– В последнее время я почти не вижу Грегори, а когда он появляется, то у него такой усталый вид! Надеюсь, это не вы взвалили на него столько работы?
– Упаси меня бог, мадам, я всего лишь временно работаю вместе с ним.
– Грегори очень тепло отзывается о вас.
Я с удивлением взглянул на Харснета, поскольку полагал, что он не может испытывать уважения к тем, кто не разделяет его строгих религиозных воззрений. Коронер смущенно улыбнулся, и я опять убедился в том, что он застенчив.
– Я еще не поблагодарил вас за то, что вы прислали ко мне в дом человека, – сказал я. – Этот Орр – симпатичный парень, и теперь женщины чувствуют себя гораздо спокойнее.
Харснет выглядел польщенным.
– Я не сомневался в том, что Орр будет работать на славу, ведь он – член нашей церкви.
Элизабет пригласила меня за стол, застеленный нарядной вышитой скатертью.
– Надеюсь, вы любите жареную баранину?
– Больше всего на свете! – ответил я, ничуть не покривив душой.
Она позвонила в маленький колокольчик, и слуги внесли большое блюдо с бараниной и миски с овощами. Я вдруг поймал себя на мысли, что впервые нахожусь на званом ужине после того – последнего – вечера, который провел в гостях у Дороти и Роджера.
«Сэмюель, должно быть, уже уехал, и она опять осталась одна, – подумал я. – Завтра непременно ее навещу».
Дверь снова открылась, и служанка ввела в гостиную четверых тщательно причесанных детей: двух мальчиков и двух девочек в возрасте примерно от четырех до десяти лет. Двое младших были в ночных рубашках.
– Входите, дети, – пригласил Харснет. – Я хочу познакомить вас с мастером Шардлейком.
Дети подошли и послушно выстроились перед отцом. Мальчики вежливо поклонились мне, девочки сделали книксен. Харснет улыбнулся.
– Юных джентльменов зовут Авессал и Ревнитель, юных леди – Рахиль и Бела.
Все это были ветхозаветные имена, за исключением Ревнителя, одного из многих странных имен, которые протестанты давали своим детям: Богобоязненный, Неколебимый, Спасенный. Две маленькие девочки с испуганным любопытством поглядывали на мою горбатую спину. Младший мальчик смотрел в пол, но у самого старшего из детей, Ревнителя, был злой, неприветливый взгляд. Отец положил ладонь ему на голову.
– Надеюсь, ты извлек урок из сегодняшнего наказания? – серьезным тоном спросил он. – Ты понял, что произносить имя Спасителя всуе – большой грех?
– Да, отец, – ответил мальчик.
В его голосе звучала покорность, но глаза оставались колючими.
Харснет отпустил детей, проводил их взглядом и, когда они вышли, грустно покачал головой.
– Мне пришлось ударить Ревнителя палкой, – пояснил он. – За то, что он ругался. Не самая приятная, но необходимая часть отцовских обязанностей. Я и представить себе не мог, что он знает такие слова.
Коронер умолк, и лицо его снова приняло озабоченное выражение.
– Дети могут быть испытанием, – сказала Элизабет, – но при этом они и великое утешение, и наше будущее.
Женщина с улыбкой посмотрела на меня.
– Муж сказал мне, что вы не женаты.
– Да, – коротко ответил я, дотянувшись ножом до нового куска баранины.
– Господь повелевает мужчине вступать в брак, – сказала Элизабет, не сводя с меня взгляда.
– Ну, мне он этого пока не повелел, – отозвался я и повернулся к Харснету. – Вы сказали, что занимаете должность помощника коронера уже шесть лет. Могу я спросить, где вы изучали юриспруденцию, сэр?
– В Миддл-Темпле. Затем в течение нескольких лет я работал в Линкольншире, откуда родом мои родители. А потом, шесть лет назад, случилось Северное восстание. Я собрал отряд для борьбы с этими папистами, но сражаться нам не пришлось. Они сдались без боя.
– В Йоркшире все обстояло иначе, – заметил я.
– Божьей милостью восстание удалось подавить и там. После этого я получил письмо, в котором меня приглашали к лорду Кромвелю. Вы ведь его тоже знали?
Харснет уставился на меня своим проницательным взглядом, словно пытаясь проникнуть в мою душу.
– Да, с тех самых пор, когда он был молод и еще только стал радикалистом.
– Тогда он находился на вершине власти. Он сказал, что разглядел во мне способного человека, и попросил занять пост помощника королевского коронера. Прежний только что умер.
Харснет вздохнул.
– В Линкольншире мы были счастливы и не хотели переезжать, хотя предложенная мне должность, как и любая другая на королевской службе, предусматривала солидный доход. Но деньги никогда не стояли для нас на первом месте.
– Лорд Кромвель был не из тех, кому легко отказать.
– О, я и не собирался отказываться, и убеждать меня тоже не было нужды. Хватило единственного аргумента: Кромвель сказал мне, что, если я приму это предложение, при дворе станет одним добрым христианином больше.
– Он работает просто на износ, мастер Шардлейк, – посетовала Элизабет, – но каждый из нас должен жить так, как предназначил ему Господь.
Женщина улыбнулась, и я подумал: не относится ли ее последняя фраза к моей холостой жизни?
– Вы как-то упомянули о том, что подумываете организовать больницу для бедных? – напомнил Харснет.
Я был только рад сменить тему.
– Да, это была идея Роджера Эллиарда. Он задумал собрать пожертвования с членов Линкольнс-Инн, а то и вообще всех адвокатских корпораций и учредить лечебницу для бедных и больных. Когда у меня появится свободное время, я непременно займусь этим.
Харснет согласно кивнул.
– Это было бы замечательно. Между нами говоря, король не горит желанием тратить деньги, полученные от разорения монастырей, заменяя монастырские больницы чем-то получше.
Пришла моя очередь согласиться.
– Да, – сказал я, – он занят только сооружением дворцов и теперь, когда скотты побеждены, подготовкой войны с Францией.
– Ага, и все это ради суетной, призрачной славы.
– Грегори! – одернула его жена.
– Я знаю, дорогая, мы должны проявлять осторожность. Однако вернемся к теме больницы, мастер Шардлейк. Я хотел бы помочь вам в осуществлении этого проекта. У меня до сих пор множество знакомых в Миддл-Темпле. В каком месте вы собираетесь ее строить?
– Признаюсь, я еще не задумывался об этом, хотя после того, как снесли все монастыри, в Лондоне появилось сколько угодно свободного места.
Коронер кивнул.
– Больницу нужно строить поближе к центру. Именно туда стекаются нищие со всего города, чтобы просить подаяние. Мы каждый день становимся свидетелями их страданий. Именно эти страдания вкупе с необразованностью становятся для них соблазном усомниться в милости Господа и мудрости Его.
– В больнице их можно было бы знакомить с Библией, – вставила Элизабет.
– Верно, – глубокомысленно кивнул ее муж. – Позаботившись о теле несчастных, позаботиться и об их душе.
Мы уже покончили с ужином и, перехватив мой полный нетерпения взгляд, Харснет сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166