытии после ремонта церкви, с которой упал шпиль. Это церковь Святой Агаты, она расположена вниз по реке.
– Наверняка какой-то радикалистский приход.
– Так оно и есть. Когда я работал на лорда Кромвеля, он частенько захаживал туда. Тамошнего викария зовут Томас Ярингтон. Мы его видели сегодня.
– Разве?
– Да, это тот седой священник, который был с Мифоном. Тот, что юркнул в толпу, когда появился Боннер.
– А, этот…
– Харснет сообщает, что лорд Томас Сеймур тоже там будет. – Барак передал мне записку. – Харснет также приглашает вас отужинать с ним.
Записка была короткой.
– Хорошо, – сказал я, – экс-монахов мы навестим завтра после суда. Утром слушается дело, и я должен присутствовать, но у меня будет свободное время до пяти часов вечера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
Я тщательно подбирал слова, ощущая на себе пристальный взгляд Пирса. Мне вдруг подумалось, что этот парень похож на птицу, хищную любопытную птицу в обманчиво-ярком оперении.
Они вышли, причем Барак шел быстро и не оглядываясь, словно избегая компании подмастерья.
В больничной палате Гай стоял на коленях лицом к лицу с Адамом, который вновь забился в угол. Каким-то чудесным образом ему опять удалось наладить контакт с мальчиком, и он говорил с ним ласковым шепотом:
– Неужели ты и впрямь думаешь, что, если тебе удастся обратить других людей, твоя душа будет спасена?
– Да, – тоже шепотом ответил мальчик. – Но я ошибался. Как я могу спасти их, если сам не спасен?
– То, что ты не спасен, тебе сказал темный ангел. Когда это случилось?
– Это было во сне. После того, как я согрешил.
– Как ты согрешил?
– Нет! – Адам крепко зажмурился. – Нет! Я грешил по-всякому! Нет!
– Успокойся, все хорошо.
Гай положил руку ему на плечо.
– Ты устал, Адам. Ты сегодня и бегал, и по стенам лазал…
– Усталость – ничто, – пробормотал Адам. – Я должен молиться.
– Но усталость мешает сосредоточиться. А разве можно, не сосредоточившись, молиться или говорить с Богом? Иногда, чтобы услышать его, требуется много сил. А если бы ты упал со стены? Ты бы уже никогда не смог молиться.
– Мне было страшно. Я чувствовал, что могу упасть. А до земли было так далеко…
Впервые я услышал от Адама три связные фразы, касавшиеся реального мира. У него даже прояснилось лицо, и он стал похож на обычного, пусть и испуганного, мальчика.
– Мне тоже было страшно, когда я забрался наверх, – сказал Гай. – Сделаешь шаг по стене, и тут же голова начинает кружиться.
К моему изумлению, на губах мальчика появилась слабая улыбка.
– Ага, точно.
Он снова нахмурился, будто о чем-то вспомнил.
– Я должен молиться, – сказал он.
– Нет, сейчас не надо. Ты слишком устал. Поспишь, покушаешь, а там, глядишь, и молитвы лучше пойдут. К Богу нельзя обращаться уставшим и слабым.
Гай подался вперед, сверля Адама своими карими глазами.
– Для того чтобы спасти душу, еще есть время. А сейчас – спи… Спи… Твои глаза закрываются.
Веки мальчика опустились.
– Глаза закрываются. Спи. Спи.
Гай обхватил мальчика за плечи и осторожно уложил на пол. Адам не сопротивлялся. Он уже спал. Гай встал, его суставы хрустнули. Адам не пошевелился.
– Это было потрясающе, – восхищенно проговорил я.
– Это было просто, – откликнулся Гай.
Он выглядел уставшим до изнеможения. Словно угадав мои мысли, он посмотрел на меня и сказал:
– Ты тоже выглядишь до смерти уставшим, Мэтью. И бледным. Как твоя рука?
– Ноет. Мне нужно к Дэниелу и Минни…
Гай положил руку мне на плечо.
– Я беспокоюсь за тебя, Мэтью. Все это скверно сказывается на тебе. Я имею в виду… то, другое дело.
– Он был там, Гай. Сегодня, в толпе. Убийца. Я видел его всего лишь мгновение, да и то краем глаза, но это был он. Я знаю. Он насмехается надо мной, а я слишком слаб для всего этого.
Мне хотелось взорваться от злости.
– Нет, ты его достанешь. Уж я-то тебя знаю.
В голосе Гая слышались успокаивающие нотки, и одновременно с этим он был каким-то безжизненным. Мой друг выглядел печальным.
– Завтра во второй половине дня хоронят Роджера. Дороти сообщила мне об этом в записке.
– Тебе следует пойти домой, Мэтью. Твоей руке нужен отдых.
– Сам знаю. И все же я боюсь, что скоро он может нанести новый удар.
Я помолчал.
– Это действительно плохо действует на меня, в отличие от Харснета, который уверен в том, что мы имеем дело с одержимым, и от Барака, который никогда прежде не сталкивался ни с чем подобным и до смерти боится узнать истину. Именно ужас всего происходящего пронизывает меня до костей. А ведь до того, как погиб Роджер, я был совершенно доволен. Доволен всем, впервые за много лет. А теперь…
Я растерянно покрутил головой.
– Мне кажется, ты прав относительно того, что он собой представляет, Гай. Наверное, это действительно какая-то странная и ужасная разновидность безумия.
Я посмотрел на Гая.
– Ты, должно быть, перенес когда-то страшные страдания, если взялся за изучение столь странных и ужасных недугов.
– Это так. Я уже говорил тебе. И все же я не жалею о своих исследованиях, наблюдениях и попытках понять скрытые механизмы этих заболеваний. Книги по медицине, если изучать врачевание только с их помощью, могут завести в тупик. Как и Библия, окажись она не в тех руках.
– По-твоему, ты разобрался в том, что движет убийцей?
Гай отрицательно покачал головой.
– Нет. Тут все слишком темно, слишком запутанно. Адама я надеюсь со временем понять, но этого человека – нет.
И вновь я уловил на его худом лице отражение какой-то душевной боли.
– Ты и сейчас страдаешь.
– Мы все страдаем, Мэтью. С Божьей помощью каждый из нас должен найти свои путь.
Он выдавил из себя улыбку.
– Юный Пирс сегодня проявил себя настоящим молодцом, тебе не кажется? Сам вызвался лезть на стену с Бараком. Вот видишь, ты был о нем неверного мнения.
– Я видел, как он улыбался, когда Минни Кайт набросилась на Шоумса. Он не тот человек, в которого тебе стоит вкладывать душу.
– Со временем он научится состраданию.
Я не стал спорить, хотя и сомневался в правоте друга. Но при этом я думал, что в мире, где осталось так мало надежды, нельзя осуждать человека за то, что ему хочется верить в хорошее.
Глава 21
Когда я покинул Бедлам, уже вечерело. Раненая рука болела, я неимоверно устал и был голоден, поскольку с самого завтрака у меня не было во рту и маковой росинки. Домой я вернулся на закате. В гостиной ждал Барак, и мне потребовалось несколько секунд, чтобы справиться с удивлением. Наконец я вспомнил, что они с Тамазин временно переехали ко мне.
– Харснет прислал письмо, – сообщил Барак. – Он все еще пытается вычислить Годдарда и просит встретиться завтра вечером, чтобы мы рассказали о результатах наших бесед с двумя бывшими монахами. Он будет присутствовать на открытии после ремонта церкви, с которой упал шпиль. Это церковь Святой Агаты, она расположена вниз по реке.
– Наверняка какой-то радикалистский приход.
– Так оно и есть. Когда я работал на лорда Кромвеля, он частенько захаживал туда. Тамошнего викария зовут Томас Ярингтон. Мы его видели сегодня.
– Разве?
– Да, это тот седой священник, который был с Мифоном. Тот, что юркнул в толпу, когда появился Боннер.
– А, этот…
– Харснет сообщает, что лорд Томас Сеймур тоже там будет. – Барак передал мне записку. – Харснет также приглашает вас отужинать с ним.
Записка была короткой.
– Хорошо, – сказал я, – экс-монахов мы навестим завтра после суда. Утром слушается дело, и я должен присутствовать, но у меня будет свободное время до пяти часов вечера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166