И питала самодовольную
уверенность, что не выгляжу ни на свои восемьдесят восемь, ни на
официальные пятьдесят восемь. Мне казалось, что я выгляжу, как шикарная
сорокалетняя женщина.
Я ждала в фойе за дверью конференц-зала, решив не входить, пока не
позовут - эти заседания такая скучища. Но неприятности всегда случаются
именно тогда, когда от них стараешься увильнуть.
Как только над дверью конференц-зала замигала лампочка, с улицы
влетел мистер Финеас Морган, возглавлявший большую оппозиционную группу.
Он устремился в зал, на ходу снимая пальто, и швырнул это пальто мне,
пробегая мимо.
- Возьмите!
Я отпрянула в сторону, и пальто упало на пол.
- Эй, Морган! - окликнула я. Он оглянулся. - Ваше пальто.
Он удивился, поразился, возмутился и разозлился - вся эта гамма
чувств отразилась у него на лице разом.
- Ах ты, дрянь такая! Да я тебя уволю!
- Попробуйте. - Я прошла мимо него в зал, нашла карточку со своим
именем и села. Через пару секунд он уселся напротив меня, отчего его лицо
приобрело новое выражение.
Финеас Морган вовсе не намеревался использовать одного из директоров
вместо обслуги. Просто он увидел женщину, принадлежавшую, по его мнению, к
низшему персоналу, - секретаршу, дежурную или клерка. Он опаздывал, спешил
и даже не сомневался в том, что эта служащая повесит его пальто, а он тем
временем успеет занять свое место.
Мораль? В 1970 году второй параллели времени любой человек считался
невиновным, пока его виновность не доказана; в 1970 году второй параллели
любая женщина считалась подчиненной, пока не доказано обратное - несмотря
на все законы о равноправии полов.
Я вознамерилась покончить с подобным отношением к себе.
Пятое августа 1952 года стало началом моей холостой жизни - в тот
день я решила, что впредь ко мне будут относиться, как к мужчине - с
должным уважением к моим правам и привилегиям, иначе я каждый раз буду
закатывать скандал. У меня больше нет семьи, я больше не способна к
деторождению, я не ищу себе мужа, я материально независима (скромно
говоря), и твердо обещаю больше никогда не сдавать кому-то белье в стирку
только лишь по той причине, что он справляет малую нужду стоя, а я сидя.
Проявлять агрессивность я при этом не собиралась. Если джентльмен
пропустит меня вперед, я пройду и поблагодарю его. Джентльменам нравится
проявлять любезность, а леди охотно ее принимают с улыбкой и приветливым
словом.
Я говорю это потому, что в семидесятые годы многие женщины
немилосердно обрывали мужчин, если те оказывали им маленькие знаки
внимания - предлагали стул, например, или помогали выйти из машины. Эти
женщины - их было меньшинство, но попадались они повсюду - относились к
учтивости, как к оскорблению. Я считала их всех лесбиянками. Не знаю, были
ли они таковыми в буквальном смысле (кое о ком я знаю точно, что были), но
их поведение побуждает меня объединить их в одну группу.
Если не все они лесбиянки, где им взять партнеров другого пола? Каким
же это размазней надо быть, чтобы терпеть подобную грубость от женщины? С
сожалением должна заметить, что в семидесятые годы развелось множество
таких вот хлюпиков. Они преобладали. Мужественные, галантные джентльмены
из тех, что не дожидаются всеобщей мобилизации, становились редкостью.
Закрывая дом, труднее всего было решать судьбу книг: какие сдать на
склад, какие раздать, какие взять с собой. Почти всю мебель и прочий скарб
- ложки, плошки и простыни - я собиралась отдать в Общество Доброй Воли.
Мы прожили в этом доме двадцать три года, с двадцать девятого по пятьдесят
второй, и мебель пришла в ветхость - после того как она выдержала целую
лавину детворы, рыночная цена ее упала настолько, что везти ее на склад
вряд ли стоило - да я и не собиралась в ближайшем будущем обставлять
большой дом.
Жаль мне было только пианино, старого своего друга: Брайни подарил
его мне в девятьсот девятом году, сильно подержанное уже тогда: сразу было
видно, что "Брайан Смит и компания" на мели. Брайан заплатил за него
четырнадцать долларов на аукционе.
Нет! Если я хочу жить так, как задумала, надо путешествовать налегке.
Пианино всегда можно взять напрокат.
Отказавшись от пианино, я уже ни над чем не раздумывала, и решила
заняться книгами. Соберу их со всего дома в гостиную - нет, в столовую - и
сложу всю гору на обеденный стол, а что не поместится - на пол. Кто бы мог
подумать, что в одном доме может быть столько книг?
Большой сервировочный стол на колесиках - для книг, которые
отправятся на склад. Маленький чайный столик - для тех, которые я возьму с
собой. Карточные столики - для тех, что пойдут Доброй Воле. Или Армии
Спасения? Кто первым придет, тот все и получит - одежду, книги, постельное
белье, книги. Но придется прийти самим.
Через час я сказала себе: нет, открывать книги и просматривать их не
надо. Если хочешь что-то перечитать, клади это в кучу, которую берешь с
собой, - ее можно будет перебрать потом еще раз.
Тут я услышала мяуканье.
- Вот противная девчонка! Ну и удружила ты мне, Сьюзен!
Два года назад мы сделались бескошатными после трагической гибели
Капитана Блада, внука Атташе - его жизнь оборвалась под колесами лихача на
бульваре Рокхилл. Не было такого времени на протяжении сорока трех лет,
чтобы у нас в доме не жили кошки. Я понимаю мистера Клеменса, который,
переехав в свой дом в Коннектикуте, взял взаймы сразу трех кошек, чтобы
придать дому жилой вид.
Но на сей раз я решила никого не заводить. Патрику было восемнадцать
лет, Сьюзен шестнадцать, и каждый из них получил уже говардский список -
следовало ожидать, что вскоре они разлетятся из гнезда.
У кошек есть один крупный недостаток. Если уж ты берешь их, то на всю
жизнь - на всю кошачью жизнь. Кошки не говорят по-английски - им не
объяснишь, почему ты нарушаешь свое обещание. Если кошку бросить, она
умрет и будет являться тебе по ночам.
В тот день, когда погиб Капитан Блад, мы мало ели за обедом и почти
не разговаривали. Наконец Сьюзен спросила:
- Будем смотреть объявления, мама? Или сходим в Общество защиты
животных?
- Зачем, дорогая? - прикинулась я непонимающей.
- Но котенок-то нам нужен?
Тогда я внесла ясность:
- Кошки живут пятнадцать лет, а то и дольше. Когда вы двое уедете,
дом будет продан - я не стану бродить одна в четырнадцати комнатах. И что
тогда станет с кошкой?
- Хорошо, не будем заводить котенка.
Недели через две Сьюзен немного задержалась из школы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
уверенность, что не выгляжу ни на свои восемьдесят восемь, ни на
официальные пятьдесят восемь. Мне казалось, что я выгляжу, как шикарная
сорокалетняя женщина.
Я ждала в фойе за дверью конференц-зала, решив не входить, пока не
позовут - эти заседания такая скучища. Но неприятности всегда случаются
именно тогда, когда от них стараешься увильнуть.
Как только над дверью конференц-зала замигала лампочка, с улицы
влетел мистер Финеас Морган, возглавлявший большую оппозиционную группу.
Он устремился в зал, на ходу снимая пальто, и швырнул это пальто мне,
пробегая мимо.
- Возьмите!
Я отпрянула в сторону, и пальто упало на пол.
- Эй, Морган! - окликнула я. Он оглянулся. - Ваше пальто.
Он удивился, поразился, возмутился и разозлился - вся эта гамма
чувств отразилась у него на лице разом.
- Ах ты, дрянь такая! Да я тебя уволю!
- Попробуйте. - Я прошла мимо него в зал, нашла карточку со своим
именем и села. Через пару секунд он уселся напротив меня, отчего его лицо
приобрело новое выражение.
Финеас Морган вовсе не намеревался использовать одного из директоров
вместо обслуги. Просто он увидел женщину, принадлежавшую, по его мнению, к
низшему персоналу, - секретаршу, дежурную или клерка. Он опаздывал, спешил
и даже не сомневался в том, что эта служащая повесит его пальто, а он тем
временем успеет занять свое место.
Мораль? В 1970 году второй параллели времени любой человек считался
невиновным, пока его виновность не доказана; в 1970 году второй параллели
любая женщина считалась подчиненной, пока не доказано обратное - несмотря
на все законы о равноправии полов.
Я вознамерилась покончить с подобным отношением к себе.
Пятое августа 1952 года стало началом моей холостой жизни - в тот
день я решила, что впредь ко мне будут относиться, как к мужчине - с
должным уважением к моим правам и привилегиям, иначе я каждый раз буду
закатывать скандал. У меня больше нет семьи, я больше не способна к
деторождению, я не ищу себе мужа, я материально независима (скромно
говоря), и твердо обещаю больше никогда не сдавать кому-то белье в стирку
только лишь по той причине, что он справляет малую нужду стоя, а я сидя.
Проявлять агрессивность я при этом не собиралась. Если джентльмен
пропустит меня вперед, я пройду и поблагодарю его. Джентльменам нравится
проявлять любезность, а леди охотно ее принимают с улыбкой и приветливым
словом.
Я говорю это потому, что в семидесятые годы многие женщины
немилосердно обрывали мужчин, если те оказывали им маленькие знаки
внимания - предлагали стул, например, или помогали выйти из машины. Эти
женщины - их было меньшинство, но попадались они повсюду - относились к
учтивости, как к оскорблению. Я считала их всех лесбиянками. Не знаю, были
ли они таковыми в буквальном смысле (кое о ком я знаю точно, что были), но
их поведение побуждает меня объединить их в одну группу.
Если не все они лесбиянки, где им взять партнеров другого пола? Каким
же это размазней надо быть, чтобы терпеть подобную грубость от женщины? С
сожалением должна заметить, что в семидесятые годы развелось множество
таких вот хлюпиков. Они преобладали. Мужественные, галантные джентльмены
из тех, что не дожидаются всеобщей мобилизации, становились редкостью.
Закрывая дом, труднее всего было решать судьбу книг: какие сдать на
склад, какие раздать, какие взять с собой. Почти всю мебель и прочий скарб
- ложки, плошки и простыни - я собиралась отдать в Общество Доброй Воли.
Мы прожили в этом доме двадцать три года, с двадцать девятого по пятьдесят
второй, и мебель пришла в ветхость - после того как она выдержала целую
лавину детворы, рыночная цена ее упала настолько, что везти ее на склад
вряд ли стоило - да я и не собиралась в ближайшем будущем обставлять
большой дом.
Жаль мне было только пианино, старого своего друга: Брайни подарил
его мне в девятьсот девятом году, сильно подержанное уже тогда: сразу было
видно, что "Брайан Смит и компания" на мели. Брайан заплатил за него
четырнадцать долларов на аукционе.
Нет! Если я хочу жить так, как задумала, надо путешествовать налегке.
Пианино всегда можно взять напрокат.
Отказавшись от пианино, я уже ни над чем не раздумывала, и решила
заняться книгами. Соберу их со всего дома в гостиную - нет, в столовую - и
сложу всю гору на обеденный стол, а что не поместится - на пол. Кто бы мог
подумать, что в одном доме может быть столько книг?
Большой сервировочный стол на колесиках - для книг, которые
отправятся на склад. Маленький чайный столик - для тех, которые я возьму с
собой. Карточные столики - для тех, что пойдут Доброй Воле. Или Армии
Спасения? Кто первым придет, тот все и получит - одежду, книги, постельное
белье, книги. Но придется прийти самим.
Через час я сказала себе: нет, открывать книги и просматривать их не
надо. Если хочешь что-то перечитать, клади это в кучу, которую берешь с
собой, - ее можно будет перебрать потом еще раз.
Тут я услышала мяуканье.
- Вот противная девчонка! Ну и удружила ты мне, Сьюзен!
Два года назад мы сделались бескошатными после трагической гибели
Капитана Блада, внука Атташе - его жизнь оборвалась под колесами лихача на
бульваре Рокхилл. Не было такого времени на протяжении сорока трех лет,
чтобы у нас в доме не жили кошки. Я понимаю мистера Клеменса, который,
переехав в свой дом в Коннектикуте, взял взаймы сразу трех кошек, чтобы
придать дому жилой вид.
Но на сей раз я решила никого не заводить. Патрику было восемнадцать
лет, Сьюзен шестнадцать, и каждый из них получил уже говардский список -
следовало ожидать, что вскоре они разлетятся из гнезда.
У кошек есть один крупный недостаток. Если уж ты берешь их, то на всю
жизнь - на всю кошачью жизнь. Кошки не говорят по-английски - им не
объяснишь, почему ты нарушаешь свое обещание. Если кошку бросить, она
умрет и будет являться тебе по ночам.
В тот день, когда погиб Капитан Блад, мы мало ели за обедом и почти
не разговаривали. Наконец Сьюзен спросила:
- Будем смотреть объявления, мама? Или сходим в Общество защиты
животных?
- Зачем, дорогая? - прикинулась я непонимающей.
- Но котенок-то нам нужен?
Тогда я внесла ясность:
- Кошки живут пятнадцать лет, а то и дольше. Когда вы двое уедете,
дом будет продан - я не стану бродить одна в четырнадцати комнатах. И что
тогда станет с кошкой?
- Хорошо, не будем заводить котенка.
Недели через две Сьюзен немного задержалась из школы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131