И тут же на меня навалилась огромная тяжесть, словно тело стало весить в десять раз больше. Это было на удивление странное чувство. Я пытался сделать вдох, но не мог. А затем весь окружающий мир куда-то исчез.
Я очнулся в темноте от омерзительного запаха помойной ямы, от которого меня сразу затошнило. Я задыхался. Собственное тело казалось мне тяжелым и неповоротливым. Спину пронизывала боль. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, что мои запястья и щиколотки связаны. Я находился в сидячем положении, прислонившись спиной к кирпичной стене, подо мной был каменный пол, покрытый какой-то отвратительной слизью.
Сбоку находился какой-то источник света, и я с усилием повернул голову в ту сторону. Это была лампа, в которой горела жирная свеча. Рядом сидел, скрестив ноги, Кантрелл, глядя на меня задумчивым взглядом. Огонек свечи отражался в его зрачках. Он находился всего в четырех футах от меня. Возле него лежала шпага Барака.
Только сейчас я ощутил, какой холод царит в этом непонятном помещении, и поежился; в ответ на это царапина на моей шее ужалила меня острой болью.
– Проснулись? – будничным тоном осведомился Кантрелл.
– Где мы? – спросил я.
Во рту пересохло, отчего голос напоминал хриплое карканье.
– В канализации. Под домом.
Я огляделся. В кирпичных стенах были видны длинные узкие ниши, через которые расположенные сверху туалеты соединялись с главной системой канализации. Когда мои глаза немного привыкли к темноте, я увидел впереди большую металлическую решетку, за которой мерцало звездное небо. В нескольких местах толстые железные пруты были сломаны и торчали, подобно острым пикам, под разными углами. В отверстие можно было разве что просунуть руку. Мы находились в мышеловке. За решеткой слышался звук бегущей воды. Вероятно, это была та сама речушка, в которую сливалось содержимое канализации.
– Я завалил вас подушками и сам спрятался там же, – стал рассказывать Кантрелл обыденным, чуть ли не приятельским тоном. – В комнату несколько раз заходили, но все думали, что мы выбрались из нее через окно. Они суетились как ошпаренные, думая лишь о том, как спасти великую блудницу. А когда в доме немного успокоилось, я спустил вас сюда.
– А Барак?
– Все еще спрятан под подушками. Они найдут его.
– Он мертв?
Кантрелл пожал плечами.
– Не знаю. Да это и неважно.
Он наморщил лоб, погрузившись в какие-то свои мысли.
– А почему же я жив? – осмелился я задать вопрос по прошествии нескольких минут.
Кантрелл нахмурился.
– Не отвлекайте меня! – со злостью сказал он. – Вы мешаете мне думать!
Я умолк. Свеча медленно догорала, а Кантрелл продолжал предаваться своим размышлениям. Наконец он вздохнул и посмотрел на меня тяжелым беспощадным взглядом.
– Вы встали на пути планов Господа, – изрек он. – Даже не знаю, что теперь делать.
Он покачал головой.
– Я не выполнил последовательность в нужном порядке и потому потерпел неудачу.
– Я не понимаю.
Кантрелл приложил ладони к вискам.
– У меня кружится голова. С того дня, когда Господь впервые заговорил со мной, было так много посланий, так много мыслей…
Он издал вздох, больше напоминающий стон.
– Господь надоумил меня установить заряд так, чтобы вы могли спастись и подумали бы, что все это устроил Годдард, но Годдард не был отступником от истинной религии, и поэтому пророчество оказалось неисполненным. Вы тот отступник, на которого должна быть излита седьмая чаша, вы посредник дьявола, и вам по-прежнему суждено погибнуть в великом землетрясении.
Кантрелл говорил очень быстро, обращаясь скорее к самому себе, нежели ко мне.
– Это необходимо для того, чтобы пророчества исполнились, а я смог убить великую блудницу. Теперь я это отчетливо понимаю.
Он посмотрел на меня.
– Но у меня не получается придумать, как сделать это здесь, внизу, а выпустить вас живым я тоже не могу.
Безумец нацелил на меня костлявый палец.
– Я понял, что вы посланец сатаны, уже тогда, когда вы пришли на то место, где я оставил доктора Гарнея. Я обратил внимание на вашу горбатую спину, которая является верным признаком искривленной души. Я узнал, что вы предали истинную реформу. У вас был грустный, потерянный вид. Я заметил это в тот день, когда увидел вас на берегу реки. И тогда же подумал: «Да, именно так и должен выглядеть человек, одержимый дьяволом».
Я с содроганием думал: «Бормотал ли он что-нибудь подобное Тапхольму или миссис Бьюнс, когда они умирали в мучительной агонии?»
Меня била дрожь, но в основном из-за царившего в подземелье холода. Я продрог до костей. Я мерз на протяжении нескольких последних недель, но до такой степени не замерзал еще никогда. Что до Кантрелла, то он, похоже, вовсе не ощущал холода.
– Мне придется вытащить вас отсюда живым, – продолжал он, – для того, чтобы придумать для вас подходящую смерть.
Я испытал облегчение. Значит, по крайней мере, в ближайшее время меня не ждут ни пытки, ни смерть, если только что-нибудь в пылающем, скособоченном мозгу Кантрелла не прикажет ему убить меня здесь же.
Кантрелл достал из кармана большой узкий пинцет, поднял его и улыбнулся. Я испуганно моргнул.
– О спасении даже не мечтайте, – сказал он. – Никому и в голову не придет, что мы находимся здесь, внизу. Спустив вас в подвал, я использовал этот пинцет, чтобы снизу задвинуть верхний засов. Там большие щели, так что это оказалось несложной задачей.
Он посмотрел на ошметок грязи, прилипший к его руке, вытер ее об одежду и сморщился.
– До чего отвратительное место!
После этого Кантрелл посмотрел на меня взглядом, от которого по коже побежали мурашки.
– Это по вашей вине мне приходится торчать здесь!
Кантрелл умолк и вновь погрузился в свои мысли. Я знал, что он сумасшедший, и его поглощенность собственными идеями напоминала одержимость Адама Кайта в худшие для того периоды. Однако в Кантрелле чувствовалось нечто дикое, необузданное, к пониманию чего я еще даже не приблизился. В любой момент этот безумец мог вскочить и прикончить меня, но он продолжал сидеть в задумчивости. А через некоторое время вдруг заговорил:
– Годдард скверно со мной обращался. Он был несдержан на язык, но пожалел об этом, когда я вбивал гвозди в его челюсти прежде, чем лишить его сознания с помощью двейла.
Он улыбнулся.
– Какой удивленный у него был вид, когда я проник в дом и вырубил его! Он-то считал меня глупцом, но под конец жизни убедился, что это не так.
Моя спина горела, запястья и лодыжки онемели от веревок, но я внимательно слушал своего мучителя. А он говорил, даже не глядя на меня.
– Когда монастырь закрыли, а я оказался выброшенным на улицу, у меня стала кружиться голова. Я ощущал себя беспомощным, как утлый челн в великую бурю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
Я очнулся в темноте от омерзительного запаха помойной ямы, от которого меня сразу затошнило. Я задыхался. Собственное тело казалось мне тяжелым и неповоротливым. Спину пронизывала боль. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, что мои запястья и щиколотки связаны. Я находился в сидячем положении, прислонившись спиной к кирпичной стене, подо мной был каменный пол, покрытый какой-то отвратительной слизью.
Сбоку находился какой-то источник света, и я с усилием повернул голову в ту сторону. Это была лампа, в которой горела жирная свеча. Рядом сидел, скрестив ноги, Кантрелл, глядя на меня задумчивым взглядом. Огонек свечи отражался в его зрачках. Он находился всего в четырех футах от меня. Возле него лежала шпага Барака.
Только сейчас я ощутил, какой холод царит в этом непонятном помещении, и поежился; в ответ на это царапина на моей шее ужалила меня острой болью.
– Проснулись? – будничным тоном осведомился Кантрелл.
– Где мы? – спросил я.
Во рту пересохло, отчего голос напоминал хриплое карканье.
– В канализации. Под домом.
Я огляделся. В кирпичных стенах были видны длинные узкие ниши, через которые расположенные сверху туалеты соединялись с главной системой канализации. Когда мои глаза немного привыкли к темноте, я увидел впереди большую металлическую решетку, за которой мерцало звездное небо. В нескольких местах толстые железные пруты были сломаны и торчали, подобно острым пикам, под разными углами. В отверстие можно было разве что просунуть руку. Мы находились в мышеловке. За решеткой слышался звук бегущей воды. Вероятно, это была та сама речушка, в которую сливалось содержимое канализации.
– Я завалил вас подушками и сам спрятался там же, – стал рассказывать Кантрелл обыденным, чуть ли не приятельским тоном. – В комнату несколько раз заходили, но все думали, что мы выбрались из нее через окно. Они суетились как ошпаренные, думая лишь о том, как спасти великую блудницу. А когда в доме немного успокоилось, я спустил вас сюда.
– А Барак?
– Все еще спрятан под подушками. Они найдут его.
– Он мертв?
Кантрелл пожал плечами.
– Не знаю. Да это и неважно.
Он наморщил лоб, погрузившись в какие-то свои мысли.
– А почему же я жив? – осмелился я задать вопрос по прошествии нескольких минут.
Кантрелл нахмурился.
– Не отвлекайте меня! – со злостью сказал он. – Вы мешаете мне думать!
Я умолк. Свеча медленно догорала, а Кантрелл продолжал предаваться своим размышлениям. Наконец он вздохнул и посмотрел на меня тяжелым беспощадным взглядом.
– Вы встали на пути планов Господа, – изрек он. – Даже не знаю, что теперь делать.
Он покачал головой.
– Я не выполнил последовательность в нужном порядке и потому потерпел неудачу.
– Я не понимаю.
Кантрелл приложил ладони к вискам.
– У меня кружится голова. С того дня, когда Господь впервые заговорил со мной, было так много посланий, так много мыслей…
Он издал вздох, больше напоминающий стон.
– Господь надоумил меня установить заряд так, чтобы вы могли спастись и подумали бы, что все это устроил Годдард, но Годдард не был отступником от истинной религии, и поэтому пророчество оказалось неисполненным. Вы тот отступник, на которого должна быть излита седьмая чаша, вы посредник дьявола, и вам по-прежнему суждено погибнуть в великом землетрясении.
Кантрелл говорил очень быстро, обращаясь скорее к самому себе, нежели ко мне.
– Это необходимо для того, чтобы пророчества исполнились, а я смог убить великую блудницу. Теперь я это отчетливо понимаю.
Он посмотрел на меня.
– Но у меня не получается придумать, как сделать это здесь, внизу, а выпустить вас живым я тоже не могу.
Безумец нацелил на меня костлявый палец.
– Я понял, что вы посланец сатаны, уже тогда, когда вы пришли на то место, где я оставил доктора Гарнея. Я обратил внимание на вашу горбатую спину, которая является верным признаком искривленной души. Я узнал, что вы предали истинную реформу. У вас был грустный, потерянный вид. Я заметил это в тот день, когда увидел вас на берегу реки. И тогда же подумал: «Да, именно так и должен выглядеть человек, одержимый дьяволом».
Я с содроганием думал: «Бормотал ли он что-нибудь подобное Тапхольму или миссис Бьюнс, когда они умирали в мучительной агонии?»
Меня била дрожь, но в основном из-за царившего в подземелье холода. Я продрог до костей. Я мерз на протяжении нескольких последних недель, но до такой степени не замерзал еще никогда. Что до Кантрелла, то он, похоже, вовсе не ощущал холода.
– Мне придется вытащить вас отсюда живым, – продолжал он, – для того, чтобы придумать для вас подходящую смерть.
Я испытал облегчение. Значит, по крайней мере, в ближайшее время меня не ждут ни пытки, ни смерть, если только что-нибудь в пылающем, скособоченном мозгу Кантрелла не прикажет ему убить меня здесь же.
Кантрелл достал из кармана большой узкий пинцет, поднял его и улыбнулся. Я испуганно моргнул.
– О спасении даже не мечтайте, – сказал он. – Никому и в голову не придет, что мы находимся здесь, внизу. Спустив вас в подвал, я использовал этот пинцет, чтобы снизу задвинуть верхний засов. Там большие щели, так что это оказалось несложной задачей.
Он посмотрел на ошметок грязи, прилипший к его руке, вытер ее об одежду и сморщился.
– До чего отвратительное место!
После этого Кантрелл посмотрел на меня взглядом, от которого по коже побежали мурашки.
– Это по вашей вине мне приходится торчать здесь!
Кантрелл умолк и вновь погрузился в свои мысли. Я знал, что он сумасшедший, и его поглощенность собственными идеями напоминала одержимость Адама Кайта в худшие для того периоды. Однако в Кантрелле чувствовалось нечто дикое, необузданное, к пониманию чего я еще даже не приблизился. В любой момент этот безумец мог вскочить и прикончить меня, но он продолжал сидеть в задумчивости. А через некоторое время вдруг заговорил:
– Годдард скверно со мной обращался. Он был несдержан на язык, но пожалел об этом, когда я вбивал гвозди в его челюсти прежде, чем лишить его сознания с помощью двейла.
Он улыбнулся.
– Какой удивленный у него был вид, когда я проник в дом и вырубил его! Он-то считал меня глупцом, но под конец жизни убедился, что это не так.
Моя спина горела, запястья и лодыжки онемели от веревок, но я внимательно слушал своего мучителя. А он говорил, даже не глядя на меня.
– Когда монастырь закрыли, а я оказался выброшенным на улицу, у меня стала кружиться голова. Я ощущал себя беспомощным, как утлый челн в великую бурю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166