Ходили слухи, что Махмуд сбежал, но никто не знал куда. Другие говорили, что он умер от сердечного приступа в своей камере. Но больше было тех, кто утверждал, что он был забит и замучен до смерти. По тем или иным причинам Азиз не проявлял интереса ко всем этим версиям, объясняющим причины исчезновения Махмуда. Главное то, что Махмуд был мертв. Они покончили с ним потому, что, когда его подволокли к краю выгребной ямы, он не пожелал прыгнуть туда и барахтаться вместе с ними в дерьме.
Жизнь завершила свой круговорот. Началось повторение прошлого, хотя и не совсем так, как прежде. Теперь это был уже не Махмуд, а Хусейн. Та же история с двумя разными людьми. С совершенно разными. Махмуд, продавец велосипедов, был простым человеком, не ждавшим от жизни многого. Его маленький мирок был населен разноцветными велосипедами, которые носились стрелами по узким оживленным улицам. Что еще было в его жизни? Старуха мать, которая дома ждала его возвращения с работы. Друзья и соседи, с которыми он любил поболтать и посмеяться. Когда его мир расширился, охватив многие другие вещи, он с такой же простотой начал думать о проблемах тружеников, об их бедности и тяготах жизни, которые ему были хорошо знакомы. Чтобы представить себе все эти проблемы, он не нуждался ни в каких-то особых словах, ни в умных книгах. Не требовало это от него и особых размышлений. Потому что жизнь сама решила за него большинство вопросов, прояснила ему их суть, внедрила в его плоть и кровь, и он воспринимал их скорее сердцем, чем рассудком. Эта бесхитростная, инстинктивная способность сострадать была гораздо ближе к истине, чем столбцы отпечатанных слов или пространные речи ораторов. Ему и в голову не приходило, что он должен выполнить некую высокую миссию или сделаться знаменитым человеком. Внутреннее противоборство амбиций было ему чуждо, равно как чужд и неведом язык "прибылей и убытков". Он, как горящий в костре валежник, согревающий людей холодной зимней ночью, был топливом грядущих перемен. И когда на своем ярко-красном велосипеде он стал разъезжать по узким улочкам, развозя пакеты с листовками, это казалось ему вполне естественным, словно это занятие ничем не отличалось от безобидных прогулок вдоль набережных Александрии, которую он полюбил, как полюбил лазурное море, простых рыбаков, рабочих с их песнями, с бесхитростным юмором и открытой душой, как и у него самого.
Но когда его стиснули со всех сторон, полезли своими толстыми лапами в его душу, вселили в его сердце страх угрозами расправиться с его престарелой матерью, что-то в нем надорвалось. Некие тонкие, сложные и взаимосвязанные субстанции, которые двигали им, наделяли его способностью нести свое нелегкое бремя, противостоять напору жизненных невзгод, вдруг рассыпались разом, и он, в сущности взрослый ребенок, провалился в какую-то темную яму, трепеща от страха и боли. Он начал лить слезы по себе, по своей матери, по всему, что он бережно взлелеивал всю свою жизнь и теперь потерял навсегда. Горячие, искренние слезы. Ему ужасно хотелось не стать таким, каким он вот-вот должен был стать, не пасть окончательно, а выкарабкаться, выбраться, остаться самим собой, все тем же Махмудом — продавцом велосипедов, которого все любили. В плотной черной тишине той памятной ночи, в тишине, озвученной весточкой от человека, бесконечным постукиванием в стену, которое временами усиливалось, словно мольба о помощи с корабля, попавшего в шторм, он стал шаг за шагом нащупывать дорогу назад, рывок за рывком всплывать на поверхность, возвращаясь к берегу у города, где был когда-то рожден. Там он рухнул на песок — неподвижный, безмолвный, лишенный жизни.
Но ведь ты, Хусейн, не такой, как Махмуд — продавец велосипедов. Жизнь дала тебе в руки все необходимое. Твой отец, кондитер и торговец, баловал тебя с раннего детства. Свои первые шаги ты сделал по паркету богатого особняка. Питался изысканными блюдами, носил одежду из тончайшей мягкой шерсти, а позднее обзавелся ярким спортивным автомобилем, на котором носился по улицам города. Отец дал тебе возможность учиться, стать студентом медицинского факультета, а затем и врачом, перед которым люди преклоняются, словно перед богом, исцеляющим от недугов магическим мановением рук. Но тебе и этого было мало. И ты стал мыслителем, общественным деятелем, оратором, человеком, которого люди носили на и исчах во время демонстраций и который карабкался к высшим политической организации — всегда в действии, этакая тая сила, подталкивающая других, ободряющая, убеждающая.
11о почему? Чего ради? Пришло время и для тебя ответить на ЭТОТ вопрос. Вопрос, который важнее любых исследований, деду кций, важнее всех тех вопросов, которые задавали тебе в ходе ДОЛГИХ и нудных собраний, проходивших тайно, за закрытыми дверьми. Чего ради шел ты по этому долгому и трудному пути с его суровыми испытаниями, уроками изнурительной, опасной борьбы? Неужели ради того, чтобы сломаться здесь, скатиться вниз при первой же серьезной проверке на прочность, превратиться в кусок плоти, в нечто аморфное, лишенное формы и содержания, в желеобразную массу, к которой липнут насекомые, как мухи, слетающиеся к помойке?
Ведь ты, Хусейн, был не таким, как Махмуд — продавец велосипедов. Ты был человеком с большими амбициями, куда более широкими, чем принципы, которые ты проповедовал. Попав в ловушку, ты не отдался эмоциям, как это сделал он. Рассудочность все прибрала к рукам. В первую же ночь она все разложила для тебя по полочкам, все быстро взвесила, вычислила. Прибыли и убытки.
В игру вступил электронный компьютер, который оценивает все с безукоризненной рациональностью, взвешивает возможные последствия. Человек превратился в вычислительную машину. Но и они тоже вычисляли. Знали, на какие чувствительные кнопки нажать, чтобы ты начал работать на них, выполнять их команды. С того момента ты обрубил все узы, связывавшие тебя с прошлым, с другими людьми, с теми ценностями, которые столь много для тебя значили. И с того же момента ты пытался потащить за собой других в ту же пропасть, в то же болото. Ведь тому, кто падает, особенно больно видеть тех, кто выстоял, остался на ногах.
Махмуд был пострадавшим. Он не выдержал и сломался в момент наивысшего страдания. А вот ты, Хусейн, просто всегда стремился оказаться в одном лагере с победившими.
Большой овальный зал чем-то напомнил ему помещение, где тренируются боксеры и борцы. Может быть, на такую мысль наводили размеры и конфигурация зала, а может быть, и то, что отсутствовала мебель, а белый пол был устлан матрацами. А еще такую ассоциацию вызывало то, что люди в этом зале сидели на полу концентрическими кругами вокруг небольшого пустого пространства посередине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107