Всего два слова принесли нежданно частицу человеческой теплоты в бесплодную пустыню одиночества.
Серое облако постепенно исчезло. Сквозь решетку показалась девственно-чистая синь. Усталое веко приподнялось над голубым глазом. Слабый луч просочился через оконце в потолке, осветил всего лишь кружку с чаем: поверхность подернулась золотом. Он присел на табуретку возле стола и принялся есть медленно и прочувствованно, словно смакуя изысканный деликатес. Остатком лепешки тщательно подчистил тарелку и взял в обе ладони горячую кружку чая. Пил маленькими частыми глотками. Мать, бывало, удивлялась его способности глотать кипяток. Еще удивляла ее способность сына долго оставаться без еды. Порой сердилась на него за явное безразличие к обеду, даже когда у него, по всему, должен быть волчий аппетит. Вспомнив, он усмехнулся: вот как природа распорядилась — словно специально готовила его для подобных испытаний. Хотя с ранних дней детства и вплоть до года выпуска из ме дицинского колледжа ничто не предвещало того, что случилось с ним позже.
Жизнь его была легкой, беззаботной, свободной от коллизий и каких-либо жестких ситуаций. Но, видимо, уже тогда в душе его происходил смутный процесс, из которого рождалось именно то, что толкнуло его в будущем на этот тернистый путь. Да, под гладкой поверхностью его легкого существования шла скрытая борьба, переплетались факты и идеи, складывались то в одну, то в другую систему на разных этапах жизни. Попутно происходила и трансформация его личности. А потом буквально за два года, даже меньше, после окончания колледжа он стал другим человеком. Сам он сравнивал этот процесс с химической реакцией внутри клеток живого организма. В какой-то момент реакция приводит к созданию новых элементов, а в какой-то миг она напоминает извержение вулкана после долгих дет процесса распада и взаимодействия между плотными веществами и газами в недрах земли. Но в конце концов, что же такое сам человек, как не результат бесконечного множества электрохимических реакций, которые ведут к созданию сложных структур и затем к их распаду, чтобы воссоздаться вновь? И так циклами, которые развиваются по спирали все выше и выше к более совершенным уровням существования. День за днем, год за годом, пока материя не обретет разум, способность мыслить, ощущать, испытывать эмоции, то есть то, что делает человеческие существа способными изменить мир.
'Меняйте мир!" Он вспомнил эту похожую на кредо фразу, вычитанную им в какой-то книге. Там говорилось примерно так: наша задача не только понять мир, но и пытаться изменить его. В ночной тиши при свете настольной лампы под зеленым абажуром его глаза задержались на этом предложении. Слова откликнулись резонансом в сознании, странным эхом. Словно он обеими руками ухватил дотоле неосязаемую истину. Внезапно все стало кристально ясным. Жизнь обернулась озером, таким прозрачным, что он сквозь толщу воды увидел, что движется и лежит в его глубинах.
...Азиз покинул Лондон вместе с матерью, когда ему было всегоГ пять лет. Впервые ступил на эту ставшую потом родной землю, с трапа корабля, мальчиком в темно-синем вельветовом костюмчике со сверкающими пуговками и кружевной тесьмой по воротнику и рукавам, в шелковой сорочке и черных лакированных туфельках. Все, что относилось к детству, стало со временем смутным, как далекий сон, детали подергивались дымкой или совсем ускользали из памяти, как ни пытался он их восстановить. Помнил лишь картины, что висели на стенах их дома в Каср ад-Дуббаре — богатом районе, где жил сам британский верховный комиссар,— и особенно один портрет: черные волосы, темно-карие миндалевидные глаза под густыми сросшимися бровями, крупный нос, полные губы, мужественный подбородок. Спокойное и решительное лицо человека сильной воли.
Уже в зрелом возрасте, работая врачом, Азиз всякий раз ощущал состояние общего подъема, встречаясь взглядом с этими темными глазами, которые с портрета следили за ним, когда он шел по длинному коридору.
Его дедушка ждал их на причале — высокий, осанистый старик в красном тюрбане, белоснежном шерстяном кафтане и нарядной накидке в серо-голубую полоску, скрепленной крупной булавкой. Фигура, внушающая почтение. С высоты своего роста он смотрел на мальчика глазами, словно высеченными из черного мрамора. Взгляд властелина. Длинный, резких очертаний нос, черная борода, скрывающая подбородок, довольно крупный рот.
Мозаичные образы прошлого. Казалось бы,, бессвязные, но в то же время соединенные невидимой, тончайшей нитью. Время — цензор, который порой действует, как ножницами: осторожно и умело, а иногда грубо кромсает. Азиз мог вспомнить дедушку только в двух ситуациях. Первая — встреча у причала, вдоль которого стоял огромный белый корабль с круглыми слепыми глазами иллюминаторов, высоченными трубами, из которых еще вился дымок. Корабль молча покачивался на волнах, стальное сердце уже не пульсировало в его гигантском чреве.
Вторая — когда Азиз однажды вошел в комнату и увидел дедушку распростертым на красном персидском ковре. Он лежал, уткнувшись лбом в пол, и видно было, как безмолвно шевелятся губы. Не в силах преодолеть соблазна, Азиз вскочил верхом на него, оседлал могучие плечи и задрыгал ногами возле крепкой шеи. И вдруг гора ожила под ним, сбросила его на пол. Он стремглав побежал через распахнутую дверь по мраморным ступеням вниз, в большой сад, в самый дальний его конец. Там он укрылся за стволами высоких эвкалиптов, возвышавшихся над конюшней.
Откуда-то сверху доносились голоса — из дома. Азиз увидел старого садовника, который шел к нему через большую квадратную зеленую лужайку. Движения старика были неуверенными, он весь дрожал и смотрел на мальчика покрасневшими глазами без ресниц. А из конюшни показалась кривоногая фигура кучера — дядюшки Хусейна. Дядюшка Хусейн остановился прямо перед ним. Помолчал в нерешительности, словно что-то мешало ему заговорить. Взгляд у него был странный — страдальческий, робкий, но в то же время излучающий безмерную доброту и понимание. Время замедлило ход. Маятник отсчитывал весомые, значимые секунды. Дядюшка Хусейн протянул узловатую, морщинистую руку к ребенку и пробормотал несколько ело шевеля густыми седыми усами:
— Ну, что случилось? От кого ты так бежал? Пойдем-ка со мной в дом.
И они пошли вместе к дому. Грубые мозолистые пальцы деликатно держали детскую ручку. Пройдя через черный ход, они поднялись по узким мраморным ступенькам, с которых он только что бежал стремглав вниз, в сад, словно преследуемый чудовищным призраком. Вошли в большой зал, где толпилась женская часть прислуги — все в длинных, до пола, черных платьях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Серое облако постепенно исчезло. Сквозь решетку показалась девственно-чистая синь. Усталое веко приподнялось над голубым глазом. Слабый луч просочился через оконце в потолке, осветил всего лишь кружку с чаем: поверхность подернулась золотом. Он присел на табуретку возле стола и принялся есть медленно и прочувствованно, словно смакуя изысканный деликатес. Остатком лепешки тщательно подчистил тарелку и взял в обе ладони горячую кружку чая. Пил маленькими частыми глотками. Мать, бывало, удивлялась его способности глотать кипяток. Еще удивляла ее способность сына долго оставаться без еды. Порой сердилась на него за явное безразличие к обеду, даже когда у него, по всему, должен быть волчий аппетит. Вспомнив, он усмехнулся: вот как природа распорядилась — словно специально готовила его для подобных испытаний. Хотя с ранних дней детства и вплоть до года выпуска из ме дицинского колледжа ничто не предвещало того, что случилось с ним позже.
Жизнь его была легкой, беззаботной, свободной от коллизий и каких-либо жестких ситуаций. Но, видимо, уже тогда в душе его происходил смутный процесс, из которого рождалось именно то, что толкнуло его в будущем на этот тернистый путь. Да, под гладкой поверхностью его легкого существования шла скрытая борьба, переплетались факты и идеи, складывались то в одну, то в другую систему на разных этапах жизни. Попутно происходила и трансформация его личности. А потом буквально за два года, даже меньше, после окончания колледжа он стал другим человеком. Сам он сравнивал этот процесс с химической реакцией внутри клеток живого организма. В какой-то момент реакция приводит к созданию новых элементов, а в какой-то миг она напоминает извержение вулкана после долгих дет процесса распада и взаимодействия между плотными веществами и газами в недрах земли. Но в конце концов, что же такое сам человек, как не результат бесконечного множества электрохимических реакций, которые ведут к созданию сложных структур и затем к их распаду, чтобы воссоздаться вновь? И так циклами, которые развиваются по спирали все выше и выше к более совершенным уровням существования. День за днем, год за годом, пока материя не обретет разум, способность мыслить, ощущать, испытывать эмоции, то есть то, что делает человеческие существа способными изменить мир.
'Меняйте мир!" Он вспомнил эту похожую на кредо фразу, вычитанную им в какой-то книге. Там говорилось примерно так: наша задача не только понять мир, но и пытаться изменить его. В ночной тиши при свете настольной лампы под зеленым абажуром его глаза задержались на этом предложении. Слова откликнулись резонансом в сознании, странным эхом. Словно он обеими руками ухватил дотоле неосязаемую истину. Внезапно все стало кристально ясным. Жизнь обернулась озером, таким прозрачным, что он сквозь толщу воды увидел, что движется и лежит в его глубинах.
...Азиз покинул Лондон вместе с матерью, когда ему было всегоГ пять лет. Впервые ступил на эту ставшую потом родной землю, с трапа корабля, мальчиком в темно-синем вельветовом костюмчике со сверкающими пуговками и кружевной тесьмой по воротнику и рукавам, в шелковой сорочке и черных лакированных туфельках. Все, что относилось к детству, стало со временем смутным, как далекий сон, детали подергивались дымкой или совсем ускользали из памяти, как ни пытался он их восстановить. Помнил лишь картины, что висели на стенах их дома в Каср ад-Дуббаре — богатом районе, где жил сам британский верховный комиссар,— и особенно один портрет: черные волосы, темно-карие миндалевидные глаза под густыми сросшимися бровями, крупный нос, полные губы, мужественный подбородок. Спокойное и решительное лицо человека сильной воли.
Уже в зрелом возрасте, работая врачом, Азиз всякий раз ощущал состояние общего подъема, встречаясь взглядом с этими темными глазами, которые с портрета следили за ним, когда он шел по длинному коридору.
Его дедушка ждал их на причале — высокий, осанистый старик в красном тюрбане, белоснежном шерстяном кафтане и нарядной накидке в серо-голубую полоску, скрепленной крупной булавкой. Фигура, внушающая почтение. С высоты своего роста он смотрел на мальчика глазами, словно высеченными из черного мрамора. Взгляд властелина. Длинный, резких очертаний нос, черная борода, скрывающая подбородок, довольно крупный рот.
Мозаичные образы прошлого. Казалось бы,, бессвязные, но в то же время соединенные невидимой, тончайшей нитью. Время — цензор, который порой действует, как ножницами: осторожно и умело, а иногда грубо кромсает. Азиз мог вспомнить дедушку только в двух ситуациях. Первая — встреча у причала, вдоль которого стоял огромный белый корабль с круглыми слепыми глазами иллюминаторов, высоченными трубами, из которых еще вился дымок. Корабль молча покачивался на волнах, стальное сердце уже не пульсировало в его гигантском чреве.
Вторая — когда Азиз однажды вошел в комнату и увидел дедушку распростертым на красном персидском ковре. Он лежал, уткнувшись лбом в пол, и видно было, как безмолвно шевелятся губы. Не в силах преодолеть соблазна, Азиз вскочил верхом на него, оседлал могучие плечи и задрыгал ногами возле крепкой шеи. И вдруг гора ожила под ним, сбросила его на пол. Он стремглав побежал через распахнутую дверь по мраморным ступеням вниз, в большой сад, в самый дальний его конец. Там он укрылся за стволами высоких эвкалиптов, возвышавшихся над конюшней.
Откуда-то сверху доносились голоса — из дома. Азиз увидел старого садовника, который шел к нему через большую квадратную зеленую лужайку. Движения старика были неуверенными, он весь дрожал и смотрел на мальчика покрасневшими глазами без ресниц. А из конюшни показалась кривоногая фигура кучера — дядюшки Хусейна. Дядюшка Хусейн остановился прямо перед ним. Помолчал в нерешительности, словно что-то мешало ему заговорить. Взгляд у него был странный — страдальческий, робкий, но в то же время излучающий безмерную доброту и понимание. Время замедлило ход. Маятник отсчитывал весомые, значимые секунды. Дядюшка Хусейн протянул узловатую, морщинистую руку к ребенку и пробормотал несколько ело шевеля густыми седыми усами:
— Ну, что случилось? От кого ты так бежал? Пойдем-ка со мной в дом.
И они пошли вместе к дому. Грубые мозолистые пальцы деликатно держали детскую ручку. Пройдя через черный ход, они поднялись по узким мраморным ступенькам, с которых он только что бежал стремглав вниз, в сад, словно преследуемый чудовищным призраком. Вошли в большой зал, где толпилась женская часть прислуги — все в длинных, до пола, черных платьях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107