Верно я говорю, Хильми?
— Точно. Странное такое ощущение... Эмад продолжал:
— Но я еще слышу голоса, которые говорят со мной. Причем это птицы, стены, вещи, которые не могут говорить...
Азиз перебил:
— Со мною то же самое бывает. Я как-то с мухами разговаривал.
— Да? А я что-то обеспокоен этим.
— Почему? — спросил Сайед.
— Боюсь проболтаться под электрошоком.
Хильми ободряюще стиснул ему руку и, обернувшись к Азизу, подмигнул:
— Возможно такое?
— Нет. Такого случиться не может, потому что он все полностью осознает.
Эмад подумал немного над его словами и медленно, словно размышляя вслух, сказал:
— Дело в том, что я иногда не чувствую себя в здравом рассудке.
Азиз быстро перебил:
— Это вопрос силы воли. А мы знаем, что ты сильный человек. — Он посмотрел на остальных, словно ища поддержки. Сайед и Хильми дружно закивали.
— Ладно, хватит об этом. Мы тебе верим, Эмад, и относительно тебя никаких опасений не испытываем. Товарищи, времени мало, и давайте быстренько о деле. Что вы думаете о сложившейся ситуации?
— Сдается мне, что ситуация меняется к лучшему. — Сайед в раздумье потер лоб.
— Почему ты так думаешь? — спросил Азиз.
— Суд опять откладывается.
— А что это может значить?
— Значит, не так-то все просто с нами.
— А в чем новизна ситуации?
— Давление на них растет. Им теперь приходится задумываться над тем, какие политические заявления мы можем сделать на суде.
— Вообще-то, я к тому же выводу пришел.
Хильми сидел, опустив голову в раздумье. Сказал медленно:
— Если это так, то мы спасены.
— Только на время, — вставил Эмад.
Послышались приближающиеся шаги. Они притихли и затаили дыхание. Хильми снова заговорил, но уже шепотом:
— Давайте быстро закругляться. Возможно, мы избежим быстрого процесса и чрезвычайных мер, которые хотели к нам применить. Но вряд ли нас выпустят.
Азиз сказал:
— По крайней мере мы избежали виселицы, в частности ты, Хильми.
— Почему именно я? Сайед засмеялся:
— Что случилось с твоим классовым сознанием, Хильми? Хильми сосредоточенно нахмурился, и вдруг слабая улыбка
появилась на его лице, словно до него только что дошел смысл сказанного:
— Понятно. Я ведь рабочий класс.
Все вдруг умолкли, словно опасность еще не миновала. Сайед машинально пощупал пальцами горло. Эмад сказал:
— А что дальше? Надо подумать над тем, что может произойти.
— Что толку думать об этом? — ответил Азиз. — Мы не знаем, что готовится. Остается только ждать.
— А другие ждут от нас действий, — возразил Эмад. — Они волнуются не меньше нашего.
— Нам нужно со всеми связаться и успокоить людей. Я сделаю это через Мухаммеда.
Снова послышались шаги, и они притихли. Показалась голова Мухаммеда, в глазах смешливые искорки.
— Совещание закончилось? Если нет, то я вынужден объявить перерыв. Выходите по одному. Сначала Хильми, потом Эмад, Сайед. Азиз - последний.
Азиз понял, что к нему отношение особое. Мухаммед хотел дать ему побыть подольше за пределами камеры. В конце концов даже душевая была гораздо просторнее камеры. И вообще хоть какая-то перемена обстановки. Вышел Хильми, за ним последовал Эмад. Сайед задержался с Азизом.
— Как ты себя чувствуешь, Азиз?
— Слава аллаху, ничего.
— Нормально переносишь одиночку? Не устал?
— Сначала тяжело было, конечно. А сейчас вроде бы и привык.
— Есть новость для тебя. — Он пристально посмотрел на Азиза. — Надию освободили.
Азиз судорожно вдохнул.
— Откуда ты знаешь?
— От супруги своей. Нация к ней приходила.
— Ты что, с женой встречался?
— Сообщила, что приходила она с твоим ребенком.
Азиз улыбнулся. Крошечные пальчики зашевелились в его ладони. Он даже машинально взглянул на руку.
— Говорит, ребенок прелестный.
— Это все в письме?
— Да, да, клянусь.
— Брось ты... Утешаешь меня?
— Да нет же. Она так и написала. -А Надия?
— О ней она почти ничего не пишет. Только что у нее все в порядке.
— А Надия не просила что-нибудь передать мне в письме?
— Что именно?
— Ну, не знаю... привет там или, может, какие новости.
— Нет. Видно, она не знала, что жена собиралась мне переправить письмо. Дело в том, что я послал к нам домой одного охранника.
— Да, наверно так. А как тебе удалось с охранником?
— Он мой односельчанин.
Мухаммед снова заглянул в дверь и сердито заворчал:
— Ну вот. Тоже мне, бдительность. Так увлеклись разговорами, что не услышали, как я подошел. Верный путь для меня схлопотать неприятности. Давайте, господин Сайед, пошли.
Сайед пожал руку Азизу и быстро вышел. Оставшись один, Азиз задумался. Надия на свободе. Наконец-то. Представил, как она легкой походкой идет по зеленой лужайке. Белое платье, сияющие черные глаза. А впереди нее ковыляет малыш на еще неокрепших ножках. Душа потянулась к ней. Но почему она не прислала весточки? Хотя бы несколько слов. Почему?
В последующие дни Азиз думал только о Надии, ничто другое в голову не шло, и повседневная рутина потеряла смысл. Весь день он валялся в постели, а ночью мучился от бессонницы. Порой ему казалось, что она тут, рядом с ним, он почти физически ощущал ее близость, тепло ее объятий.
Зажмурив глаза, он замирал, боясь спугнуть прекрасное видение.
Но чаще всего она ускользала: избегая его взгляда, она поворачивалась к нему спиной и растворялась в какой-то странной дымке. И тогда сердце его сжимало обручем.
Он тысячи раз пытался представить себе, что она пережила и как живет сейчас, и эти усилия так душевно изматывали его, что он потерял сон и аппетит и вообще перестал двигаться. Ну почему она ни слова не передала ему? Как она могла, получив свободу, забыть о нем? Он чувствовал, как все погружалось во мрак, холод, теряло цвет, и жизнь начала по каплям вытекать из него. Приближался конец, все вокруг рушилось.
Время от времени заходил Мухаммед, но Азизу не хотелось с ним разговаривать. Они перебрасывались парой фраз, и Мухаммед, бросив на него сочувственный взгляд, выходил, запирая за собой дверь.
В то утро Азиз, как всегда, с нетерпением ждал его ухода. Однако Мухаммед на этот раз явно не торопился уходить. Он подсел к Азизу и спросил спокойным голосом:
— Что с вами происходит?
— Ничего.
— Да нет, я вижу, что-то не так. Почему вы не хотите говорить?
— Нечего сказать. Нечего...
— Только мне этого не рассказывайте. Что-то с вами происходит. И молчать ни к чему. О чем вы все время думаете?
— О семье.
— С чего вдруг?
— Сам не знаю.
— Знаете. Прекрасно знаете. Просто не хотите мне сказать. Азиз заколебался.
— Мне нужны бумага и карандаш, я хочу написать письмо.
— А потом?
— Переправлю его домой.
— Каким образом?
— Найду способ.
Мухаммед посмотрел на него с упреком.
— Вы что же, мне не доверяете?
— Конечно, доверяю. Просто не хочу подвергать тебя лишнему риску.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
— Точно. Странное такое ощущение... Эмад продолжал:
— Но я еще слышу голоса, которые говорят со мной. Причем это птицы, стены, вещи, которые не могут говорить...
Азиз перебил:
— Со мною то же самое бывает. Я как-то с мухами разговаривал.
— Да? А я что-то обеспокоен этим.
— Почему? — спросил Сайед.
— Боюсь проболтаться под электрошоком.
Хильми ободряюще стиснул ему руку и, обернувшись к Азизу, подмигнул:
— Возможно такое?
— Нет. Такого случиться не может, потому что он все полностью осознает.
Эмад подумал немного над его словами и медленно, словно размышляя вслух, сказал:
— Дело в том, что я иногда не чувствую себя в здравом рассудке.
Азиз быстро перебил:
— Это вопрос силы воли. А мы знаем, что ты сильный человек. — Он посмотрел на остальных, словно ища поддержки. Сайед и Хильми дружно закивали.
— Ладно, хватит об этом. Мы тебе верим, Эмад, и относительно тебя никаких опасений не испытываем. Товарищи, времени мало, и давайте быстренько о деле. Что вы думаете о сложившейся ситуации?
— Сдается мне, что ситуация меняется к лучшему. — Сайед в раздумье потер лоб.
— Почему ты так думаешь? — спросил Азиз.
— Суд опять откладывается.
— А что это может значить?
— Значит, не так-то все просто с нами.
— А в чем новизна ситуации?
— Давление на них растет. Им теперь приходится задумываться над тем, какие политические заявления мы можем сделать на суде.
— Вообще-то, я к тому же выводу пришел.
Хильми сидел, опустив голову в раздумье. Сказал медленно:
— Если это так, то мы спасены.
— Только на время, — вставил Эмад.
Послышались приближающиеся шаги. Они притихли и затаили дыхание. Хильми снова заговорил, но уже шепотом:
— Давайте быстро закругляться. Возможно, мы избежим быстрого процесса и чрезвычайных мер, которые хотели к нам применить. Но вряд ли нас выпустят.
Азиз сказал:
— По крайней мере мы избежали виселицы, в частности ты, Хильми.
— Почему именно я? Сайед засмеялся:
— Что случилось с твоим классовым сознанием, Хильми? Хильми сосредоточенно нахмурился, и вдруг слабая улыбка
появилась на его лице, словно до него только что дошел смысл сказанного:
— Понятно. Я ведь рабочий класс.
Все вдруг умолкли, словно опасность еще не миновала. Сайед машинально пощупал пальцами горло. Эмад сказал:
— А что дальше? Надо подумать над тем, что может произойти.
— Что толку думать об этом? — ответил Азиз. — Мы не знаем, что готовится. Остается только ждать.
— А другие ждут от нас действий, — возразил Эмад. — Они волнуются не меньше нашего.
— Нам нужно со всеми связаться и успокоить людей. Я сделаю это через Мухаммеда.
Снова послышались шаги, и они притихли. Показалась голова Мухаммеда, в глазах смешливые искорки.
— Совещание закончилось? Если нет, то я вынужден объявить перерыв. Выходите по одному. Сначала Хильми, потом Эмад, Сайед. Азиз - последний.
Азиз понял, что к нему отношение особое. Мухаммед хотел дать ему побыть подольше за пределами камеры. В конце концов даже душевая была гораздо просторнее камеры. И вообще хоть какая-то перемена обстановки. Вышел Хильми, за ним последовал Эмад. Сайед задержался с Азизом.
— Как ты себя чувствуешь, Азиз?
— Слава аллаху, ничего.
— Нормально переносишь одиночку? Не устал?
— Сначала тяжело было, конечно. А сейчас вроде бы и привык.
— Есть новость для тебя. — Он пристально посмотрел на Азиза. — Надию освободили.
Азиз судорожно вдохнул.
— Откуда ты знаешь?
— От супруги своей. Нация к ней приходила.
— Ты что, с женой встречался?
— Сообщила, что приходила она с твоим ребенком.
Азиз улыбнулся. Крошечные пальчики зашевелились в его ладони. Он даже машинально взглянул на руку.
— Говорит, ребенок прелестный.
— Это все в письме?
— Да, да, клянусь.
— Брось ты... Утешаешь меня?
— Да нет же. Она так и написала. -А Надия?
— О ней она почти ничего не пишет. Только что у нее все в порядке.
— А Надия не просила что-нибудь передать мне в письме?
— Что именно?
— Ну, не знаю... привет там или, может, какие новости.
— Нет. Видно, она не знала, что жена собиралась мне переправить письмо. Дело в том, что я послал к нам домой одного охранника.
— Да, наверно так. А как тебе удалось с охранником?
— Он мой односельчанин.
Мухаммед снова заглянул в дверь и сердито заворчал:
— Ну вот. Тоже мне, бдительность. Так увлеклись разговорами, что не услышали, как я подошел. Верный путь для меня схлопотать неприятности. Давайте, господин Сайед, пошли.
Сайед пожал руку Азизу и быстро вышел. Оставшись один, Азиз задумался. Надия на свободе. Наконец-то. Представил, как она легкой походкой идет по зеленой лужайке. Белое платье, сияющие черные глаза. А впереди нее ковыляет малыш на еще неокрепших ножках. Душа потянулась к ней. Но почему она не прислала весточки? Хотя бы несколько слов. Почему?
В последующие дни Азиз думал только о Надии, ничто другое в голову не шло, и повседневная рутина потеряла смысл. Весь день он валялся в постели, а ночью мучился от бессонницы. Порой ему казалось, что она тут, рядом с ним, он почти физически ощущал ее близость, тепло ее объятий.
Зажмурив глаза, он замирал, боясь спугнуть прекрасное видение.
Но чаще всего она ускользала: избегая его взгляда, она поворачивалась к нему спиной и растворялась в какой-то странной дымке. И тогда сердце его сжимало обручем.
Он тысячи раз пытался представить себе, что она пережила и как живет сейчас, и эти усилия так душевно изматывали его, что он потерял сон и аппетит и вообще перестал двигаться. Ну почему она ни слова не передала ему? Как она могла, получив свободу, забыть о нем? Он чувствовал, как все погружалось во мрак, холод, теряло цвет, и жизнь начала по каплям вытекать из него. Приближался конец, все вокруг рушилось.
Время от времени заходил Мухаммед, но Азизу не хотелось с ним разговаривать. Они перебрасывались парой фраз, и Мухаммед, бросив на него сочувственный взгляд, выходил, запирая за собой дверь.
В то утро Азиз, как всегда, с нетерпением ждал его ухода. Однако Мухаммед на этот раз явно не торопился уходить. Он подсел к Азизу и спросил спокойным голосом:
— Что с вами происходит?
— Ничего.
— Да нет, я вижу, что-то не так. Почему вы не хотите говорить?
— Нечего сказать. Нечего...
— Только мне этого не рассказывайте. Что-то с вами происходит. И молчать ни к чему. О чем вы все время думаете?
— О семье.
— С чего вдруг?
— Сам не знаю.
— Знаете. Прекрасно знаете. Просто не хотите мне сказать. Азиз заколебался.
— Мне нужны бумага и карандаш, я хочу написать письмо.
— А потом?
— Переправлю его домой.
— Каким образом?
— Найду способ.
Мухаммед посмотрел на него с упреком.
— Вы что же, мне не доверяете?
— Конечно, доверяю. Просто не хочу подвергать тебя лишнему риску.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107