Я пришел поговорить с вами чисто по-дружески. Да. Именно так. Хочу дать вам дельный совет. Мне ведь известно, что вы из хорошей семьи. Кстати, мы с вашим двоюродным братом играем в одной баскетбольной команде. Поверьте, мне жаль, что вы оказались в столь неприятной ситуации.
— Вы же меня сюда и привезли. Разве не так?
— Это другой вопрос. Я выполнял всего лишь свой долг, приказ, который был мне отдан.
— Я понимаю, что вы подчиняетесь приказам, но долг, по-моему, нечто иное.
Некоторое время человек молчал, обдумывая реплику Азиза. Потом продолжил:
— Я для вашей же пользы хочу дать совет. Вы ведь интеллигентный человек, и в жизни перед вами открыты большие возможности. Так вот я не понимаю, чего вы добиваетесь? Ну проведете здесь долгие и бесполезные годы, ничего уже не достигнете из того, что планировали. И вообще — все это мечтания. Пустые мечтания. Как вы можете бороться против целого государства?
— Лучше скажите, чего вы от меня хотите?
— Хорошо. Я хочу, чтобы вы проявили благоразумие. Вы еще можете сделать выбор: либо остаться здесь навсегда, либо быть освобожденным, вернуться к свободной жизни. Что вы выбираете?
— Свободу, конечно.
Легкая мимолетная улыбка. Он придвинул кресло ближе к Азизу.
— Прекрасно. Мы, кажется, начинаем понимать друг друга. Так вот, если вы выбираете свободу, ваша судьба, можете считать, в ваших руках.
— Каким образом?
— Очень просто. Вы должны быть со мной откровенны. Ничего не скрывать.
— А относительно чего мне быть откровенным?
— О том, чем занимались вы и ваши друзья.
— Чем мы занимались?
— Да. Всего лишь это. Разве вам не известно, что вы делали?
— Не понимаю, что вы имеете в виду...
Человек в кресле выпрямился. В голосе зазвучал металл:
— Ну что ж, все еще упорствуете. Не желаете говорить? Значит, сгниете здесь заживо.
— Я все-таки не понимаю: чего именно вам от меня нужно?
— Я полагал, что вы наберетесь смелости вести себя поумнее. Однако вижу, поблажки на вас не действуют.
— Я все еще не понимаю.
— Не понимаете... А понимаете вы одну элементарную вещь? Мы можем похоронить вас здесь, и никто, ни одна душа ничего не раскопает. — Это уже был не намек, а открытая угроза.
— Так не бывает. Это невозможно. Я ведь известен в определенных кругах, и такой номер со мной у вас просто не пройдет.
— Вы так уверены? А я вам скажу, что государство рисковать не может. Запомните это хорошенько. Оно способно сокрушить любого, кто стоит на его пути!
Пауза. Короткая передышка. Голос снова зазвучал спокойно.
— Вы еще молоды — целая жизнь впереди. Неужели нет желания выбраться отсюда? Не достаточно ли вам того, что уже пришлось перенести? И ведь все, что от вас требуется, — это просто честно нам рассказать... и ни одна душа не узнает об этом нашем разговоре. Как это может вам повредить? Понимаю, вы выгораживаете ваших товарищей. А заслуживают ли они такой жертвы? Уверяю вас — нет. Ваша жизнь полна прекрасных перспектив. У них же — совсем другое дело. Ну? Почему вы молчите?
— Потому что вы не поймете, если я скажу вам, что мне просто не о чем говорить.
— Не пойму? Ошибаетесь. Я все понимаю. Более того, нам все известно обо всех вас. И я вижу, что вы боитесь своих товарищей. Честно говоря, не ожидал, что именно вы будете напуганы их возмездием... Ну хорошо. Раз уж вы опасаетесь их мести, расскажите о себе лично. Вы гордитесь тем, что сделали?
Азиз молчал. Человек сверлил его взглядом. Было заметно, что он пытается сдерживать накопившееся раздражение. Внезапно он резко поднялся с кресла и приблизил вплотную к Азизу свое лицо. Азиз устало подумал: одни и те же трюки, все это уже было и все — бесполезно. Опыт научил его: в таких случаях молчание — лучший ответ.
— А ведь мы о вас все знаем, Азиз. Бессмысленно скрывать. Хотите пример? Мы знаем, что у вас есть одна болезнь.
— Болезнь?
— Вот именно. Нарыв. У самого выхода прямой кишки. Ну что, не так?
Азизу на мгновение показалось, словно ему в мозг вогнали раскаленный гвоздь. Серые стены и эта осклабившаяся физиономия поплыли перед глазами. Откуда ему известно то, о чем ни одна душа не знает, кроме него? Он усилием воли взял себя в руки, преодолел мгновенное головокружение. Сейчас не время задавать себе такие вопросы. Главное — выдержка. Ухватился за край лавки обеими руками. Тошнотворная слабость... на лбу выступил пот... Но наконец все прошло. Вернулось спокойствие и хладнокровие. Он посмотрел прямо в глаза человеку, который все еще стоял, склонившись над ним, и произнес:
— Что-нибудь еще от меня нужно?
— Нет. Можете идти. Даст бог, встретимся еще.
Он шагнул к двери и дважды стукнул в нее костяшками пальцев. На пороге появился Овейс. Он стоял по стойке "смирно".
— Увести.
Азиз встал и пошел мимо него к дверям. Когда их глаза снова встретились, человек поспешно отвел взгляд в сторону. Вместе с Овейсом они отправились обратно. Зачем-то Азиз пытался запомнить весь сложный обратный путь в деталях, пока не ощутил вдруг крайнее утомление. Поднял лицо навстречу свежему утреннему ветерку. Время опять остановилось для него, пока они JLHTIH, наблюдая первые лучи восходящего солнца.
Подошли к двери его камеры, возле которой их ожидал Мухаммед. В камере все еще горел свет, когда Овейс пропустил его и замкнул за его спиной дверь. Немного времени спустя снова щелкнул ключ в запоре, и Овейс с Мухаммедом внесли длинный тяжелый предмет, напоминавший переплетение черных змей, который он сразу не разглядел. Зазвенел металл.
Овейс, остановившись посредине комнаты, приказал Азизу заложить руки за спину. Мухаммед приблизился сзади. Холодный металл коснулся его запястий. На него надели пояс из толстой кожи, с которого свисали железные цепи, а на концах были полукружья, проткнутые насквозь стальными гвоздями. Мухаммед присел на корточки и надел ему эти полукружья на щиколотки. Во время всей процедуры он ни разу не бросил взгляда на Азиза. Тот ощущал только прикосновение его рук без намека на силовой прием. Будто опытный портной снимал мерку для нового костюма.
Закончив дело, они погасили свет и вышли. Азиз остался стоять посередине комнаты. Руки его были скованы за спиной, поясницу оттягивала тяжесть замыкавшихся на щиколотках кандалов. Он приподнял ногу, и звенья цепи загремели в безмолвии камеры.
Одна и та же муха лениво и монотонно вьется то вокруг головы, то возле ног, назойливо будит его. Сквозь сон ее жужжание казалось похожим на звучание ноты "си". Как вечное проклятье — всегда одна и та же нота. Он подавил внутреннее раздражение и начал фантазировать. Как знать, может быть, принцесса попала в лапы старой ведьмы и была заколдована. Чародейка превратила ее в муху — худший плен, худшее заточение, чем его одиночная камера.
Эти фантазии невольно изменили его отношение к назойливому насекомому — появилось что-то вроде сочувствия, как к товарищу по несчастью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
— Вы же меня сюда и привезли. Разве не так?
— Это другой вопрос. Я выполнял всего лишь свой долг, приказ, который был мне отдан.
— Я понимаю, что вы подчиняетесь приказам, но долг, по-моему, нечто иное.
Некоторое время человек молчал, обдумывая реплику Азиза. Потом продолжил:
— Я для вашей же пользы хочу дать совет. Вы ведь интеллигентный человек, и в жизни перед вами открыты большие возможности. Так вот я не понимаю, чего вы добиваетесь? Ну проведете здесь долгие и бесполезные годы, ничего уже не достигнете из того, что планировали. И вообще — все это мечтания. Пустые мечтания. Как вы можете бороться против целого государства?
— Лучше скажите, чего вы от меня хотите?
— Хорошо. Я хочу, чтобы вы проявили благоразумие. Вы еще можете сделать выбор: либо остаться здесь навсегда, либо быть освобожденным, вернуться к свободной жизни. Что вы выбираете?
— Свободу, конечно.
Легкая мимолетная улыбка. Он придвинул кресло ближе к Азизу.
— Прекрасно. Мы, кажется, начинаем понимать друг друга. Так вот, если вы выбираете свободу, ваша судьба, можете считать, в ваших руках.
— Каким образом?
— Очень просто. Вы должны быть со мной откровенны. Ничего не скрывать.
— А относительно чего мне быть откровенным?
— О том, чем занимались вы и ваши друзья.
— Чем мы занимались?
— Да. Всего лишь это. Разве вам не известно, что вы делали?
— Не понимаю, что вы имеете в виду...
Человек в кресле выпрямился. В голосе зазвучал металл:
— Ну что ж, все еще упорствуете. Не желаете говорить? Значит, сгниете здесь заживо.
— Я все-таки не понимаю: чего именно вам от меня нужно?
— Я полагал, что вы наберетесь смелости вести себя поумнее. Однако вижу, поблажки на вас не действуют.
— Я все еще не понимаю.
— Не понимаете... А понимаете вы одну элементарную вещь? Мы можем похоронить вас здесь, и никто, ни одна душа ничего не раскопает. — Это уже был не намек, а открытая угроза.
— Так не бывает. Это невозможно. Я ведь известен в определенных кругах, и такой номер со мной у вас просто не пройдет.
— Вы так уверены? А я вам скажу, что государство рисковать не может. Запомните это хорошенько. Оно способно сокрушить любого, кто стоит на его пути!
Пауза. Короткая передышка. Голос снова зазвучал спокойно.
— Вы еще молоды — целая жизнь впереди. Неужели нет желания выбраться отсюда? Не достаточно ли вам того, что уже пришлось перенести? И ведь все, что от вас требуется, — это просто честно нам рассказать... и ни одна душа не узнает об этом нашем разговоре. Как это может вам повредить? Понимаю, вы выгораживаете ваших товарищей. А заслуживают ли они такой жертвы? Уверяю вас — нет. Ваша жизнь полна прекрасных перспектив. У них же — совсем другое дело. Ну? Почему вы молчите?
— Потому что вы не поймете, если я скажу вам, что мне просто не о чем говорить.
— Не пойму? Ошибаетесь. Я все понимаю. Более того, нам все известно обо всех вас. И я вижу, что вы боитесь своих товарищей. Честно говоря, не ожидал, что именно вы будете напуганы их возмездием... Ну хорошо. Раз уж вы опасаетесь их мести, расскажите о себе лично. Вы гордитесь тем, что сделали?
Азиз молчал. Человек сверлил его взглядом. Было заметно, что он пытается сдерживать накопившееся раздражение. Внезапно он резко поднялся с кресла и приблизил вплотную к Азизу свое лицо. Азиз устало подумал: одни и те же трюки, все это уже было и все — бесполезно. Опыт научил его: в таких случаях молчание — лучший ответ.
— А ведь мы о вас все знаем, Азиз. Бессмысленно скрывать. Хотите пример? Мы знаем, что у вас есть одна болезнь.
— Болезнь?
— Вот именно. Нарыв. У самого выхода прямой кишки. Ну что, не так?
Азизу на мгновение показалось, словно ему в мозг вогнали раскаленный гвоздь. Серые стены и эта осклабившаяся физиономия поплыли перед глазами. Откуда ему известно то, о чем ни одна душа не знает, кроме него? Он усилием воли взял себя в руки, преодолел мгновенное головокружение. Сейчас не время задавать себе такие вопросы. Главное — выдержка. Ухватился за край лавки обеими руками. Тошнотворная слабость... на лбу выступил пот... Но наконец все прошло. Вернулось спокойствие и хладнокровие. Он посмотрел прямо в глаза человеку, который все еще стоял, склонившись над ним, и произнес:
— Что-нибудь еще от меня нужно?
— Нет. Можете идти. Даст бог, встретимся еще.
Он шагнул к двери и дважды стукнул в нее костяшками пальцев. На пороге появился Овейс. Он стоял по стойке "смирно".
— Увести.
Азиз встал и пошел мимо него к дверям. Когда их глаза снова встретились, человек поспешно отвел взгляд в сторону. Вместе с Овейсом они отправились обратно. Зачем-то Азиз пытался запомнить весь сложный обратный путь в деталях, пока не ощутил вдруг крайнее утомление. Поднял лицо навстречу свежему утреннему ветерку. Время опять остановилось для него, пока они JLHTIH, наблюдая первые лучи восходящего солнца.
Подошли к двери его камеры, возле которой их ожидал Мухаммед. В камере все еще горел свет, когда Овейс пропустил его и замкнул за его спиной дверь. Немного времени спустя снова щелкнул ключ в запоре, и Овейс с Мухаммедом внесли длинный тяжелый предмет, напоминавший переплетение черных змей, который он сразу не разглядел. Зазвенел металл.
Овейс, остановившись посредине комнаты, приказал Азизу заложить руки за спину. Мухаммед приблизился сзади. Холодный металл коснулся его запястий. На него надели пояс из толстой кожи, с которого свисали железные цепи, а на концах были полукружья, проткнутые насквозь стальными гвоздями. Мухаммед присел на корточки и надел ему эти полукружья на щиколотки. Во время всей процедуры он ни разу не бросил взгляда на Азиза. Тот ощущал только прикосновение его рук без намека на силовой прием. Будто опытный портной снимал мерку для нового костюма.
Закончив дело, они погасили свет и вышли. Азиз остался стоять посередине комнаты. Руки его были скованы за спиной, поясницу оттягивала тяжесть замыкавшихся на щиколотках кандалов. Он приподнял ногу, и звенья цепи загремели в безмолвии камеры.
Одна и та же муха лениво и монотонно вьется то вокруг головы, то возле ног, назойливо будит его. Сквозь сон ее жужжание казалось похожим на звучание ноты "си". Как вечное проклятье — всегда одна и та же нота. Он подавил внутреннее раздражение и начал фантазировать. Как знать, может быть, принцесса попала в лапы старой ведьмы и была заколдована. Чародейка превратила ее в муху — худший плен, худшее заточение, чем его одиночная камера.
Эти фантазии невольно изменили его отношение к назойливому насекомому — появилось что-то вроде сочувствия, как к товарищу по несчастью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107