Теперь они прорвались наружу —не остановишь.
— Вы знаете, тетя, он в центральной тюрьме. Но вы не волнуйтесь. Его скоро отпустят, через несколько дней, вот увидите.
— Ты уверен?
— Да там уже большую часть выпустили, оставили совсем немного.
— Ну а его-то почему оставили?
— Скоро и остальных освободят, л вам точно говорю.
— О господи... Ну а как он там?
— Нормально. Все в порядке. Я сегодня виделся с Халилем, это мой приятель, может быть помните? Его как раз сегодня выпустили. Он говорит, что с Эмадом все в порядке.
— На чем же он там спит? Азиз рассмеялся:
— Как на чем? У него теплое шерстяное одеяло, и не одно. Она горестно вздохнула:
— Смеешься ты надо мной. Где уж тебе понять сердце матери...
— Да не смеюсь я, ей-богу. Я вам правду говорю.
— Ну а что там едят?
— Понимаете, мы собрали деньжат, скинулись понемногу и послали им туда еды... А вообще-то я только на минутку. Пора идти.
— Так быстро? Да что ты, Азиз! Даже не присел. Я бы тебя чаем напоила. Это никуда не годится.
— Ладно, пустяки. Вы, пожалуйста, не волнуйтесь, успокойтесь насчет Эмада. За ним хорошо присматривают.
Он протянул ей две фунтовые бумажки. Она глянула на зеленые банкноты в его руке и отшатнулась.
— Что это?
— Это часть денег, которые мы собрали для помощи семьям арестованных.
— Не надо мне денег.
— Вы это кому-нибудь другому расскажите, а не мне. Возьмите, пожалуйста. — Он протянул ей деньги, и она нерешительно взяла их. От смущения она даже отвернулась.
— Вы мне лучше скажите, что еще нужно?
— Ничего. Спасибо, сынок. Для меня самое главное, чтобы с Эмадом все было нормально.
— Даст бог, скоро увидитесь, Спокойной ночи, я побежал.
— Спокойной ночи, сынок.
Сбегая по лестнице, он услышал, как захлопнулась дверь.
Он вышел на улицу, с удовольствием вдохнул полной грудью. А потом побежал, энергично работая руками. Дышалось легко — сказывались годы тренировок. Он был абсолютно спокоен. Мимо проплывали лавочки, фонарные столбы, окна прилепившихся друг к другу домов. Казалось, ноги сами несут его через темные улицы домой, в маленькую комнату с окнами в сад, с широким письменным столом, заваленным книгами, цветными карандашами, листами бумаги, с постелью, накрытой белоснежными простынями, пахнущими мылом...
Он бежал как заведенный, думая о делах, к которым ему уже очень хотелось вернуться. Эти мысли навевали спокойствие, внушали чувство уверенности. Времени он не замечал, дороги не выбирал. Только смутно сознавал, что бежит в правильном направлении.
Вот и автобусная остановка. Пришлось подождать. Несколько минут ждал, пока из темноты не показались мощные круглые фары — глаза монстра, чья огромная туша была неразличима. Когда автобус приблизился, Азиз увидел ряд тусклых желтых лампочек на потолке, неподвижные, как у кукол, головы пассажиров.
Азиз вскочил в автобус, бросил уставшее тело на свободное сиденье. Рядом дремал старик. Его седая голова упиралась в ладони, положенные на набалдашник трости. Каждый раз, когда автобус останавливался, он открывал глаза и вновь закрывал их, как только движение возобновлялось.
Автобус проехал через мост Абу аль-Аля. Стальные конструкции промелькнули мимо, как обнажённые ребра динозавра, плывущего над черной водой реки. Не сбавляя скорости, автобус промчался мимо мечети — прохожие шарахались в сторону чуть ли не из-под колес.
Азиз вспомнил свою последнюю встречу с Халилем. Огромное помещение, потрескавшиеся стены, готовые вот-вот рухнуть. Они сидели на длинном высоком диване спиной к стене, сложив ноги по-турецки, пили горячий отвар хельбы — волчьих бобов.
В свое время Азиз много читал о Бастилии, о королевских тюрьмах, об ужасах концлагерей. Все это вспомнилось, когда он шел на встречу с Халилем — одним из лидеров, уже успевших побывать за решеткой. Хотелось услышать от него, каково там, в неволе.
— Ну что, Азиз? Как дела? — Халиль начал с расспросов. — Соскучились мы по вас, оставшихся на воле.
— Мы по вас тоже, Халиль.
— Ну уж, наверное, не до такой степени.
— Почему же?..
— Очень просто. Вы имели возможность продолжать борьбу, а мы только мечтали быть с вами. Ни о чем другом не думали.
— Ты, конечно, прав, Халиль. Но знаешь, как нам вас не хватало! Из-за вашего ареста пришлось отложить многое, что нужно было сделать сразу. Сидки использовал сложившуюся ситуацию, чтобы внести сумятицу. Создал параллельный комитет с участием реакционных партий и фанатиков и назвал его Комитетом патриотов. Предоставил в их распоряжение радио, официальную прессу. А они и давай выступать с заявлениями, призывать к спокойствию и миру. Получилась полная неразбериха. Люди запутались: какому комитету верить? Многие вообще не поняли, что есть два разных комитета. Мы пытались действовать в провинции, в деревнях, но ничего не вышло.
Слушая Азиза, Халиль кивал, но Азиз видел, что он обдумывает какие-то свои идеи.
— А сейчас как?
— Сейчас нам надо удвоить усилия, если мы хотим разоблачить заговоры, разработанные дворцом и правительством, не дать им осуществиться.
Халиль уставился в пол. Азиз смотрел на небольшой плоский жировик на его лбу, на ставшее вдруг бесстрастным лицо.
— Планируя наши действия, надо заранее продумывать все как следует, — сказал Халиль.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду... Словом, нельзя, чтобы нас заносило.
— Заносило? Как и куда?
— Нельзя руководствоваться одними эмоциями, доверяться лишь чувствам.
— Чувствам? А что плохого в наших чувствах? Наши чувства — это то, что связывает нас с нашей страной.
— Ты не понял, к чему я, собственно, клоню. Видишь ли, нам нужно выбрать подходящий момент, дождаться, когда сложится благоприятная ситуация. Наши действия должны строиться на основе ясной политической линии и четко сформулированной идеологии.
— Подходящий момент? — В голосе Азиза прозвучали нетерпеливые нотки. — А разве может быть более подходящий момент, чем сейчас? Страна едина в своем требовании независимости. Исключение составляет лишь кучка реакционеров. Народ повсюду включается в борьбу, ряды борцов ширятся, решимость растет. Многие уже отдали свои жизни. И, кстати сказать, все это создал не Национальный комитет. Сам по себе комитет лишь организует и направляет народное движение, призывает к дальнейшим действиям. Ты говоришь — ясная политическая линия. Но как она может сложиться? Через понимание ситуации и продуманный анализ? Согласен. Но кроме того и, возможно, в не меньшей степени, в горниле практических действий, в непосредственном участии в борьбе, которую ведет народ.
Халиль молчал, рассеянно потягивая отвар хельбы. В теплых лучах солнца, падающих из окна, стакан с напитком отбрасывал золотой отсвет на овальную мраморную плиту стола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
— Вы знаете, тетя, он в центральной тюрьме. Но вы не волнуйтесь. Его скоро отпустят, через несколько дней, вот увидите.
— Ты уверен?
— Да там уже большую часть выпустили, оставили совсем немного.
— Ну а его-то почему оставили?
— Скоро и остальных освободят, л вам точно говорю.
— О господи... Ну а как он там?
— Нормально. Все в порядке. Я сегодня виделся с Халилем, это мой приятель, может быть помните? Его как раз сегодня выпустили. Он говорит, что с Эмадом все в порядке.
— На чем же он там спит? Азиз рассмеялся:
— Как на чем? У него теплое шерстяное одеяло, и не одно. Она горестно вздохнула:
— Смеешься ты надо мной. Где уж тебе понять сердце матери...
— Да не смеюсь я, ей-богу. Я вам правду говорю.
— Ну а что там едят?
— Понимаете, мы собрали деньжат, скинулись понемногу и послали им туда еды... А вообще-то я только на минутку. Пора идти.
— Так быстро? Да что ты, Азиз! Даже не присел. Я бы тебя чаем напоила. Это никуда не годится.
— Ладно, пустяки. Вы, пожалуйста, не волнуйтесь, успокойтесь насчет Эмада. За ним хорошо присматривают.
Он протянул ей две фунтовые бумажки. Она глянула на зеленые банкноты в его руке и отшатнулась.
— Что это?
— Это часть денег, которые мы собрали для помощи семьям арестованных.
— Не надо мне денег.
— Вы это кому-нибудь другому расскажите, а не мне. Возьмите, пожалуйста. — Он протянул ей деньги, и она нерешительно взяла их. От смущения она даже отвернулась.
— Вы мне лучше скажите, что еще нужно?
— Ничего. Спасибо, сынок. Для меня самое главное, чтобы с Эмадом все было нормально.
— Даст бог, скоро увидитесь, Спокойной ночи, я побежал.
— Спокойной ночи, сынок.
Сбегая по лестнице, он услышал, как захлопнулась дверь.
Он вышел на улицу, с удовольствием вдохнул полной грудью. А потом побежал, энергично работая руками. Дышалось легко — сказывались годы тренировок. Он был абсолютно спокоен. Мимо проплывали лавочки, фонарные столбы, окна прилепившихся друг к другу домов. Казалось, ноги сами несут его через темные улицы домой, в маленькую комнату с окнами в сад, с широким письменным столом, заваленным книгами, цветными карандашами, листами бумаги, с постелью, накрытой белоснежными простынями, пахнущими мылом...
Он бежал как заведенный, думая о делах, к которым ему уже очень хотелось вернуться. Эти мысли навевали спокойствие, внушали чувство уверенности. Времени он не замечал, дороги не выбирал. Только смутно сознавал, что бежит в правильном направлении.
Вот и автобусная остановка. Пришлось подождать. Несколько минут ждал, пока из темноты не показались мощные круглые фары — глаза монстра, чья огромная туша была неразличима. Когда автобус приблизился, Азиз увидел ряд тусклых желтых лампочек на потолке, неподвижные, как у кукол, головы пассажиров.
Азиз вскочил в автобус, бросил уставшее тело на свободное сиденье. Рядом дремал старик. Его седая голова упиралась в ладони, положенные на набалдашник трости. Каждый раз, когда автобус останавливался, он открывал глаза и вновь закрывал их, как только движение возобновлялось.
Автобус проехал через мост Абу аль-Аля. Стальные конструкции промелькнули мимо, как обнажённые ребра динозавра, плывущего над черной водой реки. Не сбавляя скорости, автобус промчался мимо мечети — прохожие шарахались в сторону чуть ли не из-под колес.
Азиз вспомнил свою последнюю встречу с Халилем. Огромное помещение, потрескавшиеся стены, готовые вот-вот рухнуть. Они сидели на длинном высоком диване спиной к стене, сложив ноги по-турецки, пили горячий отвар хельбы — волчьих бобов.
В свое время Азиз много читал о Бастилии, о королевских тюрьмах, об ужасах концлагерей. Все это вспомнилось, когда он шел на встречу с Халилем — одним из лидеров, уже успевших побывать за решеткой. Хотелось услышать от него, каково там, в неволе.
— Ну что, Азиз? Как дела? — Халиль начал с расспросов. — Соскучились мы по вас, оставшихся на воле.
— Мы по вас тоже, Халиль.
— Ну уж, наверное, не до такой степени.
— Почему же?..
— Очень просто. Вы имели возможность продолжать борьбу, а мы только мечтали быть с вами. Ни о чем другом не думали.
— Ты, конечно, прав, Халиль. Но знаешь, как нам вас не хватало! Из-за вашего ареста пришлось отложить многое, что нужно было сделать сразу. Сидки использовал сложившуюся ситуацию, чтобы внести сумятицу. Создал параллельный комитет с участием реакционных партий и фанатиков и назвал его Комитетом патриотов. Предоставил в их распоряжение радио, официальную прессу. А они и давай выступать с заявлениями, призывать к спокойствию и миру. Получилась полная неразбериха. Люди запутались: какому комитету верить? Многие вообще не поняли, что есть два разных комитета. Мы пытались действовать в провинции, в деревнях, но ничего не вышло.
Слушая Азиза, Халиль кивал, но Азиз видел, что он обдумывает какие-то свои идеи.
— А сейчас как?
— Сейчас нам надо удвоить усилия, если мы хотим разоблачить заговоры, разработанные дворцом и правительством, не дать им осуществиться.
Халиль уставился в пол. Азиз смотрел на небольшой плоский жировик на его лбу, на ставшее вдруг бесстрастным лицо.
— Планируя наши действия, надо заранее продумывать все как следует, — сказал Халиль.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду... Словом, нельзя, чтобы нас заносило.
— Заносило? Как и куда?
— Нельзя руководствоваться одними эмоциями, доверяться лишь чувствам.
— Чувствам? А что плохого в наших чувствах? Наши чувства — это то, что связывает нас с нашей страной.
— Ты не понял, к чему я, собственно, клоню. Видишь ли, нам нужно выбрать подходящий момент, дождаться, когда сложится благоприятная ситуация. Наши действия должны строиться на основе ясной политической линии и четко сформулированной идеологии.
— Подходящий момент? — В голосе Азиза прозвучали нетерпеливые нотки. — А разве может быть более подходящий момент, чем сейчас? Страна едина в своем требовании независимости. Исключение составляет лишь кучка реакционеров. Народ повсюду включается в борьбу, ряды борцов ширятся, решимость растет. Многие уже отдали свои жизни. И, кстати сказать, все это создал не Национальный комитет. Сам по себе комитет лишь организует и направляет народное движение, призывает к дальнейшим действиям. Ты говоришь — ясная политическая линия. Но как она может сложиться? Через понимание ситуации и продуманный анализ? Согласен. Но кроме того и, возможно, в не меньшей степени, в горниле практических действий, в непосредственном участии в борьбе, которую ведет народ.
Халиль молчал, рассеянно потягивая отвар хельбы. В теплых лучах солнца, падающих из окна, стакан с напитком отбрасывал золотой отсвет на овальную мраморную плиту стола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107