Она выпятила губу.
- Нет уж, дедушка, я останусь тут и буду тебе надоедать.
Я прошла через веранду в свою комнату и оттуда спустилась вниз -
босиком и завернувшись в покрывало, не посмотрев, выгнал отец Нэнси или
нет. Если ей удалось приручить деда, что мне, вдвое старше ее, не удалось,
я не хотела этого знать. Не теперь. Теперь я думала о Теодоре... да так
успешно, что в тот миг, когда тихо открыла дверь в свою швейную комнату,
была в наивысшей готовности.
Как ни тихо я двигалась, он услышал меня и принял в объятия, только я
закрыла дверь. Я обняла его в ответ, потом стряхнула с себя покрывало и
снова приникла к нему - наконец-то оказавшись нагая в его объятиях.
Все это неизбежно привело к тому, что в среду, после пикника на
заднем дворе, я сидела на качелях с Теодором, Брайаном и отцом, слушая,
как спорят отец с Теодором, а наша молодежь играла в крокет. По просьбе
Брайана Теодор вновь изложил свою теорию о том, когда может и когда не
может забеременеть самка гомо сапиенс.
С оплодотворения они переключились на акушерство и начали осыпать
друг друга безграмотной латынью, не сошедшись относительно того, что лучше
всего применять при каком-то родовом осложнении. Чем больше они
расходились во мнениях, тем вежливее друг с другом становились. Своего
мнения у меня не было - о родовых осложнениях я знаю только из книг, а
сама рожаю почти так же, как курица несет яйца: ойкну разок - и готово.
Брайни наконец прервал спор к некоторому моему облегчению. Мне не
хотелось даже и слушать об ужасах, которые бывают при неправильном течении
родов.
- Все это очень интересно, но можно мне спросить, Айра, - есть у Теда
медицинское образование или нет? Извини, Тед.
- Не за что, Брайан. Я знаю, что моя история звучит невероятно,
потому-то и не люблю ее рассказывать.
- Брайан, ты разве не слышишь, что последние полчаса я обращаюсь к
Теду "доктор"? А злит меня - или, точнее, угнетает - то, что Тед знает о
медицине столько, сколько мне и не снилось. И все-таки от этих лекарских
разговоров мне захотелось снова вернуться к практике.
Теодор прочистил горло в точности как отец.
- Мррф, доктор Джонсон...
- Да, доктор?
- Я думаю, мои более обширные познания в терапии - вернее, мои
познания в более обширной терапии - раздражают вас еще и потому, что вы
считаете меня человеком моложе себя. Но я, как уже говорил, только выгляжу
моложе. На самом деле я старше вас.
- Сколько же вам лет?
- Я отказался ответить на такой же вопрос миссис Смит.
- Теодор! Меня зовут Морин. (Сил нет с этим человеком!)
- У маленьких кувшинчиков большие ушки, - спокойно ответил Теодор. -
Доктор Джонсон, терапию моего времени не труднее изучить, чем вашу; она
даже проще, поскольку в ней меньше эмпирического, и она базируется на
разработанной до мелочей, тщательно проверенной теории. Опираясь на эту
логически верную теорию, вы могли бы очень скоро усвоить все новые
достижения и быстро перейти к клинической практике под руководством
наставника. Вам это было бы нетрудно.
- Черт возьми, сэр, но у меня никогда не будет такой возможности!
- Я вам ее предлагаю, доктор. Мои сестры будут ждать меня на
условленном месте в Аризоне 2 августа 1926 года, через восемь лет. Если вы
пожелаете, я буду счастлив взять вас с собой в свое время и на свою
планету, где вы сможете заняться терапией - проблем не будет: я там
председатель правления медицинской школы. А потом вы сможете остаться на
Терциусе или вернуться на Землю, если захотите - в то же время и место, из
которого отправились, но с пополненным образованием, омоложенным и с
обновленным желанием жить - таков побочный, но прекрасный эффект
омоложения.
Лицо отца приняло странное отрешенное выражение, и он прошептал:
"...берет Его диавол на весьма высокую гору, и показывает Ему все царства
мира..."
- "...и славу их", - закончил Теодор. - Матфей, глава четвертая, стих
восьмой. Но я не диавол, доктор, и не предлагаю вам ни бегства, ни власти,
только свое гостеприимство, после того как пользовался вашим, да еще
возможность освежить ваши знания. И совсем не обязательно решать сегодня -
у нас еще восемь лет впереди. Можете отложить решение до последней минуты.
На "Доре" - это мой корабль - места хватит.
Я положила руку отцу на плечо.
- Отец, ты помнишь 1893 год? Врач, обучавший отца медицине, -
пояснила я Теду, - не верил в существование микробов, а вот отец после
многих лет практики отправился в Северо-Западный университет поучиться
современной бактериологии, асептике и тому подобным вещам. Отец, сейчас
тебе предлагают то же самое - и какая невероятная возможность! Отец
согласен, Теодор, - просто он иногда не любит признаваться в том, чего ему
хочется.
- Не суйся не в свое дело, Морин. Тед сказал, у меня есть восемь лет
на размышление.
- Кэрол не надо думать восемь лет. И мне тоже! Если Брайни разрешит -
и если Теодор вправду может доставить меня обратно в тот же день и час...
- Могу.
- И я увижу Тамару?
- Ну конечно.
- Ох! Брайан? Я только съезжу и вернусь в тот же день...
- Ты можешь отправиться с ней, Брайан, - заметил Теодор. - Погостите
у нас несколько дней или месяцев и в тот же день вернетесь.
- Ах ты. Господи! Сержант, нам с тобой еще войну надо выиграть.
Нельзя ли отложить все это до возвращения из Франции?
- Разумеется, капитан.
Не помню, как разговор перешел на экономику. Сначала я поклялась
молчать о периодах женского плодородия, но при этом скрестила пальцы.
Дудочки. Оба доктора, папа и Теодор, внушали мне, что я убереглась от
инфекции - гонококков, бледных спирохет и прочего - именно потому, что мне
вбили в голову: "Всегда пользуйся презервативом, если не хочешь ребенка".
Тому же я учила своих девочек. Я не стала говорить им о многочисленных
случаях, когда обходилась без этих противных резинок, потому что была
беременна и знала это. Вот как прошлой ночью. Резиновый чехольчик от
болезни не спасет: главное здесь - очень-очень тщательный выбор партнера.
Через рот или глаза можно заразиться не хуже, чем через влагалище - и куда
проще. Не лягу же я с мужчиной, не поцеловав его сначала? Глупости какие.
Не помню, чтобы когда-нибудь пользовалась резинкой, после того как
Теодор рассказал мне о календарном способе предохранения, или чтоб мне не
удалось выбить чек, когда я того хотела.
Размышляя обо всем этом, я вдруг услышала:
- Двадцать девятого октября 1929 года.
- Как так? - брякнула я. - Ты же сказал, что возвращаешься к себе
второго августа двадцать шестого года?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131