Только теперь почувствовал, как он голоден. Он принялся есть сосредоточенно, медленно, стараясь растянуть удовольствие, не оставил ничего, даже косточек. Потом снова улегся на циновке, чувствуя спиной холод каменного пола. Глаза его неподвижно смотрели в потолок. Балки, пересекавшие его, напоминали ему старую деревенскую гостиницу.
Что-то кольнуло под мышкой. Он сунул руку за пазуху, почесал и нащупал что-то между указательным и большим пальцем. Вытащив руку, осторожно, чтобы не упустить, разжал пальцы и увидел раздувшееся от крови мерзкое насекомое. Он осторожно положил вошь на ноготь большого пальца и надавил на нее. Легкий щелчок, брызнувшая капелька крови, и, отбрасывая насекомое прочь, он подумал о том, что много нового придется еще постигать.
Два дня спустя его перевели из подземной камеры полицейского участка в тюрьму, где его водворили в камеру, находившуюся по соседству с той, в которую был заключен Махмуд.
Дни шли за днями с бесконечной медлительностью. Так они тянутся для тех, кто вынужден жить замурованным в четырех стенах. И звуки сюда доносились изо дня в день одни и те же: стук кованых башмаков по каменному полу, скрежет ключа в замочной скважине, приглушенный окрик охранника, отдаленный автомобильный гудок откуда-то снаружи, где находилась желанная свобода. И конечно же, три раза в день хлопанье двери камеры, когда приносили миску чечевицы, черную лепешку и кувшин воды.
Но в некоторые особенно мрачные, глухие ночи, когда гасили свет и воцарялась могильная тишина, когда люди спали или просто лежали, предаваясь безмолвному отчаянию, Азиз просыпался от звуков. И мгновенно на смену глубокому сну приходило напряженное бодрствование. Уши, как чувствительные антенны, вслушивались в тишину. Появлялось какое-то дополнительное чувство, которое, наверно, рождается у тех, кто вынужден жить во мраке за толстыми стенами, кто, подобно иным насекомым, выработал обостренную способность видеть, обонять, воспринимать даже оттенки температур и, главное, чувствовать приближение опасности.,Инстинктивная и мгновенная способность улавливать движения и даже угадывать их. Так слепой, идущий сквозь шумную толпу, ощупывает палкой путь и почти знает наперед очертания предметов, прежде чем коснется их.
...Шепот и тихие шаги возле двери камеры, едва различимый осторожный поворот ключа, чуть слышный звук отворяемой двери в соседнюю камеру. Скрип пружин на койке, короткая пауза. Снова осторожные шаги, теперь уже мимо Азиза. После этого — глубокая, всеобъемлющая тишина ночи. Будто воры прокрались, что-то взяли и неслышно исчезли.
Он лежал на спине, может час, может больше, в состоянии тревожного бодрствования. Иногда подходил к двери и пальцем приподнимал железное веко, пытаясь увидеть или услышать хоть что-нибудь. Время тянулось бесконечно.
Перед тем как опять лечь на постель, он решил постоять еще несколько минут возле двери. И тут он явственно услышал звуки крадущихся шагов, которые, миновав его дверь, остановились у соседней камеры. Тихая возня, звук закрывшейся двери и осторожного поворота ключа. И спустя некоторое время отчетливые, громкие шаги, словно теперь кому-то было безразлично, услышат его или нет.
Из соседней камеры слабо донеслись странные для такого позднего времени звуки: бульканье жидкости, льющейся в сосуд, стук передвигаемого стула. После короткой паузы кто-то бухнулся в постель, заскрипели пружины.
Азиз лежал, глядя в темноту, пытаясь мысленно проникнуть сквозь густой мрак и понять, что происходит рядом — за стеной. Его бросало из одной крайности в другую: то он холодным рассудком пытался оценить возникшую ситуацию, то давал волю эмоциям.
Что же все-таки случилось? Кто делал свое черное дело под покровом ночи? Чьи эти крадущиеся шаги? Что происходит в соседней камере? Важные события или незначительный эпизод? Удар Б спину или сопротивление? Честная борьба или коварный заговор? Капитуляция или победа?
Махмуд, владелец прокатной мастерской, на твою долю выпало немало страданий, но ни разу — подобных тем, что ждут тебя здесь. Здесь жизнь — медленное разрушение час за часом, минута за минутой.
Жизнь здесь означает полное лишение того, что питает тело и душу: замысла и действия, красоты и ее воплощения в искусстве, любви женщины.
Здесь — бесконечный вакуум. Нечего делать, нечего сказать и услышать. Одиночество в четырех стенах, уродливая обстановка, насекомые, жаждущие человеческой крови. Безжалостный институт подавления человека, крокодилья пасть, готовая сожрать, огромные руки, толкающие в пропасть.
Но здесь же, как ни парадоксально, раскрывается величие человека, его целеустремленность, его способность любить и хранить верность, его жажда жизни.
Рассвет он встретил, уже окончательно успокоившись: угасли мириады язычков пламени, оставив мертвый, холодный пепел, исчезла сумятица видений. Осталась чистая страница — на ней ни строки, ни слова. С тишиной пришел покой, а за ним сон. Сон был подготовкой к новому дню и новой борьбе.
Он проснулся от торопливого шепота:
— Доктор Азиз, доктор Азиз...
Сон в одно мгновение улетучился. Он спрыгнул с постели и босиком подбежал к двери. Сквозь приоткрытый глазок увидел часть черных, аккуратно подстриженных усов, верхнюю губу, крепкие белые зубы. Приложив ухо к глазку, услышал:
— Махмуд, что велосипеды чинил, во всем признался.
— Кто вы? -Я Али.
— Вы почему в тюрьме?
— Срок отбываю за воровство. Мне надо уходить. Что-нибудь нужно?
— Да, да. Еще раз подойдите.
Рот исчез. Металлическое круглое веко скользнуло на место. Азиз не без труда сдвинул указательным пальцем железную пластинку. Напротив двери стоял молодой парень среднего роста. Униформа из грубой синей ткани. Он медленно пошел босиком по коридору, держа в руке мокрую половую тряпку.
Азиз вернулся к постели и лег. В голове была полная ясность, все улеглось на свои места, позиции определились. Мысли были четкими и последовательными. Что заставило Али предупредить его? А вдруг он действовал по их инструкции? Тогда все, что он сказал о Махмуде, было ложью с целью сломить сопротивление Азиза. Такую возможность нельзя было сбрасывать со счетов. Но возможно и то, что он сказал правду. В этом случае какие у него были мотивы? Быть может, его поступок был продиктован теми же побуждениями, что и у старого тюремщика, который поделился с ним ужином. Своеобразная солидарность людей, находящихся в тюрьме. Не важно даже, кто они — сводники, торговцы наркотиками или политические заключенные.
Возможность предательства требовала от Азиза быстрой реакции. Признание Махмуда представляло серьезную опасность, поскольку он мог выдать многое — раскрыть систему связей и явок, превратить слабые, разрозненные свидетельства в веские доказательства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Что-то кольнуло под мышкой. Он сунул руку за пазуху, почесал и нащупал что-то между указательным и большим пальцем. Вытащив руку, осторожно, чтобы не упустить, разжал пальцы и увидел раздувшееся от крови мерзкое насекомое. Он осторожно положил вошь на ноготь большого пальца и надавил на нее. Легкий щелчок, брызнувшая капелька крови, и, отбрасывая насекомое прочь, он подумал о том, что много нового придется еще постигать.
Два дня спустя его перевели из подземной камеры полицейского участка в тюрьму, где его водворили в камеру, находившуюся по соседству с той, в которую был заключен Махмуд.
Дни шли за днями с бесконечной медлительностью. Так они тянутся для тех, кто вынужден жить замурованным в четырех стенах. И звуки сюда доносились изо дня в день одни и те же: стук кованых башмаков по каменному полу, скрежет ключа в замочной скважине, приглушенный окрик охранника, отдаленный автомобильный гудок откуда-то снаружи, где находилась желанная свобода. И конечно же, три раза в день хлопанье двери камеры, когда приносили миску чечевицы, черную лепешку и кувшин воды.
Но в некоторые особенно мрачные, глухие ночи, когда гасили свет и воцарялась могильная тишина, когда люди спали или просто лежали, предаваясь безмолвному отчаянию, Азиз просыпался от звуков. И мгновенно на смену глубокому сну приходило напряженное бодрствование. Уши, как чувствительные антенны, вслушивались в тишину. Появлялось какое-то дополнительное чувство, которое, наверно, рождается у тех, кто вынужден жить во мраке за толстыми стенами, кто, подобно иным насекомым, выработал обостренную способность видеть, обонять, воспринимать даже оттенки температур и, главное, чувствовать приближение опасности.,Инстинктивная и мгновенная способность улавливать движения и даже угадывать их. Так слепой, идущий сквозь шумную толпу, ощупывает палкой путь и почти знает наперед очертания предметов, прежде чем коснется их.
...Шепот и тихие шаги возле двери камеры, едва различимый осторожный поворот ключа, чуть слышный звук отворяемой двери в соседнюю камеру. Скрип пружин на койке, короткая пауза. Снова осторожные шаги, теперь уже мимо Азиза. После этого — глубокая, всеобъемлющая тишина ночи. Будто воры прокрались, что-то взяли и неслышно исчезли.
Он лежал на спине, может час, может больше, в состоянии тревожного бодрствования. Иногда подходил к двери и пальцем приподнимал железное веко, пытаясь увидеть или услышать хоть что-нибудь. Время тянулось бесконечно.
Перед тем как опять лечь на постель, он решил постоять еще несколько минут возле двери. И тут он явственно услышал звуки крадущихся шагов, которые, миновав его дверь, остановились у соседней камеры. Тихая возня, звук закрывшейся двери и осторожного поворота ключа. И спустя некоторое время отчетливые, громкие шаги, словно теперь кому-то было безразлично, услышат его или нет.
Из соседней камеры слабо донеслись странные для такого позднего времени звуки: бульканье жидкости, льющейся в сосуд, стук передвигаемого стула. После короткой паузы кто-то бухнулся в постель, заскрипели пружины.
Азиз лежал, глядя в темноту, пытаясь мысленно проникнуть сквозь густой мрак и понять, что происходит рядом — за стеной. Его бросало из одной крайности в другую: то он холодным рассудком пытался оценить возникшую ситуацию, то давал волю эмоциям.
Что же все-таки случилось? Кто делал свое черное дело под покровом ночи? Чьи эти крадущиеся шаги? Что происходит в соседней камере? Важные события или незначительный эпизод? Удар Б спину или сопротивление? Честная борьба или коварный заговор? Капитуляция или победа?
Махмуд, владелец прокатной мастерской, на твою долю выпало немало страданий, но ни разу — подобных тем, что ждут тебя здесь. Здесь жизнь — медленное разрушение час за часом, минута за минутой.
Жизнь здесь означает полное лишение того, что питает тело и душу: замысла и действия, красоты и ее воплощения в искусстве, любви женщины.
Здесь — бесконечный вакуум. Нечего делать, нечего сказать и услышать. Одиночество в четырех стенах, уродливая обстановка, насекомые, жаждущие человеческой крови. Безжалостный институт подавления человека, крокодилья пасть, готовая сожрать, огромные руки, толкающие в пропасть.
Но здесь же, как ни парадоксально, раскрывается величие человека, его целеустремленность, его способность любить и хранить верность, его жажда жизни.
Рассвет он встретил, уже окончательно успокоившись: угасли мириады язычков пламени, оставив мертвый, холодный пепел, исчезла сумятица видений. Осталась чистая страница — на ней ни строки, ни слова. С тишиной пришел покой, а за ним сон. Сон был подготовкой к новому дню и новой борьбе.
Он проснулся от торопливого шепота:
— Доктор Азиз, доктор Азиз...
Сон в одно мгновение улетучился. Он спрыгнул с постели и босиком подбежал к двери. Сквозь приоткрытый глазок увидел часть черных, аккуратно подстриженных усов, верхнюю губу, крепкие белые зубы. Приложив ухо к глазку, услышал:
— Махмуд, что велосипеды чинил, во всем признался.
— Кто вы? -Я Али.
— Вы почему в тюрьме?
— Срок отбываю за воровство. Мне надо уходить. Что-нибудь нужно?
— Да, да. Еще раз подойдите.
Рот исчез. Металлическое круглое веко скользнуло на место. Азиз не без труда сдвинул указательным пальцем железную пластинку. Напротив двери стоял молодой парень среднего роста. Униформа из грубой синей ткани. Он медленно пошел босиком по коридору, держа в руке мокрую половую тряпку.
Азиз вернулся к постели и лег. В голове была полная ясность, все улеглось на свои места, позиции определились. Мысли были четкими и последовательными. Что заставило Али предупредить его? А вдруг он действовал по их инструкции? Тогда все, что он сказал о Махмуде, было ложью с целью сломить сопротивление Азиза. Такую возможность нельзя было сбрасывать со счетов. Но возможно и то, что он сказал правду. В этом случае какие у него были мотивы? Быть может, его поступок был продиктован теми же побуждениями, что и у старого тюремщика, который поделился с ним ужином. Своеобразная солидарность людей, находящихся в тюрьме. Не важно даже, кто они — сводники, торговцы наркотиками или политические заключенные.
Возможность предательства требовала от Азиза быстрой реакции. Признание Махмуда представляло серьезную опасность, поскольку он мог выдать многое — раскрыть систему связей и явок, превратить слабые, разрозненные свидетельства в веские доказательства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107