Однако благодаря своему наставнику он получил хорошую подготовку. Знания среди врачевателей передаются из поколения в поколение.
– В том числе и знания о двейле.
Бенсон равнодушно пожал плечами.
– Может быть.
– Была ли у него оранжерея лечебных трав?
– Да, но теперь она разорена.
– Выращивал ли он опийный мак?
Настоятель развел руками, и его шелковое одеяние зашуршало.
– Не знаю, сэр. Вполне возможно.
– А каким этот Годдард был в общении?
– Весьма удобным. Всегда корректный, сдержанный. – Бенсон усмехнулся. – У него был дефект: большущая бородавка на носу. Он, видимо, считал, что она унижает его достоинство, и очень злился, когда люди смотрели на нее. Возможно, это сказалось на его характере. Я слышал, что он не проявлял особой теплоты по отношению к больным, но, может, это и правильно. Врач должен относиться к пациентам отстраненно.
«Как делаешь ты, – подумал я. – Но у тебя это политическая отстраненность».
Его не волновала судьба монахов, они для него были всего лишь пешки в большой игре секуляризации. Бенсон что-то скрывал, я был в этом уверен.
На его губах опять заиграла тонкая улыбка.
– Я помню, как помощник Годдарда по мирской больнице, брат Локли, подшучивал над ним, пародируя его холодную и точную манеру говорить. Локли часто попадал в неприятные ситуации из-за своей легкомысленности, хотя свои обязанности в лечебнице он исполнял безупречно.
– А второй помощник? – спросил я. – Кантрелл, кажется?
– О да, молодой брат Кантрелл. Годдард обучал его ремеслу, но, насколько мне помнится, был вечно им недоволен.
– Бывшие соседи Годдарда утверждают, что он получил наследство, – сказал Харснет.
Бенсон собрал губы сердечком.
– Как мне кажется, у его родственников были деньги, а жили они неподалеку от Лондона. Где-то к северу, по-моему. Вы, вероятно, без труда их найдете.
Лично мне это казалось весьма сомнительным. По утверждению некоторых, в Лондоне и его окрестностях в настоящее время проживало около шестидесяти тысяч душ.
– А что, записей не осталось? – спросил я.
– Нет, никаких, – потряс головой Бенсон. – Когда монастырь закрыли, люди из суда по делам секуляризации велели нам сжечь все документы, записи, тексты песнопений и даже наши книги. Кромвель хотел стереть с лица земли абсолютно все, что связано с монашеством.
– И вы утратили все связи со своими бывшими подопечными?
– Да, со всеми, кроме тех, которые трудятся сейчас под моим началом.
– Вы имеете в виду тех троих, о которых упомянули вначале? – уточнил я. – Кстати, возвращаясь к Годдарду и его помощникам. Как они были сложены физически? Можно ли их назвать сильными? Тот, кого мы ищем, силен и умен.
Настоятель опять рассмеялся.
– В таком случае можете сбросить со счетов обоих помощников. Ни один из них не блистал умственными способностями, а физическими – тем более. Локли – маленький кругленький человечек лет пятидесяти, который непрестанно тянулся к бутылке. Молодой Кантрелл – высокий жилистый парень. Помню, у него было большое адамово яблоко, на которое даже неприятно было смотреть. Он все время что-то закапывал в глаза из-за проблем со зрением. Годдард выяснил, что у него близорукость, и сделал ему очки, чтобы тот мог работать.
Бенсон воздел палец вверх.
– Теперь я вспомнил: Кантрелл живет на монастырской территории. Его отец работал здесь плотником. Не так давно я видел его на улице. Он все так же был в своих очках с толстыми стеклами. Я еще подумал, что ему, наверное, трудно поддерживать на плаву отцовский бизнес. С таким зрением и легкомыслием он запросто может отпилить себе пальцы.
Настоятель рассмеялся, довольный своей шуткой.
«А говоришь, что врач был холодным человеком», – подумал я.
– Нам нужно встретиться с двумя этими людьми, мастер Шардлейк. У Барака есть их адреса?
– Да, адреса у нас имеются.
– Хорошо. Тогда мы покидаем вас, настоятель, но не исключено, что нам придется потревожить вас снова.
– Разумеется.
Бенсон покачал головой и удивленно улыбнулся.
– Вы считаете, что этот человек способен совершить семь убийств? Чтобы выполнить пророчество Книги Откровения?
– Да, сэр, – с серьезным видом ответил я. – Пока он достиг только третьей чаши. Боюсь, что скоро настанет черед четвертой.
Бенсон снова недоуменно покачал головой, а потом встал из-за стола.
– Тогда я буду молиться о том, чтобы вы поскорее поймали его.
Мы забрали Барака и вышли. Стук молотков зазвучал громче. Я повернулся к Харснету.
– Он что-то скрывает.
Коронер согласно кивнул.
– Мне тоже так показалось. Но что именно?
– Он наблюдает за нами, – тихо сказал Барак.
Мы с Харснетом повернулись и увидели настоятеля, который стоял у окна и смотрел на нас. Встретившись с нашими взглядами, он отвернулся и исчез в темноте своего кабинета.
– Было бы интересно осмотреться здесь, – предложил я. – Заглянуть в зал капитула, оранжерею, больницу.
– Неплохая мысль, – согласился Харснет.
Мы направились к обители, лавируя между грудами мусора и строительных материалов. Справа остался ворох матрацев, вероятно выброшенных из монастырских спален.
– Что вы думаете о Бенсоне? – спросил я Харснета.
– Жадный карьерист. – Коронер насупился. – Очень грустно, что Кромвель прибегал к услугам подобных людей.
Он посмотрел на меня.
– Это многих разочаровало.
«Интересно, – подумалось мне, – неужели Кранмер говорил ему о том, что он разочарован?»
Мы шли мимо монастырских спален, которые как раз сейчас рушили. Рабочие срывали с кровли черепичные плитки и бросали их внутрь некогда красивого древнего здания. Справа от нас, запущенный и заросший сорняками, располагался прямоугольный участок земли, где раньше, по всей видимости, находился классический монастырский сад. Рядом был другой, гораздо меньший по размеру надел, вот уже три года как заброшенный. Я сразу узнал характерные стебли и сухие коробочки мака.
– Ну вот, – констатировал Харснет, – значит, Годдард все же выращивал мак.
Я окинул взглядом царившее вокруг опустошение.
– Да и бог знает что еще.
Мы двинулись обратно и вошли в старый клуатр, расположенный между монастырскими строениями и церковью. Снова пошел дождь, колотя по крышам крытых галерей и плиткам внутреннего двора. Харснет, поглаживая короткую седеющую бородку, обозревал пространство, по которому некогда прохаживалась монашеская братия. Мне было любопытно, о чем он сейчас думает.
Коронер повернулся ко мне и неожиданно улыбнулся.
– Вон там есть лавка, – сказал он. – Возможно, сейчас самое время поговорить в спокойной обстановке, прежде чем мы войдем в зал капитула.
– Да, у меня голова идет кругом от всего происходящего.
Мы подошли к лавке и сели.
– По-моему, Бенсон знает больше, чем говорит, – заявил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
– В том числе и знания о двейле.
Бенсон равнодушно пожал плечами.
– Может быть.
– Была ли у него оранжерея лечебных трав?
– Да, но теперь она разорена.
– Выращивал ли он опийный мак?
Настоятель развел руками, и его шелковое одеяние зашуршало.
– Не знаю, сэр. Вполне возможно.
– А каким этот Годдард был в общении?
– Весьма удобным. Всегда корректный, сдержанный. – Бенсон усмехнулся. – У него был дефект: большущая бородавка на носу. Он, видимо, считал, что она унижает его достоинство, и очень злился, когда люди смотрели на нее. Возможно, это сказалось на его характере. Я слышал, что он не проявлял особой теплоты по отношению к больным, но, может, это и правильно. Врач должен относиться к пациентам отстраненно.
«Как делаешь ты, – подумал я. – Но у тебя это политическая отстраненность».
Его не волновала судьба монахов, они для него были всего лишь пешки в большой игре секуляризации. Бенсон что-то скрывал, я был в этом уверен.
На его губах опять заиграла тонкая улыбка.
– Я помню, как помощник Годдарда по мирской больнице, брат Локли, подшучивал над ним, пародируя его холодную и точную манеру говорить. Локли часто попадал в неприятные ситуации из-за своей легкомысленности, хотя свои обязанности в лечебнице он исполнял безупречно.
– А второй помощник? – спросил я. – Кантрелл, кажется?
– О да, молодой брат Кантрелл. Годдард обучал его ремеслу, но, насколько мне помнится, был вечно им недоволен.
– Бывшие соседи Годдарда утверждают, что он получил наследство, – сказал Харснет.
Бенсон собрал губы сердечком.
– Как мне кажется, у его родственников были деньги, а жили они неподалеку от Лондона. Где-то к северу, по-моему. Вы, вероятно, без труда их найдете.
Лично мне это казалось весьма сомнительным. По утверждению некоторых, в Лондоне и его окрестностях в настоящее время проживало около шестидесяти тысяч душ.
– А что, записей не осталось? – спросил я.
– Нет, никаких, – потряс головой Бенсон. – Когда монастырь закрыли, люди из суда по делам секуляризации велели нам сжечь все документы, записи, тексты песнопений и даже наши книги. Кромвель хотел стереть с лица земли абсолютно все, что связано с монашеством.
– И вы утратили все связи со своими бывшими подопечными?
– Да, со всеми, кроме тех, которые трудятся сейчас под моим началом.
– Вы имеете в виду тех троих, о которых упомянули вначале? – уточнил я. – Кстати, возвращаясь к Годдарду и его помощникам. Как они были сложены физически? Можно ли их назвать сильными? Тот, кого мы ищем, силен и умен.
Настоятель опять рассмеялся.
– В таком случае можете сбросить со счетов обоих помощников. Ни один из них не блистал умственными способностями, а физическими – тем более. Локли – маленький кругленький человечек лет пятидесяти, который непрестанно тянулся к бутылке. Молодой Кантрелл – высокий жилистый парень. Помню, у него было большое адамово яблоко, на которое даже неприятно было смотреть. Он все время что-то закапывал в глаза из-за проблем со зрением. Годдард выяснил, что у него близорукость, и сделал ему очки, чтобы тот мог работать.
Бенсон воздел палец вверх.
– Теперь я вспомнил: Кантрелл живет на монастырской территории. Его отец работал здесь плотником. Не так давно я видел его на улице. Он все так же был в своих очках с толстыми стеклами. Я еще подумал, что ему, наверное, трудно поддерживать на плаву отцовский бизнес. С таким зрением и легкомыслием он запросто может отпилить себе пальцы.
Настоятель рассмеялся, довольный своей шуткой.
«А говоришь, что врач был холодным человеком», – подумал я.
– Нам нужно встретиться с двумя этими людьми, мастер Шардлейк. У Барака есть их адреса?
– Да, адреса у нас имеются.
– Хорошо. Тогда мы покидаем вас, настоятель, но не исключено, что нам придется потревожить вас снова.
– Разумеется.
Бенсон покачал головой и удивленно улыбнулся.
– Вы считаете, что этот человек способен совершить семь убийств? Чтобы выполнить пророчество Книги Откровения?
– Да, сэр, – с серьезным видом ответил я. – Пока он достиг только третьей чаши. Боюсь, что скоро настанет черед четвертой.
Бенсон снова недоуменно покачал головой, а потом встал из-за стола.
– Тогда я буду молиться о том, чтобы вы поскорее поймали его.
Мы забрали Барака и вышли. Стук молотков зазвучал громче. Я повернулся к Харснету.
– Он что-то скрывает.
Коронер согласно кивнул.
– Мне тоже так показалось. Но что именно?
– Он наблюдает за нами, – тихо сказал Барак.
Мы с Харснетом повернулись и увидели настоятеля, который стоял у окна и смотрел на нас. Встретившись с нашими взглядами, он отвернулся и исчез в темноте своего кабинета.
– Было бы интересно осмотреться здесь, – предложил я. – Заглянуть в зал капитула, оранжерею, больницу.
– Неплохая мысль, – согласился Харснет.
Мы направились к обители, лавируя между грудами мусора и строительных материалов. Справа остался ворох матрацев, вероятно выброшенных из монастырских спален.
– Что вы думаете о Бенсоне? – спросил я Харснета.
– Жадный карьерист. – Коронер насупился. – Очень грустно, что Кромвель прибегал к услугам подобных людей.
Он посмотрел на меня.
– Это многих разочаровало.
«Интересно, – подумалось мне, – неужели Кранмер говорил ему о том, что он разочарован?»
Мы шли мимо монастырских спален, которые как раз сейчас рушили. Рабочие срывали с кровли черепичные плитки и бросали их внутрь некогда красивого древнего здания. Справа от нас, запущенный и заросший сорняками, располагался прямоугольный участок земли, где раньше, по всей видимости, находился классический монастырский сад. Рядом был другой, гораздо меньший по размеру надел, вот уже три года как заброшенный. Я сразу узнал характерные стебли и сухие коробочки мака.
– Ну вот, – констатировал Харснет, – значит, Годдард все же выращивал мак.
Я окинул взглядом царившее вокруг опустошение.
– Да и бог знает что еще.
Мы двинулись обратно и вошли в старый клуатр, расположенный между монастырскими строениями и церковью. Снова пошел дождь, колотя по крышам крытых галерей и плиткам внутреннего двора. Харснет, поглаживая короткую седеющую бородку, обозревал пространство, по которому некогда прохаживалась монашеская братия. Мне было любопытно, о чем он сейчас думает.
Коронер повернулся ко мне и неожиданно улыбнулся.
– Вон там есть лавка, – сказал он. – Возможно, сейчас самое время поговорить в спокойной обстановке, прежде чем мы войдем в зал капитула.
– Да, у меня голова идет кругом от всего происходящего.
Мы подошли к лавке и сели.
– По-моему, Бенсон знает больше, чем говорит, – заявил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166