Нам открыл слуга и пригласил войти. Как недавно секретарь Кранмера, он попросил Барака подождать в прихожей, а нас с Харснетом провел в кабинет, завешанный дорогими гобеленами. Главным предметом здесь был огромный дубовый стол, заваленный бумагами. Мне подумалось, что эти вещи также относились к конфискованному монастырскому имуществу. По крайней мере, лавочки для певчих, выстланные подушками и стоявшие вдоль стен, – точно. Снаружи слышался стук тяжелых молотков.
Дверь открылась, и в кабинет вошел низенький человек в белых церковных одеждах. Мы обменялись поклонами, после чего он прошел к столу и сел.
– Прошу вас, джентльмены, – произнес он медоточивым голосом и широким жестом указал на сиденья для певчих.
Я рассматривал Уильяма Бенсона, последнего аббата монастыря, монаха, который переметнулся на сторону Кромвеля и был назначен аббатом, чтобы ускорить разгром монастырей. Место настоятеля нового собора являлось частью платы за то, что он сделал. Это был коренастый мужчина лет под пятьдесят, с пухлым сонным лицом, которое не покидало выражение удовлетворенности тем, что ему удалось осуществить все свои амбиции.
– Чем я могу помочь архиепископу? – осведомился он.
Первым заговорил Харснет.
– Это дело крайне секретное, сэр. Архиепископ настаивает на том, чтобы ничего из того, о чем мы сейчас станем говорить, не вышло за пределы этих стен.
– На этот счет можете не беспокоиться. Повиноваться предстоятелю – мой священный долг. – Бенсон улыбнулся, щуря сонные глаза. – Вы заинтриговали меня.
– Боюсь, история, которую вам предстоит услышать, может обеспокоить вас, – вставил я, желая заявить о своем присутствии и показать, что я тоже не последний человек в этом деле.
Бенсон издал гортанный смешок.
– Я возделывал ниву Господню в Англии на протяжении многих лет. Теперь меня уже ничто не может обеспокоить. Кроме, пожалуй, вот этого стука молотков. – Он нахмурился. – Чтобы снести обитель, им, похоже, понадобится целая вечность.
«Обитель, которую ты возглавлял не один год», – подумал я.
Мне было интересно, изменится ли выражение его лица после рассказа Харснета про ужасающие убийства и их видимую связь с пророчествами Книги Откровения, но нет, когда коронер закончил рассказ, физиономия настоятеля оставалась такой же апатичной, как и прежде.
– И по вашему мнению, этот человек может быть бывшим монахом? – спросил Бенсон, крутя золотое кольцо на пальце.
Он с сомнением покачал головой.
– Вряд ли это возможно. Многие братья приветствовали закрытие монастыря и получили от этого немалые выгоды. Шестеро, к примеру, остались здесь же и сделались пребендариями под моим началом.
– Сколько всего было здесь монахов? – спросил я.
– Тридцать четыре. Не вся братия была в восторге от случившегося, но в основном они были реалистами и без возражений подписали отказные листы. Все, за исключением брата Элфрида, который поставил условие, чтобы после его смерти похоронить его в соответствии со старыми обрядами. Ему это было обещано, а затем и выполнено, – добавил Бенсон с легкой улыбкой. – Он умер почти сразу после того, как ушел отсюда. Полдюжины братьев отправились в мир иной вскоре после того, как покинули монастырь.
– Нас интересует монастырский врачеватель, Ланселот Годдард, и двое его помощников, – сказал Харснет. – Только они числятся в архивах суда по делам секуляризации.
– И еще, – снова встрял я, – известно ли вам, применял ли доктор Годдард двейл?
– Применял что?
Мне показалось, что настоятель отреагировал на мой вопрос с излишней поспешностью, и при этом в его сонном взгляде на мгновение что-то промелькнуло. Я объяснил, что двейл – наркотик, и рассказал, для чего его использовал убийца.
– Это действительно не может не беспокоить, – тихо проговорил Бенсон.
Он сидел, размышляя и вертя на пальце кольцо. Прошло некоторое время, прежде чем он поднял на нас глаза.
– Мне неизвестно, использовал ли доктор Годдард этот ваш двейл. Я никогда не вмешивался в дела монастырской больницы. Он был весьма опытным врачом, и я не припомню, чтобы на него когда-либо поступали жалобы.
Настоятель помолчал.
– Я готов оказать вам любую посильную помощь, джентльмены, но мне кажется, что вы ошибаетесь. Кем бы ни был этот… ужасный человек, я не верю в то, что он отсюда.
– Насколько близко вы знали доктора Годдарда? – спросил я.
– Не очень близко. – Настоятель позволил себе циничную улыбку. – Ни для кого не секрет, что меня назначили аббатом с определенной целью – чтобы я подготовил Вестминстерское аббатство к мирному и максимально безболезненному закрытию, что я и сделал. Я обращал внимание лишь на тех монахов, которых нужно было убеждать или принуждать. Доктор Годдард к ним не относился. На его плечах лежало лечение заболевших, повседневный уход за немощными старыми монахами. Он также распоряжался еще одной маленькой больницей для бедных жителей Вестминстера, которую содержал монастырь.
– То же относится и к его помощникам?
– Да. Чарльз Кантрелл работал в больнице для монахов, Фрэнсис Локли – в больнице для мирян.
– Они имели образование? – уточнил я.
– Нет. Кантрелл был монахом, а Локли – послушником, который трудился на нас и жил здесь же. Годдард обучал их обоих.
– Что за человек был Годдард?
Бенсон склонил голову.
– Не очень общительный тип. Некоторые даже говорили, что он холоден, называли его бирюком. Он произошел из богатой семьи и на тех, кто имел низкое происхождение, смотрел свысока. Секуляризацию воспринял спокойно, как и остальные, каких-либо комментариев, тем более ругательных, от него не слышали.
– Он исчез из дома, который снимал, – сообщил настоятелю Харснет. – Куда, по-вашему, он мог подеваться?
Бенсон пожал плечами.
– Понятия не имею. Я не знаю, есть ли у него семья и где она живет, а все монастырские записи уничтожены.
Я знал, что это правда. Большую часть монастырских записей сожгли вместе с иллюстрированными книгами.
– Для нас может представлять ценность все, что вы могли бы нам сообщить, сэр.
– Когда я пришел, он уже был врачом. Я помню разговоры о том, что он стал послушником еще в ранней молодости, а когда монастырь закрыли, ему было около сорока.
– Он был снобом, – заявил я. – По крайней мере, так говорят все его соседи. Значит, он все же так и не освободился до конца от предрассудков, бытующих в миру.
Бенсон рассмеялся.
– Среди монахов такое часто встречается. Именно их приверженность всему мирскому являлась одной из причин, по которым следовало закрыть монастыри.
– Вам известно, где он учился на врача? – поинтересовался я.
– Он не учился. Ремесло врачевателя он перенимал от старого лекаря, которого сменил, а «доктором» его называли, боюсь, только из вежливости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166