В комнате воцарилась тишина, в которой отчетливо звучали постукивания пальцев по стеклу на столе.
Махмуда ввели в комнату. Его похожая на бочонок фигура выглядела бы комично рядом с высоким, как жердь, агентом, если бы не страдальческий взгляд и не бледное, изможденное лицо.
Следователь одарил его слащавой улыбкой, которая вызвала у Азиза отвращение.
— Присаживайся, Махмуд. Мы тут хотели тебе задать пару вопросов. На последнем допросе ты сказал, что знаешь доктора Азиза.
Махмуд посмотрел прямо в глаза Азизу, потом повернулся к следователю:
— Да, это верно.
— Но доктор Азиз отрицает знакомство с тобой.
— Доктор Азиз прав.
Человек в пальто вскочил на ноги. В комнате на мгновение воцарилась тишина.
— Как же это получается? Ты что, не помнишь, что сам говорил? — Голос стал похож на шипенье ядовитой змеи. И даже кончик красного языка мелькнул между зубами, как у змеи, готовой ужалить.
— Помню.
— Ну, так объясни, что это значит.
— Этот человек угрожал мне. —Махмуд ткнул пальцем в мужчину в пальто, который тут же закричал:
— Ты врешь! Лжец!
— Я не лжец. Так оно и было.
После напряженной паузы следователь спросил:
— Чем же он тебе угрожал?
— Он грозился арестовать мою мать.
Глаза человека в пальто были нацелены на Махмуда, как дула пистолетов. Голос следователя прозвучал как колокол по умершему.
— Еще раз спрашиваю. Ты знаешь или не знаешь доктора Азиза?
Азиз пристально следил за лицом Махмуда и видел, как по нему пробежала мгновенная судорога. Это было лицо человека, внутри которого шла напряженная внутренняя борьба. Он напоминал несчастного, пытающегося вьнсарабкаться из-под руин рухнувшего на него дома. Мускулы напряжены в нечеловеческом усилии, пот катится градом по лбу, побелевшие губы сжаты в узкую полоску, зубы стиснуты, чтобы не дать вырваться стону. Он сидел, съежившись в кресле, пытаясь собрать воедино остатки последних сил для отчаянного прыжка через бездонную пропасть.
Ожидание становилось невыносимым. Азизу уже было почти безразлично, что ответит Махмуд, лишь бы покончить с пугающей неопределенностью, железными тисками сжимавшей сердце.
Внезапно Махмуд ожил. Он глубоко и судорожно вздохнул: не вздох, а молчаливый стон. Повернувшись к следователю, он чуть слышно произнес:
— Нет, я его не знаю.
Человек, сидевший за столом, резко ударил кулаком по стеклу. Удар прозвучал как выстрел в ночи.
— Хорошенько подумай! Надеюсь, ты понимаешь, какие это будет иметь последствия для тебя? Еще раз спрашиваю: ты знаешь доктора Азиза или нет?
— Я его не знаю. Я его не знаю! Не знаю!.. — Голос оборвался на крике.
— Ну хорошо. Ты об этом пожалеешь. Убрать!
Он раздраженно махнул рукой. Двое мужчин бросились к Махмуду, рьшком подняли из кресла, словно бы собираясь швырнуть его на пол. Потом, держа под руки, выволокли его из комнаты. Азиз услышал крики со двора, которые отдавались гулким эхом, как в большой пещере. Шумно захлопнулась дверь, лязгнул засов. Торопливые шаги простучали по каменным плитам.
Азиз сидел перед следователем. Они долго смотрели друг другу в глаза. Их взгляды были полны взаимной ненависти. Ни один из них не пошевелился, не проронил ни звука.
Три дня и три ночи мучительно медленно сменяли друг друга. Три дня и три ночи без сна, проведенные у стены. Упрямые бесконечные постукивания костяшками пальцев — то умышленно спокойные, то яростно отчаянные. Ухо прижато к шершавой поверхности. А в ответ безмолвие. Порой ему чудились ответные удары, еле слышные: человек за стеной, по-видимому, был настолько слаб, что его хватало лишь на простое прикосновение к стене пальцами. Иногда Азизу казалось, что и эти слабые звуки были лишь плодом его воспаленного воображения, ведь он так жаждал услышать хоть что-нибудь, что могло бы указать на присутствие Махмуда за стеной, подтвердить, что Махмуд пытается ответить на его призывы.
Ночами он слышал многое: легкие шаги мимо его камеры, шепоты или вздохи, как будто за дверью умирало некое животное, звук осторожно поворачиваемого ключа, глухой стук тела, падающего на каменный пол, осторожно прикрываемая дверь, слабый стон откуда-то из-за стены. Он лежал неподвижно, напрягая слух минута за минутой, час за часом. Его нервы были на пределе. Ему казалось, что уши его подрагивают, что они становятся большими и чуткими, как у кролика, мечущегося в клетке. Слух был единственным каналом связи с внешним миром. Даже телесные ощущения воспринимались им как звуки: сердцебиение, дыхание, урчание в животе, хруст суставов. Все это он слышал.
Со временем его уши обрели такую чувствительность, что весь его мир превратился в скопище звуков. А в голове шла напряженная работа —он пытался представить себе, что произошло по ту сторону стены. Не заболел ли Махмуд? Жив ли вообще? Или его перевели в другое место, где могли подвергнуть пыткам? Махмуд. Мой дорогой человек. Что с тобой случилось? Почему не отвечаешь?
Три дня и три ночи он стучал в стену, прислушивался и ждал. На третью ночь, когда магический и страшный в своей таинственности лунный свет проник в его камеру, он вдруг понял, что никогда больше не увидит Махмуда.
... Рано утром, открыв глаза, он увидел солнечный луч, который падал через оконце на стол. Золотистые пылинки медленно перемещались внутри светового столба, зависали, словно какие-то невидимые силы действовали на них одновременно со всех сторон. Он обвел глазами комнату. Взгляд уперся в стену, отделявшую его от соседней камеры. Рука машинально потянулась в попытке возобновить диалог, оборвавшийся четыре дня и три ночи тому назад. Он заметил на стене следы бесконечных ударов костяшками пальцев — созвездие маленьких темных точек. Рука остановилась на полпути, словно перехваченная незримой силой. Вереница образов мелькнула перед глазами, беспорядочная, как фильм, части которого перепутаны. События прошлого... Он поморщился, словно от боли, пытаясь собрать но едино разрозненные мысли.
Постепенно все возвратилось на свои места —он вновь оорел ощущение времени и места, вырвался из забытья, в котором прожил долгие часы. Странное состояние, когда мир иллюзий отделяет от реального мира всего лишь тончайшая, почти неосязаемая нить. Он переступал через нее то в ту, то в другую сторону, и делалось это с необычайной легкостью. В отдельные
моменты трудно было понять, на какой стороне он находится. Но теперь он по крайней мере знал, что человек за стеной не Махмуд — продавец велосипедов, а кто-то другой, которого звали Сайед. Знал он и то, что камера, в которой он оказался, и зеленая дверь были тоже не те, что много лет назад. Хотя выглядело все очень похоже, и из-за этого сходства порою прошлое путалось с настоящим.
Он вспомнил, что больше никогда не видел Махмуда с той памятной ночи, когда стал свидетелем борьбы человека добрейшей души против жестоких сил, старавшихся сломить его и раздавить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Махмуда ввели в комнату. Его похожая на бочонок фигура выглядела бы комично рядом с высоким, как жердь, агентом, если бы не страдальческий взгляд и не бледное, изможденное лицо.
Следователь одарил его слащавой улыбкой, которая вызвала у Азиза отвращение.
— Присаживайся, Махмуд. Мы тут хотели тебе задать пару вопросов. На последнем допросе ты сказал, что знаешь доктора Азиза.
Махмуд посмотрел прямо в глаза Азизу, потом повернулся к следователю:
— Да, это верно.
— Но доктор Азиз отрицает знакомство с тобой.
— Доктор Азиз прав.
Человек в пальто вскочил на ноги. В комнате на мгновение воцарилась тишина.
— Как же это получается? Ты что, не помнишь, что сам говорил? — Голос стал похож на шипенье ядовитой змеи. И даже кончик красного языка мелькнул между зубами, как у змеи, готовой ужалить.
— Помню.
— Ну, так объясни, что это значит.
— Этот человек угрожал мне. —Махмуд ткнул пальцем в мужчину в пальто, который тут же закричал:
— Ты врешь! Лжец!
— Я не лжец. Так оно и было.
После напряженной паузы следователь спросил:
— Чем же он тебе угрожал?
— Он грозился арестовать мою мать.
Глаза человека в пальто были нацелены на Махмуда, как дула пистолетов. Голос следователя прозвучал как колокол по умершему.
— Еще раз спрашиваю. Ты знаешь или не знаешь доктора Азиза?
Азиз пристально следил за лицом Махмуда и видел, как по нему пробежала мгновенная судорога. Это было лицо человека, внутри которого шла напряженная внутренняя борьба. Он напоминал несчастного, пытающегося вьнсарабкаться из-под руин рухнувшего на него дома. Мускулы напряжены в нечеловеческом усилии, пот катится градом по лбу, побелевшие губы сжаты в узкую полоску, зубы стиснуты, чтобы не дать вырваться стону. Он сидел, съежившись в кресле, пытаясь собрать воедино остатки последних сил для отчаянного прыжка через бездонную пропасть.
Ожидание становилось невыносимым. Азизу уже было почти безразлично, что ответит Махмуд, лишь бы покончить с пугающей неопределенностью, железными тисками сжимавшей сердце.
Внезапно Махмуд ожил. Он глубоко и судорожно вздохнул: не вздох, а молчаливый стон. Повернувшись к следователю, он чуть слышно произнес:
— Нет, я его не знаю.
Человек, сидевший за столом, резко ударил кулаком по стеклу. Удар прозвучал как выстрел в ночи.
— Хорошенько подумай! Надеюсь, ты понимаешь, какие это будет иметь последствия для тебя? Еще раз спрашиваю: ты знаешь доктора Азиза или нет?
— Я его не знаю. Я его не знаю! Не знаю!.. — Голос оборвался на крике.
— Ну хорошо. Ты об этом пожалеешь. Убрать!
Он раздраженно махнул рукой. Двое мужчин бросились к Махмуду, рьшком подняли из кресла, словно бы собираясь швырнуть его на пол. Потом, держа под руки, выволокли его из комнаты. Азиз услышал крики со двора, которые отдавались гулким эхом, как в большой пещере. Шумно захлопнулась дверь, лязгнул засов. Торопливые шаги простучали по каменным плитам.
Азиз сидел перед следователем. Они долго смотрели друг другу в глаза. Их взгляды были полны взаимной ненависти. Ни один из них не пошевелился, не проронил ни звука.
Три дня и три ночи мучительно медленно сменяли друг друга. Три дня и три ночи без сна, проведенные у стены. Упрямые бесконечные постукивания костяшками пальцев — то умышленно спокойные, то яростно отчаянные. Ухо прижато к шершавой поверхности. А в ответ безмолвие. Порой ему чудились ответные удары, еле слышные: человек за стеной, по-видимому, был настолько слаб, что его хватало лишь на простое прикосновение к стене пальцами. Иногда Азизу казалось, что и эти слабые звуки были лишь плодом его воспаленного воображения, ведь он так жаждал услышать хоть что-нибудь, что могло бы указать на присутствие Махмуда за стеной, подтвердить, что Махмуд пытается ответить на его призывы.
Ночами он слышал многое: легкие шаги мимо его камеры, шепоты или вздохи, как будто за дверью умирало некое животное, звук осторожно поворачиваемого ключа, глухой стук тела, падающего на каменный пол, осторожно прикрываемая дверь, слабый стон откуда-то из-за стены. Он лежал неподвижно, напрягая слух минута за минутой, час за часом. Его нервы были на пределе. Ему казалось, что уши его подрагивают, что они становятся большими и чуткими, как у кролика, мечущегося в клетке. Слух был единственным каналом связи с внешним миром. Даже телесные ощущения воспринимались им как звуки: сердцебиение, дыхание, урчание в животе, хруст суставов. Все это он слышал.
Со временем его уши обрели такую чувствительность, что весь его мир превратился в скопище звуков. А в голове шла напряженная работа —он пытался представить себе, что произошло по ту сторону стены. Не заболел ли Махмуд? Жив ли вообще? Или его перевели в другое место, где могли подвергнуть пыткам? Махмуд. Мой дорогой человек. Что с тобой случилось? Почему не отвечаешь?
Три дня и три ночи он стучал в стену, прислушивался и ждал. На третью ночь, когда магический и страшный в своей таинственности лунный свет проник в его камеру, он вдруг понял, что никогда больше не увидит Махмуда.
... Рано утром, открыв глаза, он увидел солнечный луч, который падал через оконце на стол. Золотистые пылинки медленно перемещались внутри светового столба, зависали, словно какие-то невидимые силы действовали на них одновременно со всех сторон. Он обвел глазами комнату. Взгляд уперся в стену, отделявшую его от соседней камеры. Рука машинально потянулась в попытке возобновить диалог, оборвавшийся четыре дня и три ночи тому назад. Он заметил на стене следы бесконечных ударов костяшками пальцев — созвездие маленьких темных точек. Рука остановилась на полпути, словно перехваченная незримой силой. Вереница образов мелькнула перед глазами, беспорядочная, как фильм, части которого перепутаны. События прошлого... Он поморщился, словно от боли, пытаясь собрать но едино разрозненные мысли.
Постепенно все возвратилось на свои места —он вновь оорел ощущение времени и места, вырвался из забытья, в котором прожил долгие часы. Странное состояние, когда мир иллюзий отделяет от реального мира всего лишь тончайшая, почти неосязаемая нить. Он переступал через нее то в ту, то в другую сторону, и делалось это с необычайной легкостью. В отдельные
моменты трудно было понять, на какой стороне он находится. Но теперь он по крайней мере знал, что человек за стеной не Махмуд — продавец велосипедов, а кто-то другой, которого звали Сайед. Знал он и то, что камера, в которой он оказался, и зеленая дверь были тоже не те, что много лет назад. Хотя выглядело все очень похоже, и из-за этого сходства порою прошлое путалось с настоящим.
Он вспомнил, что больше никогда не видел Махмуда с той памятной ночи, когда стал свидетелем борьбы человека добрейшей души против жестоких сил, старавшихся сломить его и раздавить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107