Его били и сажали в тюрьму, оскорбляли и поносили, пытались оклеветать и даже убить. Он оставался верен своему делу, Его авторитет среди александрийских рабочих был таков, что он побеждал на выборах любого, в том числе премьер-министра, и лишь наглым жульничеством могли не пропустить его в парламент. Рабочий-бедняк, он заочно окончил университет. С лицом, которое не обезобразил даже шрам, оставленный кинжалом подосланного полицией убийцы, он был олицетворением мужской красоты и силы. Свои выступления на митингах он начинал словами: "Мир вам, мужики!" Свой говорил со своими, честно и страстно, и рубил им правду, правду, правду..."
В романах "Железное око" и "В сетях" Шериф Хетата поведал миру правду о своей стране. Беспощадное и временами горькое, его слово оплодотворено неизбывной любовью к своему народу, к его истории, которая началась на берегах Нила несколько тысячелетий назад и пишется по сегодняшний день.
Игорь Тимофеев
Он проснулся от громкого звука шагов, которые приближались к окнам, выходящим на веранду. В одно мгновение все всколыхнулось в нем из сонных глубин. Азиз взглянул на часы, пытаясь разглядеть в темноте циферблат, чтобы сориентироваться в океане времени и мрака. Фосфоресцирующие стрелки показывали четыре часа.
Он быстро оделся бесшумными точными движениями, приобретенными долгим опытом. Сел на кровать, ожидая того, что должно сейчас произойти.
Дверь бесшумно отворилась, вспыхнул яркий свет. Он разглядел высокую неподвижную фигуру.
Человек протянул в его сторону темный блестящий предмет и сказал:
— Как дела, Азиз?
— Неплохо...
— Почему одет?
— Вас ждал.
Движение руки, взмах черным блестящим предметом, направленным на Азиза. Голос прозвучал резко и раздраженно:
— Не пытайся опять отколоть какой-нибудь номер. Я давно за тобой наблюдаю. Игра проиграна.
-Как сказать... Я думаю, новые раунды еще впереди.
Ее привели из соседней комнаты. Молчание. Встреча взглядов. Слова были не нужны. Все было ясно - о чем еще говорить? -
Они были так близки, что и без слов понимали друг друга. Для них эта ситуация ничего не менялу Но внутри всегда жила грусть отражаясь в глазах. Они знали< куда ведет их этот путь, потому что не в первый раз появлялся все тот же человек во мраке ночи, чтобы вырвать их из сердца города, которому они принадлежали.
Когда они вышли за дверь, еще несколько человек окружили их по дороге к машинам, ожидавшим возле перекрестка. Ясная лунная ночь. Деревья — трепещущие серебристые фантомы в лунном свете. Он вдохнул полной грудью свежий воздух, словно пытаясь запастись им для предстоящего долгого путешествия. Грубый окрик жестко рассек безмолвную красоту ночи. В ответ послышался шум других голосов. "Они не меняются,—подумал он.— Их голоса всегда вот так же уродуют прекрасную тишину ночи".
Сел между двумя людьми... Ощущение того, что это уже было с ним однажды. Словно воспоминание о чем-то знакомом до мельчайших деталей. Лица гладко выбриты. Тонкие темные линии аккуратно подстриженных усиков над верхней губой, длинные пальто с каре на спине, как у жокеев, запах стандартного лосьона. А рядом с водителем, как обычно, высокий человек, который регулярно оборачивается, чтобы убедиться, что он на месте. Взгляд как будто безразличный, но в нем таится настороженность, подозрительность. "Никогда не упускай возможности хорошенько изучить своего пленника". Этому правилу высокий человек неукоснительно следовал на протяжении всей своей карьеры.
Автомобиль мчался по пустынным улицам, освещенным фонарями на тонких мачтах. Чувство прощания с родиной перед рассветом: кто знает, вернешься ли когда-нибудь. И еще одно чувство — облегчение после долгого напряженного ожидания. Отдых после переутомления. Теперь уже не надо рассчитывать каждый свой шаг, переезжать с места на место, работать до изнеможения, вечно быть начеку. Отныне он как пассажир на корабле. Руль в других руках. Боже мой, какую усталость он чувствовал временами.
— Вы знаете, куда вас везут?
— Знаю.
— Знаете, да не точно.
— Какая разница? Одно место от другого мало чем отличается.
— Ошибаетесь. Отличия весьма существенные. Закурить не желаете?
— Нет, благодарю вас.
— Вообще, что ли, некурящий?
— Курю. Просто сейчас не хочется.
Машина внезапно замедлила ход и остановилась возле больших деревянных ворот, едва различимых в темноте. Четверо поднялись и встали по бокам по двое с обеих сторон от него. С легким скрипом распахнулись ворота, и машина проехала внутрь. Краем глаза он увидел, как закрылись огромные створки, отрезав их от внешнего мира. Ему казалось, что вся его жизнь осталась там, снаружи...
Он вышел из автомобиля на пустынное пространство, покрытое песком. Он хорошо видел ее лицо, бледное в лунном свете. В последний раз взглянул в эти черные, широко раскрытые глаза. Она осталась стоять во дворе — одинокий силуэт в сереющих предрассветных сумерках. В высокой стене открылась маленькая дверь, к которой его подвели. Прежде чем войти, он оглянулся и помахал ей рукой. Немного задержался, пока не увидел, как она помахала ему в ответ, и шагнул внутрь...
Небольшая комната. Тусклый неуютный свет голой лампочки под потолком. Темно-коричневый потрескавшийся и облупленный стол. За столом человек — расслабленная туша с опухшими сонными глазами. Вдоль стены длинная деревянная скамейка. И все. Больше ничего в этом каменном мешке. Азиз стоял на цементном полу посредине комнаты. В узком окне под потолком серел холодный рассвет, соревнуясь с тусклым светом лампочки, подвешенной на длинном проводе, густо облепленном неподвижными мухами. Ему было безразлично все, что окружало его. Телодвижения стали автоматическими, а голоса доносились словно откуда-то издалека. Черная пустота росла внутри него, проникая, подобно газу, во все поры.
Рослые молодцы двигались легко и непринужденно: для них эта обстановка была привычной. Слабый запах выбритых лиц. Только вместо дешевого одеколона после бритья преобладал знакомый запах потного перегара, немытых ног. Азиз испытывал странное безразличие к тому, что теперь может произойти. Все чувства испарились, как туман при удушающем зное. Разум еще боролся с ощущением нереальности происходящего, бился как муха в паутине.
Могучая туша выдвинула ящик стола, неторопливо извлекла внушительную папку, обломанную ручку. Толстый язык послюнявил пальцы. Перелистывание бумаг.
— Фамилия?
— Азиз.
— Возраст?
— Тридцать пять.
— Домашний адрес?
— У меня нет дома.
Долгий взгляд отечных бесстрастных глаз. Он, не видя этого, ощутил, как глаза других присутствовавших в комнате неподвижно застыли на нем.
— Женат? -Да.
— Ее фамилия?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107