Темное с желтизной лицо, зеленоватые улыбчивые глаза, маленький любопытный нос и рот, вопреки здравому смыслу смеющийся над всеми превратностями жизни. Мальчик по-взрослому пожмет ему руку и спросит:
— Листовки привез?
Азиз передаст ему пакет, завернутый в старые газеты, проводит взглядом убегающую фигурку. Проворно, как заяц, мальчуган пробежит через мостик, помчится по узкой тропе, ведущей к деревне. Вскоре возвратится запыхавшийся и с гордостью отчитается:
— Я все спрятал.
Они медленно шли среди грядок салата-латука и редиски. Бурая вода текла по узкому оросительному каналу, в ней отражалось заходящее солнце. Перекликались в небе птицы — их диалог никогда не менялся. Азиз каждый раз находил в нем что-то новое, будто слышал впервые.
— Как жизнь, Мустафа?
— Слава аллаху.
— Братец твой дома?
— В поле еще.
— А ты почему не с ним?
— Тебя вот встречаю.
— Я так рад, когда ты меня встречаешь, Мустафа. Маленькое лицо Мустафы озаряется улыбкой.
— Брат мне сказал: иди и подожди доктора. Ну, я и побежал прямо с поля.
— И в школу не пошел? -Нет.
— Почему?
Ответил не без гордости:
— Потому что я должен работать, чтобы помочь матери и сестрам.
— Ты же мне говорил, что хочешь выучиться читать.
— А меня брат учит, когда приходит с поля.
— И что же ты читаешь, Мустафа?
— Коран читаю.
— Почитаешь мне сегодня вечером.
— Ага! После ужина.
— А еще что-нибудь читаешь?
— Иногда -г- газеты. И еще листовки читаю, которые ты привозишь.
— Вот как? Ну и что же ты о них думаешь?
— Я-то сам не очень их понимаю, но мне брат все объясняет.
— И как, нравится?
— Ну да... когда брат объяснит.
— А что именно тебе там нравится?
Мальчик помолчал некоторое время, сосредоточенно нахмурил брови.
— Они про нашу жизнь рассказывают.
— Про твою тоже?
— Да. Про таких, как мой брат и наши феллахи.
— А ты уже знаешь о таких вещах?
— Я же работаю с ними. — В голосе легкая обида.
Азиз замолчал. Его сердце вдруг сжалось от грусти. На лице мальчика он заметил характерную желтизну, которую часто видел у пациентов из провинции.
— Там говорится про помещиков, которые забирают нашу землю и оставляют нас голодными. — Мальчик махнул рукой в сторону большого дома из красного кирпича. Вокруг него — высокая стена, из-за которой видны верхушки деревьев.
— Но там, Мустафа, говорится о том, что ты и сам знаешь.
— Вообще-то да. Но я все-таки начинаю глубже задумываться об этих вещах.
Азиз ничего не ответил.
— А братан говорит: кто не думает, тот вроде коровы, — продолжал Мустафа. — Ее доят каждый день и гоняют вокруг водяного колеса с закрытыми глазами, чтоб она не видела ничего.
— Ну ты-то, Мустафа, не такой?
Грудь мальчонки выпятилась. В голосе снова нотки гордости:
— Я не такой. Мы начинаем понимать.
— А что понимать, Мустафа?
— Что я понимаю? Мы должны кооперироваться.
— С кем же кооперироваться?
— Вот я больше, например, не ссорюсь с сестрами и с соседскими мальчишками.
— А еще что?
— Еще я понял, что земля должна быть у тех, кто на ней работает.
Оба замолчали. Шли по северной окраине деревни. Слева теснились глинобитные хижины. Стаи собак бегали кругами, добродушно потявкивая. Справа простирались зеленые рисовые поля, по которым вольно гулял вечерний низовик.
— Скажи мне, Мустафа... -Да?
— А ты не хочешь переехать в город?
— С кем?
— Со мной.
От неожиданности мальчик остановился.
— Я бы хотел, но...
— Но что?
— Не могу их сейчас оставить.
— Ты мог бы приезжать к ним, когда захочешь.
Лицо Мустафы сделалось серьезным, в голосе послышалась грусть: совсем один.
— Я тебя стану все время навещать.
— Нет, лучше ты меня здесь лечи.
— У тебя до сих пор кровь в моче?
— Кровь?
— Ну, моча у тебя все еще красная?
— Она всегда красная, что тут такого? У всех мальчишек она красная.
-У всех?!
— У всех в нашей деревне. Я сам вижу.
— Но это значит, что они все больные.
— Больные? А мама говорит, это признак хорошего здоровья. А если желтая моча — значит, мальчишка слабый.
Азиз почувствовал, как у него сжалось сердце от горечи и гнева. Самое скверное, что среди этих людей царит полнейшее невежество. Напрасный труд стараться что-либо изменить здесь. На кой черт было покидать город? Глупость и наивные иллюзии. Никакой пользы от всех его стараний. Сколько же воды утечет, прежде чем изменится образ их мышления?
Звонкий мальчишеский голос прервал его мрачные раздумья:
— Почитаешь мне сегодня вечером листовки?
— Да, Мустафа. Почитаю тебе, почитаю.
— А осмотришь меня?
— Конечно.
— Мама тебе приготовила сладостей и брынзу. Она говорит, что тебе понравится.
— Это верно. Больше всего люблю сладости и брынзу.
— А я принес с поля свежую редиску и салат.
Они подошли к маленькой глинобитной хижине. У входа сидела старая женщина. Она поздоровалась с Азизом, проводила его в тесную комнатушку, вся обстановка которой состояла из деревянного сундука, матраса на полу и керосиновой лампы. Он разулся и сел на матрас, облокотившись на подушку.
Его ненадолго оставили одного, потом мальчик принес поднос с синим эмалированным чайником и двумя стаканчиками. Он же и налил чай — сначала плеснул немного в один стакан, попробовал на язык, а затем наполнил оба до краев.
— Ложись-ка, Мустафа, на матрас, — сказал Азиз. — Я хочу осмотреть тебя, пока мы не занялись другими делами.
Мальчик лег на спину и задрал галабею. Его живот был вздут, ребра выпирали наружу. Азиз чувствовал, как под нажимом его руки перемещается скопившаяся жидкость. Пальцы Азиза прошлись по печени, селезенке; простукивание огорчило его — ни малейшего резонанса, плотный слабый звук. Значит, жидкость заполнила все под мускульной перегородкой. Азиз тяжело вздохнул: теперь-то уже все равно. Слишком поздно. Проклятые черви сделали свое дело: печень превратилась в рыхлую массу.
Азиз присел на корточки. Мальчик с усилием приподнялся и уселся рядом с ним. Зеленоватые глаза молча и пытливо смотрели на него. Боже, почему он так смотрит? Словно все уже знает! Теперь нужно было произнести обычные слова.
— Ну что ж, у тебя дела обстоят значительно лучше. Лекарства принимаешь?
-Да.
— Хорошо. Если аллаху будет угодно, ты скоро будешь здоров. А где твой Коран?
— Принести?
— Да. Хочу послушать, как ты научился читать...
Ночью они лягут спать вместе на циновке из маисовых стеблей на крыше хижины.
Он чувствовал рядом тело ребенка. Сон никак не приходит. Тучи комаров вьются над головой, пронзительно жалят, и на коже появляются красные пятна. Все равно поспать не удастся. Луна едва заметно движется по ночному небосводу. Он вспоминает Надию. Что она сейчас делает? Он представляет ее себе так отчетливо, что почти чувствует тепло ее тела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
— Листовки привез?
Азиз передаст ему пакет, завернутый в старые газеты, проводит взглядом убегающую фигурку. Проворно, как заяц, мальчуган пробежит через мостик, помчится по узкой тропе, ведущей к деревне. Вскоре возвратится запыхавшийся и с гордостью отчитается:
— Я все спрятал.
Они медленно шли среди грядок салата-латука и редиски. Бурая вода текла по узкому оросительному каналу, в ней отражалось заходящее солнце. Перекликались в небе птицы — их диалог никогда не менялся. Азиз каждый раз находил в нем что-то новое, будто слышал впервые.
— Как жизнь, Мустафа?
— Слава аллаху.
— Братец твой дома?
— В поле еще.
— А ты почему не с ним?
— Тебя вот встречаю.
— Я так рад, когда ты меня встречаешь, Мустафа. Маленькое лицо Мустафы озаряется улыбкой.
— Брат мне сказал: иди и подожди доктора. Ну, я и побежал прямо с поля.
— И в школу не пошел? -Нет.
— Почему?
Ответил не без гордости:
— Потому что я должен работать, чтобы помочь матери и сестрам.
— Ты же мне говорил, что хочешь выучиться читать.
— А меня брат учит, когда приходит с поля.
— И что же ты читаешь, Мустафа?
— Коран читаю.
— Почитаешь мне сегодня вечером.
— Ага! После ужина.
— А еще что-нибудь читаешь?
— Иногда -г- газеты. И еще листовки читаю, которые ты привозишь.
— Вот как? Ну и что же ты о них думаешь?
— Я-то сам не очень их понимаю, но мне брат все объясняет.
— И как, нравится?
— Ну да... когда брат объяснит.
— А что именно тебе там нравится?
Мальчик помолчал некоторое время, сосредоточенно нахмурил брови.
— Они про нашу жизнь рассказывают.
— Про твою тоже?
— Да. Про таких, как мой брат и наши феллахи.
— А ты уже знаешь о таких вещах?
— Я же работаю с ними. — В голосе легкая обида.
Азиз замолчал. Его сердце вдруг сжалось от грусти. На лице мальчика он заметил характерную желтизну, которую часто видел у пациентов из провинции.
— Там говорится про помещиков, которые забирают нашу землю и оставляют нас голодными. — Мальчик махнул рукой в сторону большого дома из красного кирпича. Вокруг него — высокая стена, из-за которой видны верхушки деревьев.
— Но там, Мустафа, говорится о том, что ты и сам знаешь.
— Вообще-то да. Но я все-таки начинаю глубже задумываться об этих вещах.
Азиз ничего не ответил.
— А братан говорит: кто не думает, тот вроде коровы, — продолжал Мустафа. — Ее доят каждый день и гоняют вокруг водяного колеса с закрытыми глазами, чтоб она не видела ничего.
— Ну ты-то, Мустафа, не такой?
Грудь мальчонки выпятилась. В голосе снова нотки гордости:
— Я не такой. Мы начинаем понимать.
— А что понимать, Мустафа?
— Что я понимаю? Мы должны кооперироваться.
— С кем же кооперироваться?
— Вот я больше, например, не ссорюсь с сестрами и с соседскими мальчишками.
— А еще что?
— Еще я понял, что земля должна быть у тех, кто на ней работает.
Оба замолчали. Шли по северной окраине деревни. Слева теснились глинобитные хижины. Стаи собак бегали кругами, добродушно потявкивая. Справа простирались зеленые рисовые поля, по которым вольно гулял вечерний низовик.
— Скажи мне, Мустафа... -Да?
— А ты не хочешь переехать в город?
— С кем?
— Со мной.
От неожиданности мальчик остановился.
— Я бы хотел, но...
— Но что?
— Не могу их сейчас оставить.
— Ты мог бы приезжать к ним, когда захочешь.
Лицо Мустафы сделалось серьезным, в голосе послышалась грусть: совсем один.
— Я тебя стану все время навещать.
— Нет, лучше ты меня здесь лечи.
— У тебя до сих пор кровь в моче?
— Кровь?
— Ну, моча у тебя все еще красная?
— Она всегда красная, что тут такого? У всех мальчишек она красная.
-У всех?!
— У всех в нашей деревне. Я сам вижу.
— Но это значит, что они все больные.
— Больные? А мама говорит, это признак хорошего здоровья. А если желтая моча — значит, мальчишка слабый.
Азиз почувствовал, как у него сжалось сердце от горечи и гнева. Самое скверное, что среди этих людей царит полнейшее невежество. Напрасный труд стараться что-либо изменить здесь. На кой черт было покидать город? Глупость и наивные иллюзии. Никакой пользы от всех его стараний. Сколько же воды утечет, прежде чем изменится образ их мышления?
Звонкий мальчишеский голос прервал его мрачные раздумья:
— Почитаешь мне сегодня вечером листовки?
— Да, Мустафа. Почитаю тебе, почитаю.
— А осмотришь меня?
— Конечно.
— Мама тебе приготовила сладостей и брынзу. Она говорит, что тебе понравится.
— Это верно. Больше всего люблю сладости и брынзу.
— А я принес с поля свежую редиску и салат.
Они подошли к маленькой глинобитной хижине. У входа сидела старая женщина. Она поздоровалась с Азизом, проводила его в тесную комнатушку, вся обстановка которой состояла из деревянного сундука, матраса на полу и керосиновой лампы. Он разулся и сел на матрас, облокотившись на подушку.
Его ненадолго оставили одного, потом мальчик принес поднос с синим эмалированным чайником и двумя стаканчиками. Он же и налил чай — сначала плеснул немного в один стакан, попробовал на язык, а затем наполнил оба до краев.
— Ложись-ка, Мустафа, на матрас, — сказал Азиз. — Я хочу осмотреть тебя, пока мы не занялись другими делами.
Мальчик лег на спину и задрал галабею. Его живот был вздут, ребра выпирали наружу. Азиз чувствовал, как под нажимом его руки перемещается скопившаяся жидкость. Пальцы Азиза прошлись по печени, селезенке; простукивание огорчило его — ни малейшего резонанса, плотный слабый звук. Значит, жидкость заполнила все под мускульной перегородкой. Азиз тяжело вздохнул: теперь-то уже все равно. Слишком поздно. Проклятые черви сделали свое дело: печень превратилась в рыхлую массу.
Азиз присел на корточки. Мальчик с усилием приподнялся и уселся рядом с ним. Зеленоватые глаза молча и пытливо смотрели на него. Боже, почему он так смотрит? Словно все уже знает! Теперь нужно было произнести обычные слова.
— Ну что ж, у тебя дела обстоят значительно лучше. Лекарства принимаешь?
-Да.
— Хорошо. Если аллаху будет угодно, ты скоро будешь здоров. А где твой Коран?
— Принести?
— Да. Хочу послушать, как ты научился читать...
Ночью они лягут спать вместе на циновке из маисовых стеблей на крыше хижины.
Он чувствовал рядом тело ребенка. Сон никак не приходит. Тучи комаров вьются над головой, пронзительно жалят, и на коже появляются красные пятна. Все равно поспать не удастся. Луна едва заметно движется по ночному небосводу. Он вспоминает Надию. Что она сейчас делает? Он представляет ее себе так отчетливо, что почти чувствует тепло ее тела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107