Было видно, что коллега воспринимал его лишь в качестве аптекаря. Толстяк, видно, относился к категории эскулапов, которые внушали пациентам благоговейный страх с помощью высокомерного поведения, за которым зачастую крылось невежество.
– Это все, сэр, – проговорил покупатель. – Я заберу заказ завтра. Сколько я вам должен?
– Один шиллинг.
– У вас низкие цены.
Он вытащил толстый кошель и достал оттуда серебряную монету. Затем взглянул на меня.
– А вы юрист, сэр? Из какой судебной корпорации?
– Из Линкольнс-Инн, – коротко ответил я.
– У меня там есть пациент. Мастер Билкнэп. Может, знаете?
– В последнее время он выглядит больным и бледным, – многозначительно добавил я.
– О, скоро я поставлю его на ноги.
Врач будто не заметил сарказма, прозвучавшего в моих словах.
– Ему нужно почаще делать кровопускания, и он станет как новенький. Кстати, меня зовут доктор Арчер, и у меня большой опыт в лечении адвокатов.
Толстяк одарил меня снисходительной улыбкой, а потом, небрежно поклонившись Гаю, сунул кошель в пояс и вышел из лавки.
– Что это за тип? – спросил я.
На губах Гая заиграла язвительная усмешка.
– Арчер – самый главный человек в корпорации врачей. Я там занимаю весьма незначительное положение, поэтому вынужден угождать ему. Он сторонник традиционных методов лечения и уверен в том, что со времен Галена в медицине не появилось ничего нового за исключением его собственных знахарских снадобий. У меня он покупает ингредиенты для их изготовления. Он влиятельный человек, ему нравится покровительствовать мне, а я за это беру с него символическую плату.
Голос Гая внезапно стал усталым, он махнул рукой и сел за стол напротив меня.
– Ладно, забудем про Арчера. Чем я могу тебе помочь, Мэтью? По твоему лицу вижу, что это не просто визит вежливости.
Прежде чем отвечать, я немного помолчал. Приглядевшись к другу внимательнее, я заметил, что он выглядит уставшим и каким-то опустошенным. Мне вдруг не захотелось втягивать его во всю эту гнусную историю, связанную с убийствами. Но что поделать – я нуждался в его совете. Подумав об этом, я прикоснулся к знаку пилигрима, лежавшему в моем кармане.
Гай обернулся к Пирсу.
– Принеси нам вина, мой мальчик, – попросил он. – Кстати, тебе не следовало подтрунивать над доктором Арчером. Каким бы он ни был дураком, Арчер подозрителен и остро чувствует насмешки.
– Простите, мастер. Не сумел сдержаться.
– Я тебя понимаю, – ответил Гай.
– Что мне сказать, если снова придут те люди, которые продают жир из огромных рыб, выловленных в Темзе? – спросил Пирс. – Многие аптекари покупают его.
– И без сомнения, приписывают ему всякие магические свойства. Вели им проваливать. Пусть даже близко не подходят к моей лавке. Этот жир воняет на добрую милю.
Когда Пирс ушел, Гай снова заговорил:
– Наверное, это были именно они, а я подумал, что местные мальчишки так шутят в День дурака: постучат в дверь и убегают.
– Ты слишком мягок с этим парнем, – заметил я. – Насмехаться над таким субъектом, как Арчер, и вправду опасно.
– Да, но Пирс любит пошутить.
Гай улыбнулся, но тут же снова стал серьезным.
– Что стряслось, Мэтью? Это как-то связано с мастером Эллиардом?
– Да.
Я колебался. Имею ли я право вовлекать его во все это? А потом решил: да, имею, потому что он может оказать нам неоценимую помощь. И стал рассказывать.
– Как выяснилось, Роджер стал третьим человеком, убитым за последнее время самым что ни на есть жестоким и извращенным способом. Причем все три убийства кажутся совершенно бессмысленными.
Я рассказал ему про Тапхольма и доктора Гарнея, как их убийства связаны с Книгой Откровения, и о том, что душегуб, возможно, выискивает тех, кто отошел от радикальных религиозных взглядов. Темнокожее лицо Гая вытянулось и потемнело еще больше.
– Я знал Пола Гарнея, – сказал он, когда я закончил свой рассказ и взял с него клятву хранить молчание об услышанном. – Не очень близко, но мы несколько раз встречались. Он производил впечатление умного, образованного человека. Не чванливого индюка, как доктор Арчер.
Гай сокрушенно покачал головой.
– Я готов поверить, что он начинал как реформатор, а потом разочаровался в этих невежественных, но убежденных в собственной правоте радикалах.
В дверь постучали. Вошел Пирс с подносом, на котором стояли стаканы и кувшин. Красивое лицо ученика вновь было непроницаемо, но что-то во взгляде больших голубых глаз заставило меня задуматься: а не подслушивал ли он? Я смотрел, как он поставил на стол поднос и направился к двери. Парень заметил, что я за ним наблюдаю. Именно этого я и хотел.
– Вот что мы нашли на месте убийства Тапхольма, – сказал я, доставая из кармана знак.
Гай повертел его в своих длинных пальцах и бросил на меня острый взгляд.
– Ты все еще думаешь, что убийцей может быть врач-бенедиктинец? Из-за этого и двейла?
– Я думаю, что такое возможно.
Гай снова посмотрел на значок, вернул его мне и шумно вздохнул.
– Не исключено, что ты прав. Мы не знаем, что сделало этого человека тем, во что он превратился.
– Вчера мы с Бараком провели целый день в архиве суда по делам секуляризации, вычисляя бенедиктинских врачевателей, находившихся в Лондоне в период закрытия монастырей. Врач, лечивший монахинь в обители Святой Елены, умер, а доктор из монастыря Всех Святых вернулся к своей семье в Нортумберленд и мирно живет там, получая пенсию. Но вестминстерский врачеватель и оба его помощника до сих пор обитают в Лондоне и получают свои пенсии в Вестминстере. Их адреса мы сможем узнать только в понедельник, но имена этих троих нам известны. Врача зовут Годдард. Ланселот Годдард. Его помощники – это брат Чарльз Кантрелл и послушник Фрэнсис Локли. Эти имена тебе что-нибудь говорят?
– Говорю же тебе, я не знал никого из них. Когда я приехал в Лондон, то уже не был монахом. Кроме того, Мэтью, после закрытия монастырей в Лондон стянулось множество монахов-бенедиктинцев со всех концов Англии. То, как поступили с монахами, вполне могло свести кого-то из них с ума, – добавил он с неожиданной горечью. – Они были лишены своего дома, вырваны из привычной жизни и брошены в другой мир, где Библию воспринимают в буквальном смысле, позабыв о ее символизме и метафоричности, а фанатики с невозмутимостью реагируют на кровь и жестокость Откровения. Ты когда-нибудь задумывался о том, каким должен быть Бог, приказавший совершить все те жестокости, что описаны в этой книге? Ведь это же поголовное истребление человечества! И все же многие из этих праведников с готовностью принимают все это.
– Епископ Боннер истребит их столь же безжалостно.
– Думаешь, я этого не понимаю? – огрызнулся Гай. – Я, чью семью инквизиция изгнала из Испании – хотя мы были ревностными католиками – только за то, что наши предки исповедовали ислам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
– Это все, сэр, – проговорил покупатель. – Я заберу заказ завтра. Сколько я вам должен?
– Один шиллинг.
– У вас низкие цены.
Он вытащил толстый кошель и достал оттуда серебряную монету. Затем взглянул на меня.
– А вы юрист, сэр? Из какой судебной корпорации?
– Из Линкольнс-Инн, – коротко ответил я.
– У меня там есть пациент. Мастер Билкнэп. Может, знаете?
– В последнее время он выглядит больным и бледным, – многозначительно добавил я.
– О, скоро я поставлю его на ноги.
Врач будто не заметил сарказма, прозвучавшего в моих словах.
– Ему нужно почаще делать кровопускания, и он станет как новенький. Кстати, меня зовут доктор Арчер, и у меня большой опыт в лечении адвокатов.
Толстяк одарил меня снисходительной улыбкой, а потом, небрежно поклонившись Гаю, сунул кошель в пояс и вышел из лавки.
– Что это за тип? – спросил я.
На губах Гая заиграла язвительная усмешка.
– Арчер – самый главный человек в корпорации врачей. Я там занимаю весьма незначительное положение, поэтому вынужден угождать ему. Он сторонник традиционных методов лечения и уверен в том, что со времен Галена в медицине не появилось ничего нового за исключением его собственных знахарских снадобий. У меня он покупает ингредиенты для их изготовления. Он влиятельный человек, ему нравится покровительствовать мне, а я за это беру с него символическую плату.
Голос Гая внезапно стал усталым, он махнул рукой и сел за стол напротив меня.
– Ладно, забудем про Арчера. Чем я могу тебе помочь, Мэтью? По твоему лицу вижу, что это не просто визит вежливости.
Прежде чем отвечать, я немного помолчал. Приглядевшись к другу внимательнее, я заметил, что он выглядит уставшим и каким-то опустошенным. Мне вдруг не захотелось втягивать его во всю эту гнусную историю, связанную с убийствами. Но что поделать – я нуждался в его совете. Подумав об этом, я прикоснулся к знаку пилигрима, лежавшему в моем кармане.
Гай обернулся к Пирсу.
– Принеси нам вина, мой мальчик, – попросил он. – Кстати, тебе не следовало подтрунивать над доктором Арчером. Каким бы он ни был дураком, Арчер подозрителен и остро чувствует насмешки.
– Простите, мастер. Не сумел сдержаться.
– Я тебя понимаю, – ответил Гай.
– Что мне сказать, если снова придут те люди, которые продают жир из огромных рыб, выловленных в Темзе? – спросил Пирс. – Многие аптекари покупают его.
– И без сомнения, приписывают ему всякие магические свойства. Вели им проваливать. Пусть даже близко не подходят к моей лавке. Этот жир воняет на добрую милю.
Когда Пирс ушел, Гай снова заговорил:
– Наверное, это были именно они, а я подумал, что местные мальчишки так шутят в День дурака: постучат в дверь и убегают.
– Ты слишком мягок с этим парнем, – заметил я. – Насмехаться над таким субъектом, как Арчер, и вправду опасно.
– Да, но Пирс любит пошутить.
Гай улыбнулся, но тут же снова стал серьезным.
– Что стряслось, Мэтью? Это как-то связано с мастером Эллиардом?
– Да.
Я колебался. Имею ли я право вовлекать его во все это? А потом решил: да, имею, потому что он может оказать нам неоценимую помощь. И стал рассказывать.
– Как выяснилось, Роджер стал третьим человеком, убитым за последнее время самым что ни на есть жестоким и извращенным способом. Причем все три убийства кажутся совершенно бессмысленными.
Я рассказал ему про Тапхольма и доктора Гарнея, как их убийства связаны с Книгой Откровения, и о том, что душегуб, возможно, выискивает тех, кто отошел от радикальных религиозных взглядов. Темнокожее лицо Гая вытянулось и потемнело еще больше.
– Я знал Пола Гарнея, – сказал он, когда я закончил свой рассказ и взял с него клятву хранить молчание об услышанном. – Не очень близко, но мы несколько раз встречались. Он производил впечатление умного, образованного человека. Не чванливого индюка, как доктор Арчер.
Гай сокрушенно покачал головой.
– Я готов поверить, что он начинал как реформатор, а потом разочаровался в этих невежественных, но убежденных в собственной правоте радикалах.
В дверь постучали. Вошел Пирс с подносом, на котором стояли стаканы и кувшин. Красивое лицо ученика вновь было непроницаемо, но что-то во взгляде больших голубых глаз заставило меня задуматься: а не подслушивал ли он? Я смотрел, как он поставил на стол поднос и направился к двери. Парень заметил, что я за ним наблюдаю. Именно этого я и хотел.
– Вот что мы нашли на месте убийства Тапхольма, – сказал я, доставая из кармана знак.
Гай повертел его в своих длинных пальцах и бросил на меня острый взгляд.
– Ты все еще думаешь, что убийцей может быть врач-бенедиктинец? Из-за этого и двейла?
– Я думаю, что такое возможно.
Гай снова посмотрел на значок, вернул его мне и шумно вздохнул.
– Не исключено, что ты прав. Мы не знаем, что сделало этого человека тем, во что он превратился.
– Вчера мы с Бараком провели целый день в архиве суда по делам секуляризации, вычисляя бенедиктинских врачевателей, находившихся в Лондоне в период закрытия монастырей. Врач, лечивший монахинь в обители Святой Елены, умер, а доктор из монастыря Всех Святых вернулся к своей семье в Нортумберленд и мирно живет там, получая пенсию. Но вестминстерский врачеватель и оба его помощника до сих пор обитают в Лондоне и получают свои пенсии в Вестминстере. Их адреса мы сможем узнать только в понедельник, но имена этих троих нам известны. Врача зовут Годдард. Ланселот Годдард. Его помощники – это брат Чарльз Кантрелл и послушник Фрэнсис Локли. Эти имена тебе что-нибудь говорят?
– Говорю же тебе, я не знал никого из них. Когда я приехал в Лондон, то уже не был монахом. Кроме того, Мэтью, после закрытия монастырей в Лондон стянулось множество монахов-бенедиктинцев со всех концов Англии. То, как поступили с монахами, вполне могло свести кого-то из них с ума, – добавил он с неожиданной горечью. – Они были лишены своего дома, вырваны из привычной жизни и брошены в другой мир, где Библию воспринимают в буквальном смысле, позабыв о ее символизме и метафоричности, а фанатики с невозмутимостью реагируют на кровь и жестокость Откровения. Ты когда-нибудь задумывался о том, каким должен быть Бог, приказавший совершить все те жестокости, что описаны в этой книге? Ведь это же поголовное истребление человечества! И все же многие из этих праведников с готовностью принимают все это.
– Епископ Боннер истребит их столь же безжалостно.
– Думаешь, я этого не понимаю? – огрызнулся Гай. – Я, чью семью инквизиция изгнала из Испании – хотя мы были ревностными католиками – только за то, что наши предки исповедовали ислам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166