Брайан младший и Джордж пришли домой обедать, проводили отца и в
первый раз в жизни опоздали в школу. Нэнси и Кэрол прибежали из своей
школы, всего в нескольких кварталах от нас, как раз вовремя, чтобы
поцеловать Брайана. Я не стала спрашивать, сбежали они с занятий или школу
распустили - это не имело значения.
Отец отдал честь лейтенанту Бозеллу и Брайану и направился прямо на
остановку трамвая, не заходя в дом.
- Ты знаешь, куда и зачем я иду, - сказал он мне. - Вернусь, когда
вернусь.
Да, я знала. Отец не находил себе места с тех пор, как его признали
негодным к военной службе.
Я сдала все дела Нэнси и легла в постель, второй раз на дню: после
завтрака я попросила отца последить за малышами, чтобы мы с Брайаном могли
полежать еще - мы оба догадались, что сегодня будет Der Tag [тот самый
день (нем.)]. На этот раз я легла в постель лишь для того, чтобы
поплакать.
Около трех я встала. Нэнси подала мне чай с гренкой, и я немного
поела. В это время вернулся отец - такой взбешенный, каким мне еще не
доводилось его видеть. Объяснять он ничего не стал. Нэнси сказала, что ему
звонил мистер Бронсон, и тут отца прорвало.
Кажется, "трус" было самым мягким словом, которым он обозвал мистера
Бронсона, а самым сильным - "немецкий прихвостень". Отец не сквернословил,
а просто изливал свою ярость и разочарование.
Мне просто не верилось. Мистер Бронсон - трус? И сторонник немцев? Но
отец высказал в его адрес все до мелочей - видно, тот поразил его в самое
сердце. В своем горе - родина в опасности, любимый муж, тайный
возлюбленный, и все в один день - мне пришлось напомнить себе, что отцу не
менее тяжело. Сын его брата, а может, и его собственный - отец намекал,
что и такое возможно - и вдруг...
Я снова легла поплакать, а потом лежала просто так - с сухими глазами
и с тройной болью в сердце. Ко мне постучал отец:
- Дочка!
- Да, отец.
- Мистер Бронсон спрашивает тебя по телефону.
- Я не хочу с ним говорить! Или нужно?
- Конечно, нет. Передать ему что-нибудь?
- Скажи ему, чтобы не звонил. И не приходил сюда. И не разговаривал
ни с кем из детей - ни сейчас, ни когда-либо потом.
- Скажу. И от себя кое-что добавлю. Морин, его наглость меня просто
изумляет.
Около шести Кэрол принесла мне поднос с едой, и я поела. Потом пришли
Джастин и Элеанор, я поплакала на плече у своей сестрички, и они утешили
меня. Потом (Не знаю, во сколько, но уже стемнело. В полдевятого? В
девять?) внизу поднялся какой-то шум. Отец поднялся ко мне и постучался в
дверь.
- Морин? Мистер Бронсон пришел.
- Что-о?
- Можно войти? Я хочу тебе кое-что показать.
Мне не хотелось его впускать - я еще не подмывалась и боялась, что
отец это заметит. Но... мистер Бронсон? Здесь? После всего, что отец ему
наговорил?
- Хорошо, входи.
Отец протянул мне какой-то листок - это была копия приписного
свидетельства, и в ней значилось, что "Бронсон, Теодор" вступил рядовым в
Национальную армию Соединенных Штатов.
- Отец, это что - какая-то глупая шутка?
- Нет. Все подлинно. Он записался.
Я вылезла из кровати.
- Отец, ты не нальешь мне ванну? Я быстро.
- Ну конечно. - Он прошел в ванную.
Я, скинув рубашку, последовала за ним и даже не сознавала, что голая,
пока отец не отвел глаз.
- Попроси Нэнси подать ему что-нибудь. Она еще не легла?
- Никто еще не лег. Залезай в ванну, дорогая, мы тебя подождем.
Через пятнадцать минут я спустилась. Глаза у меня, наверно, были
красные, но я улыбалась, от меня хорошо пахло, и на мне было мое лучшее
платье. Я подошла к гостю и протянула ему руку.
- Мистер Бронсон! Мы все так гордимся вами!
Не помню толком, что происходило в следующую пару часов. Меня окружал
золотой ореол смешанного с горем счастья. Моя родина воюет, муж ушел на
войну, но теперь я знаю, что означают слова "лучше смерть, чем позор", и
знаю, почему римские матроны говорили: "Со щитом или на щите". Те часы, в
которые я верила, что мой дорогой Теодор - не тот, кем я его считала, а
трус, отказавшийся защищать свою родину, были самыми длинными, самыми
горькими часами в моей жизни.
Я не могла поверить, что существуют такие низкие люди. Я таких
никогда не встречала. Теперь оказалось, что все это было дурной сон,
какое-то недоразумение. Где-то я читала, что счастье - это когда отпускает
боль. Психологи вообще-то дураки, но в ту ночь я наслаждалась именно таким
счастьем. Даже мое телесное желание поутихло, и я перестала на время
тревожиться за Брайни - так радовалась, что Теодор оказался таким, каким и
должен быть любимый: героем и воином.
Мои большие девочки старательно пичкали его, а Кэрол завернула ему
бутерброд. Отец надавал ему кучу советов - как мужчина мужчине, как старый
солдат новобранцу. Старшие мальчики наперебой старались ему услужить, и
даже Вудро вел себя почти хорошо. Наконец все поочередно поцеловали
мистера Бронсона, даже Брайан младший, который не признавал поцелуев -
разве что иногда клюнет мать в щеку.
И все, кроме отца, отправились спать... и настал мой черед.
Я всегда отличалась таким крепким здоровьем, что неизменно получала в
награду Евангелия за аккуратное посещение воскресной школы. И не славно
ли, как раз в нужный момент у меня оказалось два Евангелия? Мне не
пришлось даже придумывать надпись: то, что я написала мужу, годилось для
любой Лукасты, провожающей мужа на войну:
Рядовому Теодору Бронсону,
Будь верен себе и родине.
Морин Джонсон Смит,
6 апреля 1917 года.
Я протянула Теодору книгу и сказала:
- Отец?
(Он знал, чего я хочу - чтобы он оставил нас ненадолго.)
- Нет.
(Черт бы его побрал! Неужели он вправду думает, что я сейчас повалю
Теодора на коврик? Когда дети еще не спят и находятся на расстоянии одного
лестничного пролета от нас? Что ж, может он и прав.)
- Тогда отвернись.
Я обняла Теодора за шею и поцеловала - крепко, но целомудренно. Потом
поняла, что целомудренным поцелуем воина не провожают, прижалась к нему и
раскрыла губы. Мой язык коснулся его языка, пообещав ему без слов все, чем
я владею.
- Теодор, берегите себя. И возвращайтесь ко мне.
13. "ТУДА"
Отца не взяли в армейский Медицинский корпус и отказали, когда он
попытался записаться в пехоту рядовым (он допустил ошибку, показав свое
свидетельство об отставке, где стояла дата рождения - 1852 год). Он
предпринял еще одну попытку в Сент-Луисе, заявив, что родился в 1872-м
году, но его и там разоблачили. Наконец ему удалось вступить в Седьмой
Миссурийский полк - пехотный полк ополчения, сформированный взамен
Третьего Миссурийского полка Канзас-Сити.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131