Одежда на нем всегда одинаковая: расшитая такия на голове, белая галабея, шлепанцы с загнутыми кверху носами. Ходил он прихрамывая, с тех пор как в юности его сбил автомобиль на той самой извилистой дороге, которая делала зигзаг к его чайхане.
Бадави славился в деревне своей осведомленностью. Он знал больше других о событиях в мире и о любых мелочах, происходивших в их деревне Багории. Прибывает кто-нибудь из Каира или другого города в их деревушку — непременно заглянет к Бадави, пусть ненадолго — отдохнуть и выпить стакан чая, прежде чем отправиться дальше. Частенько наведывался сюда государственный чиновник навестить своих родных. Он привозил много разных историй и новостей о том, что творилось в мире; находившемся где-то необозримо далеко от деревни. А то приедет студент на летние каникулы — тоже новости. Встречались у Бадави и те, кто ездил в уездный или губернский город по делам. Были и такие, что каждый день отправлялись в уезд на работу. И местные феллахи по пути с поля или на полевые работы заглядывали в кофейню. Приходили сюда, чтобы отдохнуть от повседневных забот. Пили густой, как сироп, чай, черный кофе, заваренный с парой зернышек кардамона. По утрам вдыхали чистый аромат жасмина, вечером наслаждались свежим ветерком, зрелищем пылающего на небосклоне роскошного заката — расплавленной бронзы и меди.
Сидели и говорили — всегда громко. Бадави прислушивался, цепкая память его ничего не упускала. Конечно, от него требовали мелких услуг, и он их исполнял с неизменной предупредительностью. Нередко он посылал своего маленького сынишку выполнять поручения: "Самир! Сбегай за медовым табаком для дяди Рамадана". "Самир, сынок, сбегай посмотри — дядя Рашид дома? Если дома, скажи ему, что шейх Али Радван ждет его у Бадави". "Самир! Отнеси-ка этот пакет к дяде Гобе". Весь день не знали покоя ноги маленького Самира, бегавшего с поручениями то туда, то сюда. "Бадави" был своего рода промежуточной станцией, через которую проходили все. Люди оставляли здесь пакеты и корзины разных видов и размеров, иногда ненадолго, иногда на несколько дней, пока их владельцы не заберут их или не пошлют кого-нибудь принести эти посылки.
Часто захаживал к Бадави и Азиз. Рано поутру сидел здесь за столиком и пил янтарного цвета чай, который Бадави готовил специально по его вкусу. Они тихо переговаривались о событиях в мире, о видах на урожай хлопка, о заботах феллахов, о новостях с фронтов, о Сталинграде и Гитлере.
В то утро были иные дела. Хусейн приехал вместе с ним из Каира, чтобы провести каникулы в их деревне. Заодно собирался повторить материалы по конспектам, позаниматься. Но бблыпую часть времени они проводили, гуляя по берегу реки и обсуждая новые идеи, которые занимали их головы, идеи, совершенно далекие от паразитологии, микробов и лекарств.
Они сидели за столиком, углубившись в разговор, со стаканчиками горячего чая в руках, от которых струйками вился нар.
— Ты, Азиз, я вижу, по-прежнему погружен в свой собст-•енный мир. Вглядываешься в раскрытый череп, изучаешь...
Все так же, как и в день нашей первой встречи. Помнишь?
— Помню, как же...
— Живешь ты по-прежнему в мире мертвых...
— Ошибаешься, Хусейн. Это совсем не мертвые вещи. Что может быть более живым, чем познание того, как действует человеческое тело и мозг? Как излечивать их от болезней, предупреждать заболевания?
— Но какая польза от этого стране, которая ничего, кроме унижения, не знает?
— Что ж, люди и в униженных странах болеют.
— Ну да. И ваше высочество будет тут как тут, чтобы лечить их?
— Постараюсь.
— А на тяжелые башмаки, которые топчут наши шеи, наплевать?
— Не мое это дело, понимаешь? У каждого своя функция в жизни. Моя, например, — лечить больных людей. Твоя, видимо, — возглавлять демонстрации.
— Уф-ф... Ну, ты, брат, непробиваем...
— Да нет, я вовсе не такой дубоголовый, как ты думаешь. Просто я должен быть уверен в правильности того, что делаю. Вот ты, например, убежден в том, что твое дело — правое.
— Разумеется.
— И с каких пор?
— Да так... месяца три или четыре уже*.
— И твои убеждения так быстро созрели?
— Быстро? Это почему же быстро? Дело тут не во времени, а в способности видеть, что происходит вокруг, усваивать новые идеи.
— Ну и что же это за новые идеи?
— Прежде всего научный подход в изучении нашего общества.
— Ого! Громко сказано, Хусейн. Смысл, правда, мне не совсем понятен. И ты что же, за такое короткое время сумел постигнуть законы развития нашего общества?
— Слушай, ты, право, утомителен. Я живу событиями, реагирую на них, понимаешь? Живу в гуще людей, которые мыслят по-новому. Читал литературу, которая открыла такие горизонты, о которых я раньше и не подозревал. Все это формировало мое мировоззрение, пока ты сидел, уставившись во вскрытую черепную коробку.
— Может быть, и так. Только мне кажется, что эта перемена в тебе что-то слишком быстро произошла. Складывается впечатление, что ты несешься на гребне волны, не осознавая в достаточной мере серьезность ситуации.
— Молодежь должна быть в авангарде.
— Я тоже хочу быть в авангарде.
— В каком?
— На передовой линии медицины.
— М-да... весьма ограниченные амбиции.
— Ограниченные?! Да ты что, считаешь, что легко стать целителем в полном смысле этого слова? Не ремесленником, а настоящим врачом!
— Я вижу, с тобой бесполезно спорить. Твои устремления сиюминутны и эгоистичны, а мои обращены в будущее.
— Короче, чего ты от меня хочешь?
— Я хочу просто свести тебя с некоторыми из моих друзей и дать тебе кое-какие книги, которые, считаю, ты должен прочесть.
— У меня со временем туговато. Но читать я люблю.
— Тогда договорились. Когда вернешься в Каир, я дам тебе книги.
Азиз задумался. Пока они говорили, Бадави подошел и остановился поблизости, выжидающе глядя на них.
— Тебе что-нибудь нужно, Бадави?
— У моей дочки понос, доктор. Не дадите какое-нибудь лекарство?
— Пришли ко мне Самира днем. У меня есть для нее хорошее средство. На коробочке напишу, как принимать. У вас кто-нибудь умеет читать?
— Да, доктор. Сынок моей сестры в школу ходит, он прочтет. Азиз поднялся и протянул ему пять пиастров.
— Не надо, бей.
— Ладно, ладно, возьми, Бадави. Спасибо...
Они медленно шли длинной извилистой дорогой, которая вела к дому. Вначале она была совсем узкой, протискивалась между плетней по обеим сторонам, извиваясь узкой полосой через апельсиновый сад, и больше чем двум пешеходам было не разойтись. Потом стала пошире, огибая мельницу. На площадке перед мельницей сидела группа женщин в черных покрывалах, которые громко разговаривали между собой, перекрывая грохот мельничного жернова. Возле них стояли большие корзины с зерном. Дальше дорога шла мимо водяного насоса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
Бадави славился в деревне своей осведомленностью. Он знал больше других о событиях в мире и о любых мелочах, происходивших в их деревне Багории. Прибывает кто-нибудь из Каира или другого города в их деревушку — непременно заглянет к Бадави, пусть ненадолго — отдохнуть и выпить стакан чая, прежде чем отправиться дальше. Частенько наведывался сюда государственный чиновник навестить своих родных. Он привозил много разных историй и новостей о том, что творилось в мире; находившемся где-то необозримо далеко от деревни. А то приедет студент на летние каникулы — тоже новости. Встречались у Бадави и те, кто ездил в уездный или губернский город по делам. Были и такие, что каждый день отправлялись в уезд на работу. И местные феллахи по пути с поля или на полевые работы заглядывали в кофейню. Приходили сюда, чтобы отдохнуть от повседневных забот. Пили густой, как сироп, чай, черный кофе, заваренный с парой зернышек кардамона. По утрам вдыхали чистый аромат жасмина, вечером наслаждались свежим ветерком, зрелищем пылающего на небосклоне роскошного заката — расплавленной бронзы и меди.
Сидели и говорили — всегда громко. Бадави прислушивался, цепкая память его ничего не упускала. Конечно, от него требовали мелких услуг, и он их исполнял с неизменной предупредительностью. Нередко он посылал своего маленького сынишку выполнять поручения: "Самир! Сбегай за медовым табаком для дяди Рамадана". "Самир, сынок, сбегай посмотри — дядя Рашид дома? Если дома, скажи ему, что шейх Али Радван ждет его у Бадави". "Самир! Отнеси-ка этот пакет к дяде Гобе". Весь день не знали покоя ноги маленького Самира, бегавшего с поручениями то туда, то сюда. "Бадави" был своего рода промежуточной станцией, через которую проходили все. Люди оставляли здесь пакеты и корзины разных видов и размеров, иногда ненадолго, иногда на несколько дней, пока их владельцы не заберут их или не пошлют кого-нибудь принести эти посылки.
Часто захаживал к Бадави и Азиз. Рано поутру сидел здесь за столиком и пил янтарного цвета чай, который Бадави готовил специально по его вкусу. Они тихо переговаривались о событиях в мире, о видах на урожай хлопка, о заботах феллахов, о новостях с фронтов, о Сталинграде и Гитлере.
В то утро были иные дела. Хусейн приехал вместе с ним из Каира, чтобы провести каникулы в их деревне. Заодно собирался повторить материалы по конспектам, позаниматься. Но бблыпую часть времени они проводили, гуляя по берегу реки и обсуждая новые идеи, которые занимали их головы, идеи, совершенно далекие от паразитологии, микробов и лекарств.
Они сидели за столиком, углубившись в разговор, со стаканчиками горячего чая в руках, от которых струйками вился нар.
— Ты, Азиз, я вижу, по-прежнему погружен в свой собст-•енный мир. Вглядываешься в раскрытый череп, изучаешь...
Все так же, как и в день нашей первой встречи. Помнишь?
— Помню, как же...
— Живешь ты по-прежнему в мире мертвых...
— Ошибаешься, Хусейн. Это совсем не мертвые вещи. Что может быть более живым, чем познание того, как действует человеческое тело и мозг? Как излечивать их от болезней, предупреждать заболевания?
— Но какая польза от этого стране, которая ничего, кроме унижения, не знает?
— Что ж, люди и в униженных странах болеют.
— Ну да. И ваше высочество будет тут как тут, чтобы лечить их?
— Постараюсь.
— А на тяжелые башмаки, которые топчут наши шеи, наплевать?
— Не мое это дело, понимаешь? У каждого своя функция в жизни. Моя, например, — лечить больных людей. Твоя, видимо, — возглавлять демонстрации.
— Уф-ф... Ну, ты, брат, непробиваем...
— Да нет, я вовсе не такой дубоголовый, как ты думаешь. Просто я должен быть уверен в правильности того, что делаю. Вот ты, например, убежден в том, что твое дело — правое.
— Разумеется.
— И с каких пор?
— Да так... месяца три или четыре уже*.
— И твои убеждения так быстро созрели?
— Быстро? Это почему же быстро? Дело тут не во времени, а в способности видеть, что происходит вокруг, усваивать новые идеи.
— Ну и что же это за новые идеи?
— Прежде всего научный подход в изучении нашего общества.
— Ого! Громко сказано, Хусейн. Смысл, правда, мне не совсем понятен. И ты что же, за такое короткое время сумел постигнуть законы развития нашего общества?
— Слушай, ты, право, утомителен. Я живу событиями, реагирую на них, понимаешь? Живу в гуще людей, которые мыслят по-новому. Читал литературу, которая открыла такие горизонты, о которых я раньше и не подозревал. Все это формировало мое мировоззрение, пока ты сидел, уставившись во вскрытую черепную коробку.
— Может быть, и так. Только мне кажется, что эта перемена в тебе что-то слишком быстро произошла. Складывается впечатление, что ты несешься на гребне волны, не осознавая в достаточной мере серьезность ситуации.
— Молодежь должна быть в авангарде.
— Я тоже хочу быть в авангарде.
— В каком?
— На передовой линии медицины.
— М-да... весьма ограниченные амбиции.
— Ограниченные?! Да ты что, считаешь, что легко стать целителем в полном смысле этого слова? Не ремесленником, а настоящим врачом!
— Я вижу, с тобой бесполезно спорить. Твои устремления сиюминутны и эгоистичны, а мои обращены в будущее.
— Короче, чего ты от меня хочешь?
— Я хочу просто свести тебя с некоторыми из моих друзей и дать тебе кое-какие книги, которые, считаю, ты должен прочесть.
— У меня со временем туговато. Но читать я люблю.
— Тогда договорились. Когда вернешься в Каир, я дам тебе книги.
Азиз задумался. Пока они говорили, Бадави подошел и остановился поблизости, выжидающе глядя на них.
— Тебе что-нибудь нужно, Бадави?
— У моей дочки понос, доктор. Не дадите какое-нибудь лекарство?
— Пришли ко мне Самира днем. У меня есть для нее хорошее средство. На коробочке напишу, как принимать. У вас кто-нибудь умеет читать?
— Да, доктор. Сынок моей сестры в школу ходит, он прочтет. Азиз поднялся и протянул ему пять пиастров.
— Не надо, бей.
— Ладно, ладно, возьми, Бадави. Спасибо...
Они медленно шли длинной извилистой дорогой, которая вела к дому. Вначале она была совсем узкой, протискивалась между плетней по обеим сторонам, извиваясь узкой полосой через апельсиновый сад, и больше чем двум пешеходам было не разойтись. Потом стала пошире, огибая мельницу. На площадке перед мельницей сидела группа женщин в черных покрывалах, которые громко разговаривали между собой, перекрывая грохот мельничного жернова. Возле них стояли большие корзины с зерном. Дальше дорога шла мимо водяного насоса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107