Может быть,
есть и другое родство - наверняка есть, - но Морин права: я искал в
архивах только своих прямых предков. Я же не знал, что встречу тебя, Эл
Прекрасный Животик. Ну вот, почти все. Как - перешивать? Или отдадим вашей
портнихе?
- Ну как, Морин, - спросила Эл. - Я согласна рискнуть платьем - я
доверяю Лазарусу, то есть мсье Жаку Нуару, но свадьбой Нэнси без твоего
разрешения рисковать не стану.
- Я не могу судить о Теодоре, или о Лазарусе, или как там его зовут -
имеется в виду тот жеребец, который использует меня вместо манекена. Но
ведь ты мне, кажется, говорил, что сам перешил свои бриджи? Подогнал их по
себе?
- Oui, Madame.
- Где ваши брюки, сержант? Вы всегда должны знать, где ваши брюки.
- Я знаю где, - сказала Эл и принесла их.
- В коленках, Эл. Выверни наизнанку и посмотри. - Я присоединилась к
ней и вскоре сказала: - Эл, я не вижу, где он их ушивал.
- А я вижу. Вот посмотри. Нитка на старых швах немного выцвела, а та
нитка, которой он шил, такого же цвета, как ткань на карманах внутри -
невыгоревшая.
- Ммда, - согласилась я, - если смотреть поближе и при сильном свете.
- Мы берем тебя, парень. Комната, стол, десять долларов в неделю и
все бабы, которые подвернутся.
Теодор задумался.
- Ладно, идет. Хотя мне за это обычно платят отдельно.
Эл расхохоталась, подбежала к нему и начала тереться об него грудью.
- Идет, капитан. Сколько берете за случку?
- Одного щенка из помета.
- Договорились.
Свадьба вышла на славу. Нэнси была ослепительна в своем замечательном
платье, которое сидело на ней превосходно. Мэри несла букет, а Ричард -
кольцо, оба в своих белых воскресных нарядах. Джонатан, к моему удивлению,
предстал в элегантном костюме: жемчужно-серая визитка, галстук с жемчужной
булавкой, серые брюки в полоску, штиблеты устричного цвета. Теодор, в
военной форме, был его свидетелем, отец, тоже в форме и при медалях,
шафером: Брайан был чудо как хорош в сапогах со шпорами, в портупее, при
сабле, в ярко-зеленом мундире с наградами за девяносто восьмой год и в
светлых офицерских брюках.
Кэрол, подружка невесты, почти не уступала Нэнси в своем
зеленовато-лимонном тюле и с букетом. На Брайане младшем, свидетеле
невесты, был выпускной костюм, сшитый всего две недели назад, когда он
окончил грамматическую школу - двубортный пиджак из синего саржа, первые в
жизни длинные брюки, очень взрослый вид.
Джорджу поручили следить, чтобы Вудро вел себя тихо и прилично, и
разрешили применять силу в случае необходимости. Дед давал Джорджу
указания в присутствии Вудро, и тот действительно вел себя хорошо - на
него всегда можно было рассчитывать, когда затрагивались его собственные
интересы.
Доктор Дрейпер не позволял себе никаких выдумок, которыми преподобный
Тимберли чуть было не испортил мою судьбу - он читал методистскую службу
прямо по руководству девятьсот четвертого года, ни словом больше, ни
словом меньше; и вскоре наша Нэнси проследовала к выходу под руку с мужем,
под звуки марша Мендельсона, и я вздохнула с облегчением. Венчание прошло
превосходно, без всяких накладок, и я подумала, как остолбенела бы миссис
Гранди, будь ей дано увидеть кое-кого из присутствующих тридцать шесть
часов назад, при закрытых дверях, справляющая оргию в честь Дня Каролины.
Тогда впервые состоялся праздник, которому суждено было
распространиться среди диаспоры всего человечества: Каролинин день,
Каролинки, фиеста де Санта-Каролита. Теодор сказал нам, что этот день стал
(то есть станет) летним празднеством плодородия, общим для всех планет и
всех времен. И поднял бокал шампанского за посвящение Кэрол в женщины, а
Кэрол ответила на его тост с большой серьезностью и достоинством... потом
захлебнулась шипучкой, закашлялась, и пришлось ее утешать.
Я не знала тогда и посейчас не знаю, даровал ли Теодор моей Кэрол то,
чего она так жаждала. Знаю только, что предоставила им для этого все
возможности. Но у Теодора, этого твердолобого упрямца, никогда ничего не
узнаешь.
В субботу состоялось выездное заседание попечителей Фонда Айры
Говарда: судья Сперлинг, приехавший из самого Толидо, мистер Артур
Дж.Чепмен, Джастин Везерел, Брайан Смит (с единодушного согласия
собравшихся), сержант Теодор и мы с Элеанор.
Когда судья Сперлинг покашлял, я поняла намек и собралась
ретироваться. Но Теодор встал вместе со мной.
После некоторого замешательства и я, и Элеанор остались, потому что
Теодор не желал оставаться там без нас. Он объяснил, что в семьях Говарда
существует абсолютное равенство полов - и он, как председатель организации
будущего, присутствующий в качестве почетного гостя на собрании Говардской
организации двадцатого века, не может принять в нем участия, если женщины
не будут допущены.
После того как этот вопрос уладили, Теодор повторил свои предсказания
относительно 11 ноября и Черного вторника - 29 октября 1929 года. По
просьбе присутствующих, на последнем событии он остановился несколько
подробнее - рассказал, что доллар обесценится с двадцати пяти за унцию
золота до тридцати пяти. "Президент Рузвельт издаст об этом указ, и
конгресс этот указ ратифицирует... но это произойдет только в начале 1933
года".
- Одну минуту, сержант Бронсон, или капитан Лонг, или как вы себя
называете, вы хотите сказать, что полковник Рузвельт вернется? Мне как-то
с трудом в это верится. В тридцать третьем году ему будет... - прикинул
мистер Чепмен.
- Семьдесят пять лет, - подсказал судья Сперлинг. - Что тут
невероятного, Артур? Я старше его, но пока не думаю уходить на покой.
- Нет, джентльмены, нет, - сказал Теодор. - Не Тедди Рузвельт.
Франклин Рузвельт. Ныне секретарь мистера Джозефуса Дэниэлса [морского
министра в администрации Вильсона].
- Ну, в это поверить еще труднее, - покачал головой мистер Чепмен.
- Это неважно, советник, верите вы или не верите, - с некоторым
раздражением сказал Теодор. - Факт тот, что мистер Рузвельт принесет
президентскую присягу в тридцать третьем году; вскоре после этого он
закроет все банки, изымет из обращения все золото и золотые сертификаты и
девальвирует доллар. Доллар никогда больше не восстановит своей нынешней
стоимости. Пятьдесят лет спустя стоимость унции золота будет лихорадочно
колебаться от ста до тысячи долларов.
- Молодой человек, - заметил мистер Чепмен, - вы предвещаете нам
анархию.
- Нет - еще хуже. Гораздо хуже. Большинство историков назовет вторую
половину двадцатого века Безумными Годами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
есть и другое родство - наверняка есть, - но Морин права: я искал в
архивах только своих прямых предков. Я же не знал, что встречу тебя, Эл
Прекрасный Животик. Ну вот, почти все. Как - перешивать? Или отдадим вашей
портнихе?
- Ну как, Морин, - спросила Эл. - Я согласна рискнуть платьем - я
доверяю Лазарусу, то есть мсье Жаку Нуару, но свадьбой Нэнси без твоего
разрешения рисковать не стану.
- Я не могу судить о Теодоре, или о Лазарусе, или как там его зовут -
имеется в виду тот жеребец, который использует меня вместо манекена. Но
ведь ты мне, кажется, говорил, что сам перешил свои бриджи? Подогнал их по
себе?
- Oui, Madame.
- Где ваши брюки, сержант? Вы всегда должны знать, где ваши брюки.
- Я знаю где, - сказала Эл и принесла их.
- В коленках, Эл. Выверни наизнанку и посмотри. - Я присоединилась к
ней и вскоре сказала: - Эл, я не вижу, где он их ушивал.
- А я вижу. Вот посмотри. Нитка на старых швах немного выцвела, а та
нитка, которой он шил, такого же цвета, как ткань на карманах внутри -
невыгоревшая.
- Ммда, - согласилась я, - если смотреть поближе и при сильном свете.
- Мы берем тебя, парень. Комната, стол, десять долларов в неделю и
все бабы, которые подвернутся.
Теодор задумался.
- Ладно, идет. Хотя мне за это обычно платят отдельно.
Эл расхохоталась, подбежала к нему и начала тереться об него грудью.
- Идет, капитан. Сколько берете за случку?
- Одного щенка из помета.
- Договорились.
Свадьба вышла на славу. Нэнси была ослепительна в своем замечательном
платье, которое сидело на ней превосходно. Мэри несла букет, а Ричард -
кольцо, оба в своих белых воскресных нарядах. Джонатан, к моему удивлению,
предстал в элегантном костюме: жемчужно-серая визитка, галстук с жемчужной
булавкой, серые брюки в полоску, штиблеты устричного цвета. Теодор, в
военной форме, был его свидетелем, отец, тоже в форме и при медалях,
шафером: Брайан был чудо как хорош в сапогах со шпорами, в портупее, при
сабле, в ярко-зеленом мундире с наградами за девяносто восьмой год и в
светлых офицерских брюках.
Кэрол, подружка невесты, почти не уступала Нэнси в своем
зеленовато-лимонном тюле и с букетом. На Брайане младшем, свидетеле
невесты, был выпускной костюм, сшитый всего две недели назад, когда он
окончил грамматическую школу - двубортный пиджак из синего саржа, первые в
жизни длинные брюки, очень взрослый вид.
Джорджу поручили следить, чтобы Вудро вел себя тихо и прилично, и
разрешили применять силу в случае необходимости. Дед давал Джорджу
указания в присутствии Вудро, и тот действительно вел себя хорошо - на
него всегда можно было рассчитывать, когда затрагивались его собственные
интересы.
Доктор Дрейпер не позволял себе никаких выдумок, которыми преподобный
Тимберли чуть было не испортил мою судьбу - он читал методистскую службу
прямо по руководству девятьсот четвертого года, ни словом больше, ни
словом меньше; и вскоре наша Нэнси проследовала к выходу под руку с мужем,
под звуки марша Мендельсона, и я вздохнула с облегчением. Венчание прошло
превосходно, без всяких накладок, и я подумала, как остолбенела бы миссис
Гранди, будь ей дано увидеть кое-кого из присутствующих тридцать шесть
часов назад, при закрытых дверях, справляющая оргию в честь Дня Каролины.
Тогда впервые состоялся праздник, которому суждено было
распространиться среди диаспоры всего человечества: Каролинин день,
Каролинки, фиеста де Санта-Каролита. Теодор сказал нам, что этот день стал
(то есть станет) летним празднеством плодородия, общим для всех планет и
всех времен. И поднял бокал шампанского за посвящение Кэрол в женщины, а
Кэрол ответила на его тост с большой серьезностью и достоинством... потом
захлебнулась шипучкой, закашлялась, и пришлось ее утешать.
Я не знала тогда и посейчас не знаю, даровал ли Теодор моей Кэрол то,
чего она так жаждала. Знаю только, что предоставила им для этого все
возможности. Но у Теодора, этого твердолобого упрямца, никогда ничего не
узнаешь.
В субботу состоялось выездное заседание попечителей Фонда Айры
Говарда: судья Сперлинг, приехавший из самого Толидо, мистер Артур
Дж.Чепмен, Джастин Везерел, Брайан Смит (с единодушного согласия
собравшихся), сержант Теодор и мы с Элеанор.
Когда судья Сперлинг покашлял, я поняла намек и собралась
ретироваться. Но Теодор встал вместе со мной.
После некоторого замешательства и я, и Элеанор остались, потому что
Теодор не желал оставаться там без нас. Он объяснил, что в семьях Говарда
существует абсолютное равенство полов - и он, как председатель организации
будущего, присутствующий в качестве почетного гостя на собрании Говардской
организации двадцатого века, не может принять в нем участия, если женщины
не будут допущены.
После того как этот вопрос уладили, Теодор повторил свои предсказания
относительно 11 ноября и Черного вторника - 29 октября 1929 года. По
просьбе присутствующих, на последнем событии он остановился несколько
подробнее - рассказал, что доллар обесценится с двадцати пяти за унцию
золота до тридцати пяти. "Президент Рузвельт издаст об этом указ, и
конгресс этот указ ратифицирует... но это произойдет только в начале 1933
года".
- Одну минуту, сержант Бронсон, или капитан Лонг, или как вы себя
называете, вы хотите сказать, что полковник Рузвельт вернется? Мне как-то
с трудом в это верится. В тридцать третьем году ему будет... - прикинул
мистер Чепмен.
- Семьдесят пять лет, - подсказал судья Сперлинг. - Что тут
невероятного, Артур? Я старше его, но пока не думаю уходить на покой.
- Нет, джентльмены, нет, - сказал Теодор. - Не Тедди Рузвельт.
Франклин Рузвельт. Ныне секретарь мистера Джозефуса Дэниэлса [морского
министра в администрации Вильсона].
- Ну, в это поверить еще труднее, - покачал головой мистер Чепмен.
- Это неважно, советник, верите вы или не верите, - с некоторым
раздражением сказал Теодор. - Факт тот, что мистер Рузвельт принесет
президентскую присягу в тридцать третьем году; вскоре после этого он
закроет все банки, изымет из обращения все золото и золотые сертификаты и
девальвирует доллар. Доллар никогда больше не восстановит своей нынешней
стоимости. Пятьдесят лет спустя стоимость унции золота будет лихорадочно
колебаться от ста до тысячи долларов.
- Молодой человек, - заметил мистер Чепмен, - вы предвещаете нам
анархию.
- Нет - еще хуже. Гораздо хуже. Большинство историков назовет вторую
половину двадцатого века Безумными Годами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131