Коронер пристально посмотрел на меня.
– Мне кажется, мы должны еще раз как следует подумать о том, что это может быть за человек.
– Вы имеете в виду, не одержим ли он дьяволом, который заставляет его делать все это? Нет, сэр, я склонен думать, что это скорее душевнобольной, которого сумасшествие довело до невиданного прежде фанатизма.
Я говорил вежливо, но твердо. Из головы у меня не выходил Адам Кайт, ползающий по полу больничной палаты Бедлама. Как правильно сказал Гай, безумие может принимать самые разные формы.
– Вы думаете, что, возможно, он убивает людей, отказавшихся от библейского понимания религии?
На лице Харснета было написано возбуждение.
– Думаю, что исключать этого нельзя. Полагаю, что он может оказаться вконец спятившим религиозным фанатиком.
– Но разве может сумасшедший планировать столь изощренные убийства и безукоризненно осуществлять их? На это способен лишь дьявол. Если же вы правы, то это величайшее богохульство.
– Должен признаться, сэр, я понятия не имею, с кем или с чем именно мы имеем дело, но уверен в одном: строить всяческие предположения сейчас не имеет смысла.
Харснет склонил голову. Я видел, что он не желает затевать спор, поскольку хочет сохранить со мной хорошие отношения. Поэтому я сменил тему.
– Мне показалось, что между Томасом Сеймуром и его братом не все гладко.
Харснет кивнул.
– Лорд Хартфорд – умный, выдающийся человек. В иных обстоятельствах он мог бы стать великим религиозным реформатором и излечить многие социальные язвы. Его единственная слабость заключается в сильной привязанности к семье, а держать в узде такого субъекта, как Томас Сеймур, нелегко.
– Да уж, – откликнулся я, подумав, что истинно сильный человек не позволил бы своим слабостям помыкать собой.
– Надеюсь, вы поставите меня в известность о том, что вам удастся обнаружить в судебных архивах? Записку с пометкой, что она срочно требует внимания с моей стороны, мне передадут незамедлительно.
– Безусловно, в случае чего я незамедлительно дам вам знать.
– А если я пошлю гонца, сможет ли он отыскать вас в вашей конторе?
– Либо там, либо дома. Я живу рядом с Линкольнс-Инн, на Канцлер-лейн.
– В таком случае вскоре у нас снова появится возможность побеседовать.
Харснет кивнул Бараку, поклонился мне и ушел. Я посмотрел на своего помощника. Его лицо было мертвенно-бледным.
– Он прав, – сказал Барак. – Это чудовищно.
Тут и меня пробрал ужас. Какими кошмарными оказались смерти Тапхольма, Роджера и доктора Гарнея! Все трое были убиты с маниакальной расчетливостью и методичностью.
– Безумные пророки бывали и раньше, – неуверенно проговорил я.
– Книга Откровения напугала меня, – признался Барак. – Она такая…
Он замялся, подыскивая подходящее слово.
– Безжалостная. Как этот убийца.
– Харснет считает, что он одержим. А что думаешь ты?
– Я не могу себе представить, что он такое.
– Что касается меня, то я знаю только одно: я найду убийцу своего друга. Пойдем. Мы отправляемся в Вестминстер, в суд по делам секуляризации.
Я обнял Барака за плечи и повел наружу, шагая с уверенностью, которой на самом деле не ощущал. Но это было необходимо мне самому, потому что тот, за кем мы охотились, вне всякого сомнения, являлся чудовищем в человеческом обличье.
Глава 15
Назавтра я ехал к Гаю. Было воскресенье, первое апреля, мягкий и солнечный день. Птицы с веточками и пучками травы в клювах начинали вить гнезда на деревьях, только что подернувшихся дымкой первой зелени.
Был День дурака, когда люди беззлобно подшучивали и разыгрывали друг друга. Но сегодня, хотя на улицах было полным-полно народа, никто не кричал, что у моей лошади загорелся хвост. У многих был озабоченный вид. Я услышал, как прохожие перешептывались, сообщая друг другу новость о том, что двух придворных, заподозрив в симпатиях к еретикам, бросили в Тауэр.
Накануне мы с Бараком почти весь день просидели в конторе суда по делам секуляризации, пытаясь найти записи о врачевателях лондонских монастырей бенедиктинцев. Кто-то из здешнего начальства приказал привести в порядок все документы, касающиеся монахов, получающих пенсии, что обернулось полным хаосом. Лишь ближе к вечеру, с ног до головы перепачкавшись в пыли, мы нашли три имени. Однако выяснилось, что адреса хранятся в отдельной папке, и теперь, чтобы добраться до нее, нужно было ждать понедельника, когда судейский архив вновь распахнет свои двери после выходного.
Уже подъезжая к жилищу Гая, я увидел махину Олд-Бардж, возвышающуюся над кровлями окрестных домов, и испытал укол совести. Я так и не пристыдил Барака в связи с тем, как он обращается с Тамазин. Он мастерски умел уклоняться от неприятных для него разговоров, и я боялся, что, если попробую воспользоваться своим начальственным положением, вторгаясь в его частную жизнь, это только разозлит моего помощника и не принесет никаких результатов. Я в растерянности тряхнул головой, не будучи в состоянии придумать, как тут лучше поступить.
Когда я свернул на улицу Гая, меня охватило странное чувство, которое уже один или два раза я испытал во время этой поездки. Мне показалось, что за мной следят. Я быстро обернулся в седле, но узкая улица была пуста. Тогда я сказал себе, что охота за убийцей Роджера сделала меня чересчур подозрительным, и напомнил себе, что сегодня вечером ужинаю с Дороти. Мысль об этом наполнила меня одновременно радостью и грустью.
Я привязал Бытие возле лавки Гая и постучал в дверь.
Гай впустил меня в дом, и я увидел, что у него есть посетитель – высокий тучный мужчина с румяным лицом и длинной седой бородой. Как и на Гае, на нем была одежда врача, но гораздо лучшего покроя. В руке он держал длинный деревянный посох, которым указывал на аптекарские склянки, выстроившиеся на полках. Юный Пирс снял с полки две банки, отсыпал понемногу из каждой и принялся тщательно взвешивать их содержимое на аптекарских весах.
Незнакомец взглянул на меня поверх своего в буквальном смысле выдающегося носа.
– Надеюсь, вы позволите мне закончить мое дело, прежде чем займетесь своим пациентом? – надменным тоном обратился он к Гаю.
Тот, посмотрев на меня извиняющимся взглядом, сделал знак сесть и подождать.
Я сел и наблюдал за тем, как толстый доктор указал еще на две склянки.
– Четверть бушеля горькой полыни и унцию сурьмы. У вас есть кровь молодого петушка, сэр?
– Не держим.
– Очень жаль. Превосходное снадобье от головной боли.
– Какая удивительная мудрость, – пробормотал себе под нос Пирс.
Посетитель бросил на парня взгляд, в котором подозрительность перемешивалась с раздражением, но лицо ученика оставалось бесстрастным. Я заметил, что Гай, который записывал пожелания клиента на грифельной доске, подавил улыбку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166