– Это я, мастер Шардлейк. Что тут произошло?
– Во имя всего святого, мастер Шардлейк, велите ему впустить меня внутрь!
Произнеся это, Эллен, продолжая всхлипывать, сползла по двери, словно ей отказали ноги. Я забарабанил в дверь и закричал:
– Шоумс! Открывайте! Что тут у вас творится?
Я услышал, как за дверью кто-то перешептывается. Откуда-то из глубины здания донеслись крики, и мне показалось, что среди них я услышал голос Адама.
Повернулся ключ, дверь открылась, и передо мной предстал Шоумс. Позади него хмурился здоровенный Гибонс. Лицо Шоумса было злым. Как только дверь открылась достаточно широко, Эллен скользнула внутрь и, тяжело дыша, прижалась к стене вестибюля. Из открытой двери гостиной выглядывали головы других пациентов. Старушка Сисси сделала несколько неуверенных шагов вперед, протянула дрожащую руку и пролепетала:
– О Эллен! Бедняжка Эллен!
Я обратил внимание на то, что двери других палат закрыты. Из-за одной из них доносились вопли сумасшедшего, считавшего себя королем. «Его величество» громко призывал своих «подданных» к порядку. Другой больной, свихнувшийся ученый, судя по звукам, несшимся из его узилища, разбегался и изо всех сил гулко бился телом в дверь. А еще я услышал голос Адама. Он громко призывал Господа «спасти и сохранить бедную Эллен».
Шоумс захлопнул дверь перед физиономиями сгоравших от любопытства зевак.
– Что вы тут вытворяете с этими людьми? – строгим голосом спросил я.
Смотритель посмотрел на меня так, будто собирался ударить, но взял себя в руки и ответил как мог спокойно:
– Эллен нужно было преподать урок. Благодаря вам она возомнила себя ответственной за судьбу Адама Кайта и дошла до такой наглости, что пытается диктовать мне, как его лечить. А теперь перенесла свои заботы и на других пациентов. Несет всякую околесицу относительно того, что старую дуру Сисси нужно освободить и выпустить под присмотр ее родственников.
Шоумс злобно зыркнул на старуху, которую от этого взгляда словно ветром сдуло.
– Можно подумать, что родственникам она нужна. Как же, держи карман шире! Она нужна им не больше, чем Эллен – своей родне.
Шоумс повысил голос.
– Вы все еще не поняли, что это за место, мастер Шардлейк? Это помойка, в которую зажиточные люди выбрасывают своих свихнувшихся родственников. Иногда объявляются филантропы, иногда больные выздоравливают или прикидываются выздоровевшими, чтобы выбраться на волю. Но Бедлам все равно остается мусорной ямой, предназначение которой – приносить золото директору Метвису. Бедлам буквально рождает золото, как любая выгребная яма рождает полчища крыс.
– Эллен служит в вашей больнице, даже если когда-то она являлась ее пациенткой. Так какого же дьявола вы с ней так поступаете?
Шоумс расхохотался мне в лицо.
– Это она вам сказала, что когда-то была пациенткой? Она и сейчас пациентка! И всегда ею будет! Я позволил ей выполнять кое-какие обязанности смотрителя, поскольку у нее получается находить общий язык с пациентами, хотя она и проявляет по отношению к ним излишнюю мягкость.
Он посмотрел на женщину.
– Но иногда она начинает задаваться, и тогда мне приходится напоминать ей, кто она такая, вышвыривая ее за дверь.
Шоумс перевел взгляд на Эллен, которая все так же стояла, прижавшись к стене. Она тяжело дышала и старалась не смотреть на закрытую дверь.
– Вот именно в этом и заключается ее безумие, – с жестокой откровенностью продолжал говорить Шоумс. – Она не может выходить на улицу, твердит, что окружающий мир крутится и шатается и хочет проглотить ее. Эллен такая с тех пор, когда банда молодых людей напала на нее в Суссексе, откуда она родом, и до срока сделала ее женщиной. Ну что, разве не так было дело, Эллен?
Эллен заставила себя отлепиться от стены и молитвенно сжала руки на груди.
– Да, мастер Шоумс, – тихо проговорила она и перевела взгляд на меня.
Ее удлиненное лицо залила краска стыда.
– Теперь, мастер Шардлейк, вы знаете обо мне все.
Один бог знает, какую жалость я испытал по отношению к этой несчастной женщине, но какое-то внутреннее чувство подсказало мне: если я покажу это, ей будет только хуже.
– Не важно, Эллен, – проговорил я. – Послушайте, бедный Адам в отчаянии. Не могли бы вы пойти вместе со мной, чтобы помочь ему? Вам лучше других удается общаться с ним. Если, конечно, вы в состоянии…
Она с благодарностью посмотрела на меня и тихо ответила:
– Да, конечно.
Эллен шатко пошла по коридору, нащупывая на поясе связку ключей. Я повернулся к Шоумсу.
– Надеюсь, Адам не слишком встревожился из-за этого инцидента. В противном случае я буду вынужден поставить в известность суд.
Шоумс окатил меня злобным взглядом. Посмотрев на Гибонса, стоявшего за его спиной, я увидел в глазах верзилы что-то сродни восхищению.
Я подошел к Эллен, стоявшей у закрытой палаты Адама.
– Эллен! – кричал он изнутри. – Что они с тобой сделали?
– Со мной все в порядке, – откликнулась женщина. – Я здесь.
– А доктор Малтон разве не приехал? – спросил я.
– Нет, сэр. Мы его ждем, но он до сих пор так и не появился.
Голос и поведение Эллен были уже почти нормальны, хотя в ней еще чувствовалась неуверенность, словно она приходила в себя после дурного сна.
Женщина открыла дверь. Прямо за порогом стоял Адам. Он подошел к двери настолько близко, насколько позволяла ему цепь, которой он был прикован за лодыжку. Его лицо было красным от напряжения, но при виде Эллен на нем появилось облегчение. Она вошла в палату.
– Как ты? – спросил он. – Я слышал, как ты кричала.
– Все хорошо, Адам, не волнуйся, – сказал я и, увидев, что в палате появилась табуретка, добавил: – Садись-ка сюда.
Мальчик нерешительно сел.
– Это доктор Малтон придумал принести сюда табуретку. Пусть, дескать, парень лучше сидит, чем валяется на полу во время своих молитв.
Только сейчас до меня дошло: а ведь Адам впервые проявил заботу о ком-то другом! И тут же он повернул ко мне свое блеклое лицо и произнес нечто, чего я не смог понять:
– Мое беспокойство об Эллен было богоугодным. Подтвердите это, сэр, если вас спросят. Я больше не грешил – даже в помыслах! Я не такой, как женщина этого богомерзкого викария.
Тут Адам безобразно раззявил рот и упал бы на колени, если бы Эллен его не подхватила.
– Ну же, Адам! – проговорила она.
Мальчик закрыл лицо руками и заплакал.
И тут кусочки головоломки в моем мозгу встали по местам. Его викарий, отец Мифон, дружил с преподобным Ярингтоном. По словам Тимоти, парень, навещавший Абигайль, был высоким и темноволосым. Точь-в-точь как Адам. Сейчас, правда, он напоминал ходячий скелет, но, по словам его матери, до того, как парень впал в состояние этой сумасшедшей одержимости, он был хорош собой.
Я шагнул вперед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166