– Мы же, – отвечал Харснет, – ведем охоту на убийцу, который зверски умертвил четырех человек и едва не прикончил пятого.
– Повторяю вам, это никак не связано с аббатством. – В голосе настоятеля зазвучало нетерпение. – Клянусь святыми мощами, я знал Годдарда, разговаривал с ним. Он был одним из немногих монахов, с которыми можно было вести умные беседы. Но его интересовало только собственное благополучие и социальный статус. Предполагать, что он станет убивать людей, считая, что выполняет тем самым некие пророчества Книги Откровения, просто смехотворно.
– Если в человека вселился дьявол, – тихо и размеренно заговорил Харснет, – не имеет значения то, каким он был прежде. Одержимый целиком поглощен лишь одним – желанием выполнить волю нечистого.
Бенсон перестал играть с пером и рассмеялся с нескрываемым цинизмом.
– Одержимый! Вы считаете его таковым? Эта версия заведет вас в тупик.
– В зале капитула я видел стенные росписи, иллюстрирующие Апокалипсис апостола Иоанна, – сказал я. – Теперь они будут скрыты за полками для документов.
– Да, это была моя идея – использовать зал капитула для хранения официальных бумаг. У нас, знаете ли, много свободного места образовалось. Ну и что из этого?
– Монахи, вероятно, сотни раз видели эти изображения. Так же, как и вы. Вряд ли можно было, рассматривая их изо дня в день, не думать об истории, о которой они повествуют.
Настоятель передернул плечами.
– Я этих картинок почти не замечал. Разве что думал иногда о том, что нарисованы они из рук вон плохо.
– И все же на некоторых людей они могли оказывать сильное воздействие, – возразил я.
Бенсон просверлил во мне дыру взглядом и наставил на меня перо.
– Ваше имя все время казалось мне знакомым, и я вспомнил, кто вы такой. Вы адвокат, которого король высмеял в Йорке два года назад. Как он назвал вас? Согбенным пауком? Мне рассказали эту историю после его возвращения. Он сравнил вас с каким-то здоровым йоркширским малым, который был с вами. Йоркширцам эта шутка пришлась по душе.
Я ничего не ответил.
– Вы не божий человек, сэр, – тихо сказал Харснет.
– Я реалист! – разъярился Бенсон. – Такие люди, как я, уменьшают количество проблем, существующих в мире. Я понял, что наша система продажна и прогнила, еще будучи молодым монахом, и со временем подался к лорду Кромвелю. Вот уж кто был реалистом, так это он. Кромвель сделал меня аббатом, а я сделал так, что эта обитель сдалась тихо и мирно, без протестов и скандалов, поскольку они в королевской резиденции совершенно ни к чему. Король надеется, что когда-нибудь тоже будет здесь погребен. И он очень разозлится, если вы устроите скандал.
Бенсон встал, давая понять, что разговор окончен. По глазам Харснета я понял, что больше всего на свете ему сейчас хочется арестовать настоятеля, бросить в темницу и лично подвергнуть его допросу третьей степени. Но в одном Бенсон был прав: он являлся важной персоной, обладал влиянием, и при отсутствии прямых улик Харснету нужно было действовать с крайней осторожностью. Мне подумалось, что он изначально выбрал неправильную тактику поведения с настоятелем и в результате сразу же настроил его против себя.
Когда мы вышли на двор, Харснет повернулся ко мне. Я видел, что он буквально кипит от ярости.
– Вы ему верите? – спросил он.
– Мне кажется, что настоятель тоже что-то скрывает. Причин тому может быть две: он либо думает, что это не имеет значения для нашего расследования, либо считает себя слишком влиятельной шишкой, на которую нельзя надавить.
– Ему не помогут никакие высокопоставленные друзья, если он утаивает важную информацию, которая помогла бы в раскрытии четырех убийств.
– Хотелось бы в это верить, – откликнулся я.
Харснет стиснул губы.
– Послушаем, что нам скажет Локли. Не исключено, что это поможет прижать Бенсона. Я должен прихватить пару констеблей и взять в оборот Локли. Увидимся вечером, в шесть часов, мастер Шардлейк.
Он поклонился и ушел.
– Не завидую я Локли, – сказал Барак.
– Да уж.
Я оглянулся на дом настоятеля.
– Бенсон называет себя реалистом. Что ж, так оно и есть. Как и у любого из монахов, помогавших Кромвелю, им руководило только одно: жажда власти и денег. Едва ли он хоть изредка задумывается о судьбе монахов, которых выбросили из монастыря, и уж тем более не испытывает угрызений совести.
– У него она, по-моему, вообще отсутствует, – заметил Барак.
С крыши трапезной, которую сносили рабочие, свалился огромный каменный блок, и Джек от неожиданности моргнул, обвел взглядом картину разрушений, царивших вокруг, и расхохотался.
– Что смешного? – удивился я.
– Этот болван Бенсон распинался о том, как он стал аббатом. Посмотрите вокруг. Он стал хозяином развалин.
– И тем не менее по соизволению короля он до сих пор управляет Вестминстерским собором, – серьезно ответил я.
Барак поднял глаза на огромную церковь.
– Значит, Генрих хочет, чтобы его здесь похоронили, – тихо проговорил он.
– И чем скорее – тем лучше, – еще тише отозвался я.
Харснет жил на северной стороне Вестминстера в одном из красивых старых домов, стоявших вдоль Королевской улицы, чуть ниже дворца Уайтхолл. Над дворцом развевались флаги, его силуэт был красиво очерчен на фоне ясного синего неба, а солнце ярко отражалось в высоких окнах караульной постройки в воротах. Я остановился перед дверью дома Харснета с отполированным до блеска дверным молоточком в виде львиной головы. Мне было интересно, каким будет этот ужин с семьей Харснетов, но еще интереснее было узнать, что рассказал ему Локли.
Я постучал в дверь, и слуга проводил меня в большую гостиную.
На высоком деревянном буфете, отражая свет ламп, сияло золотое блюдо, а одна стена была увешана картинами, изображавшими путешествие волхвов в Вифлеем. Верблюды и повозки были выписаны в мельчайших деталях, а сами полотна выдержаны в теплых песочных тонах.
Меня уже ждали Харснет и его жена. Коронер, облаченный в черный бархатный дублет, выглядел щеголевато, аккуратно подстриженная борода с седыми прядями составляла контраст темным волосам. Однако выражение его лица было озабоченным. Жена Харснета оказалась маленькой круглолицей женщиной со светлыми волосами и яркими глазами, полными любопытства. Она сидела на подушках и вышивала, но при моем появлении поднялась и сделала книксен.
– Элизабет, – сказал Харснет, – позволь представить тебе выдающегося адвоката Мэтью Шардлейка, который работает вместе со мной над… одним сложным делом.
Харснет бросил на меня предупреждающий взгляд, и я понял, что его жена ничего не знает про убийства. Значит, чтобы услышать новости о Локли, придется подождать.
Элизабет заговорила высоким, но приятным голосом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166