«Средиземное тоже бывает розовым, только гораздо ярче».
Поехать бы сейчас к морю. Побыть там хоть полчасика. Но; некогда, всегда некогда.
Елена Ивановна взглянула на часы. Надо зайти в. Дом ученых, проверить письмо, поговорить с директором— Лапшиной. Проверка письма поручена депутату Осад-чему. Он несколько раз отпрашивался: с работы, но; застать Лапшину никак не мог. Тогда, ему в помощь дали Ярошенко. Но и ев не удалось встретиться с директором. А время: не ждало. Похоже, что Лапшина умышленно уклонялась от встреч.
Что ж, можно обойтись и без нее. Руководители кружков с удовольствием рассказывали об успехах самодеятельности на олимпиаде. Осталось лишь выяснить кое-какие детали. И. Елена Ивановна их выяснила. Но попросила, чтобы Лапшина приняла депутатов в такой-то день, в такой-то час.
Вася в этот вечер был дома. Сидел на диване, курил. Елена Ивановна открыла форточку и вышла на кухню. Обед на столе не тронут. Это уже что-то новое. Сын опять надут. А почему, сирашивается? Пожалуй, сейчас время поговорить. Сессия у него позади. Хватит играть в молчанку.
— Я хотела задать тебе несколько вопросов,— начала, взяв стул и усаживаясь возле сына.
Вася продолжал рассматривать. «Огонек».
— Не. считаешь ли ты,, что пора, наконец, сказать, куда дел вещи, которые, вытащил из шкафа?
— Они твои или мои?
— Пока что своего у тебя ничего нет.— Елена Ивановна не выдержала взятого с самого начала спокойного тона.
— Напрасно ты этого не сказала раньше. Я пошел бы работать и позаботился бы, чтоб вещи у меня были свои.
— Думаешь, что так легко — работать и учиться?.. Зазвонил телефон. Елена Ивановна взяла трубку,
услышала взволнованный голос Ясиневой:
— Все хорошо, Елена Ивановна! Представить себе не могу, что завтра никуда не надо бежать... Спасибо вам, милая. Какое же вам спасибо! Кончился этот ужас. Если б я могла что-то для вас сделать...
— Вот попаду, к вам в больницу, уколов больше дадите, иглу потолще возьмете.
— Ну, можно ли так шутить?! Спасибо еще раз. Бегу успокоить маму.
- Привет ей и всего вам доброго!—Елена Ивановна медленно положила трубку на рычаг и обернулась к сы-ну:— Ты, дружок, так и не ответил на мой вопрос.
— Вы оба все забываете, что я -человек взрослый ж волен поступать так, как нахожу нужным. Я ведь тебе никаких вопросов не задавал и не задаю.
— Спрашивай, если нужно. - А может, лучше не спрашивать? -— Губы Васи искривила недобрая усмешка. Лицо с мягкой линией подбородка и щек словно отвердело, резче обозначились
скулы.
— Говори, раз уж начал.
— И ты ответишь правду?
— Во лжи меня еще никто не уличил.
— Хорошо.— Он отвел глаза, не сразу спросил: —Почему ты никогда не рассказываешь об отце? О моем отце? И... тот знает, что вы не были... в загсе?
Елена Ивановна отшатнулась. Никак не ждала она этого вопроса. Дыхание у нее перехватило, она почувствовала, как кровь ударяет в затылок.
— Разве это имеет какое-либо значение?
— Для меня нет...— Он сделал ударение на слове «меня».— А бабушки, дедушки, какие-нибудь родственники
остались?
— Я их не знала.
— Никого?
— Никого.
— А откуда он родом?
— Тоже с Украины. Полтавчанин.— Она не сомневалась, что когда-нибудь произойдет этот разговор. Первой хотела его начать. Рассказать ему, взрослому, все, в чем не призналась даже Николаю. Но сейчас, при таких обстоятельствах, она не станет говорить о прошлом, дорогом и тяжелом. Не будет оправдываться, потому что оно действительно прозвучит как оправдание. Такого чужого, пусть даже сына, она не пустит в т.о„ что касалось только ее и Тараса — его отца.
Она так и осталась сидеть в темной комнате, прислушиваясь к замирающим на лестнице шагам сына. Откуда он узнал? Ведь она никогда никому не показывала метрики. Сказала, что сгорела в Ленинграде— метрика мальчика с прочерком против фамилии отца. А она в бумагах, в ее старой сумке.
Так и есть: в спальне на полу раскрытый чемодан, с которым когда-то приехала из Ленинграда. Что искал Вася в ее бумагах? Она торопливо перебирала их. Справка о работе в госпитале. Пропуск — разрешается ходить по городу после комендантского часа. Это когда они собирали по домам, по квартирам осиротевших детей. Удостоверения к медалям. Кусочек клеенки, который надели на руку новорожденному... Счастливые, незабываемые минуты в холодном госпитальном коридоре, где она услышала первый крик своего сына. Рядом такие же, как она, матери. Но казалось — нет счастливей ее, потому что она дала жизнь сыну Тараса, которого нет и который будет жить в этом мальчике.
Вот она, пожелтевшая вырезка из фронтовой газеты: «Пал смертью храбрых Тарас Сокур».
Школьные грамоты Васи, несколько уцелевших фотографий мамы, отца. Но в конверте не было еще одной-единственной фотографии Тараса.
Этого снимка Елена Ивановна так и не нашла.
ГЛАВА 6
Николай Степанович без особого удовольствия думал о необходимости идти в магазин, чтобы выбрать подарки жене. Было время, когда находил в этом прелесть, представляя себе, как обрадуется Леля новым туфлям или красивому платью. Но теперь у нее больше чем достаточно всякой всячины. Однако раз пообещал привезти шубку — надо идти, хотя капитану вроде бы и не к лицу это.
Неожиданно на помощь пришла Татьяна Константиновна, предложив свои услуги. Получилось это случайно — просто к разговору. Виктор, который уже бывал в Монреале, пообещал показать город, проводить Лазареву в лучшие магазины. И тут Николай Степанович между прочим заметил: и ему надо отправиться за покупками. Однако он не совсем уверен, что при нынешней моде выберет то, что носят.
Лазарева, мило улыбнувшись, сказала полушутя, что берется выполнить все его поручения. Из вежливости Николай Степанович сначала отклонил это предложение. Но потом согласился.
Оставалось выяснить, что купить и какой размер платья носит жена капитана.
— Елена Ивановна в плечах, пожалуй, чуть-чуть пошире вас, а рост такой же,— уточнил Виктор.— Вполне можете на себя примерять.
— Меня всегда восхищают женщины, которые, имея взрослых детей, сохраняют в таком возрасте девичью фигуру,— со свойственной ей непосредственностью воскликнула Лазарева.
Николаю Степановичу стало не по себе от слов «в таком возрасте». Но обижаться глупо, да еще когда это сказано так искренне и доброжелательно. Ему в двадцать три даже сорокалетние казались стариками. Однако он все же уточнил, сбавляя жене год.
Лазарева уточнение поняла по-своему:
— Да, да. Я постараюсь выбрать что-нибудь поскромнее и поизящнее.
— Буду крайне признателен,— чуть-чуть холоднее, чем следовало, проговорил Николай Степанович. Он никогда не задумывался над тем, что Леля старше его, и слова Лазаревой были почему-то неприятны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Поехать бы сейчас к морю. Побыть там хоть полчасика. Но; некогда, всегда некогда.
Елена Ивановна взглянула на часы. Надо зайти в. Дом ученых, проверить письмо, поговорить с директором— Лапшиной. Проверка письма поручена депутату Осад-чему. Он несколько раз отпрашивался: с работы, но; застать Лапшину никак не мог. Тогда, ему в помощь дали Ярошенко. Но и ев не удалось встретиться с директором. А время: не ждало. Похоже, что Лапшина умышленно уклонялась от встреч.
Что ж, можно обойтись и без нее. Руководители кружков с удовольствием рассказывали об успехах самодеятельности на олимпиаде. Осталось лишь выяснить кое-какие детали. И. Елена Ивановна их выяснила. Но попросила, чтобы Лапшина приняла депутатов в такой-то день, в такой-то час.
Вася в этот вечер был дома. Сидел на диване, курил. Елена Ивановна открыла форточку и вышла на кухню. Обед на столе не тронут. Это уже что-то новое. Сын опять надут. А почему, сирашивается? Пожалуй, сейчас время поговорить. Сессия у него позади. Хватит играть в молчанку.
— Я хотела задать тебе несколько вопросов,— начала, взяв стул и усаживаясь возле сына.
Вася продолжал рассматривать. «Огонек».
— Не. считаешь ли ты,, что пора, наконец, сказать, куда дел вещи, которые, вытащил из шкафа?
— Они твои или мои?
— Пока что своего у тебя ничего нет.— Елена Ивановна не выдержала взятого с самого начала спокойного тона.
— Напрасно ты этого не сказала раньше. Я пошел бы работать и позаботился бы, чтоб вещи у меня были свои.
— Думаешь, что так легко — работать и учиться?.. Зазвонил телефон. Елена Ивановна взяла трубку,
услышала взволнованный голос Ясиневой:
— Все хорошо, Елена Ивановна! Представить себе не могу, что завтра никуда не надо бежать... Спасибо вам, милая. Какое же вам спасибо! Кончился этот ужас. Если б я могла что-то для вас сделать...
— Вот попаду, к вам в больницу, уколов больше дадите, иглу потолще возьмете.
— Ну, можно ли так шутить?! Спасибо еще раз. Бегу успокоить маму.
- Привет ей и всего вам доброго!—Елена Ивановна медленно положила трубку на рычаг и обернулась к сы-ну:— Ты, дружок, так и не ответил на мой вопрос.
— Вы оба все забываете, что я -человек взрослый ж волен поступать так, как нахожу нужным. Я ведь тебе никаких вопросов не задавал и не задаю.
— Спрашивай, если нужно. - А может, лучше не спрашивать? -— Губы Васи искривила недобрая усмешка. Лицо с мягкой линией подбородка и щек словно отвердело, резче обозначились
скулы.
— Говори, раз уж начал.
— И ты ответишь правду?
— Во лжи меня еще никто не уличил.
— Хорошо.— Он отвел глаза, не сразу спросил: —Почему ты никогда не рассказываешь об отце? О моем отце? И... тот знает, что вы не были... в загсе?
Елена Ивановна отшатнулась. Никак не ждала она этого вопроса. Дыхание у нее перехватило, она почувствовала, как кровь ударяет в затылок.
— Разве это имеет какое-либо значение?
— Для меня нет...— Он сделал ударение на слове «меня».— А бабушки, дедушки, какие-нибудь родственники
остались?
— Я их не знала.
— Никого?
— Никого.
— А откуда он родом?
— Тоже с Украины. Полтавчанин.— Она не сомневалась, что когда-нибудь произойдет этот разговор. Первой хотела его начать. Рассказать ему, взрослому, все, в чем не призналась даже Николаю. Но сейчас, при таких обстоятельствах, она не станет говорить о прошлом, дорогом и тяжелом. Не будет оправдываться, потому что оно действительно прозвучит как оправдание. Такого чужого, пусть даже сына, она не пустит в т.о„ что касалось только ее и Тараса — его отца.
Она так и осталась сидеть в темной комнате, прислушиваясь к замирающим на лестнице шагам сына. Откуда он узнал? Ведь она никогда никому не показывала метрики. Сказала, что сгорела в Ленинграде— метрика мальчика с прочерком против фамилии отца. А она в бумагах, в ее старой сумке.
Так и есть: в спальне на полу раскрытый чемодан, с которым когда-то приехала из Ленинграда. Что искал Вася в ее бумагах? Она торопливо перебирала их. Справка о работе в госпитале. Пропуск — разрешается ходить по городу после комендантского часа. Это когда они собирали по домам, по квартирам осиротевших детей. Удостоверения к медалям. Кусочек клеенки, который надели на руку новорожденному... Счастливые, незабываемые минуты в холодном госпитальном коридоре, где она услышала первый крик своего сына. Рядом такие же, как она, матери. Но казалось — нет счастливей ее, потому что она дала жизнь сыну Тараса, которого нет и который будет жить в этом мальчике.
Вот она, пожелтевшая вырезка из фронтовой газеты: «Пал смертью храбрых Тарас Сокур».
Школьные грамоты Васи, несколько уцелевших фотографий мамы, отца. Но в конверте не было еще одной-единственной фотографии Тараса.
Этого снимка Елена Ивановна так и не нашла.
ГЛАВА 6
Николай Степанович без особого удовольствия думал о необходимости идти в магазин, чтобы выбрать подарки жене. Было время, когда находил в этом прелесть, представляя себе, как обрадуется Леля новым туфлям или красивому платью. Но теперь у нее больше чем достаточно всякой всячины. Однако раз пообещал привезти шубку — надо идти, хотя капитану вроде бы и не к лицу это.
Неожиданно на помощь пришла Татьяна Константиновна, предложив свои услуги. Получилось это случайно — просто к разговору. Виктор, который уже бывал в Монреале, пообещал показать город, проводить Лазареву в лучшие магазины. И тут Николай Степанович между прочим заметил: и ему надо отправиться за покупками. Однако он не совсем уверен, что при нынешней моде выберет то, что носят.
Лазарева, мило улыбнувшись, сказала полушутя, что берется выполнить все его поручения. Из вежливости Николай Степанович сначала отклонил это предложение. Но потом согласился.
Оставалось выяснить, что купить и какой размер платья носит жена капитана.
— Елена Ивановна в плечах, пожалуй, чуть-чуть пошире вас, а рост такой же,— уточнил Виктор.— Вполне можете на себя примерять.
— Меня всегда восхищают женщины, которые, имея взрослых детей, сохраняют в таком возрасте девичью фигуру,— со свойственной ей непосредственностью воскликнула Лазарева.
Николаю Степановичу стало не по себе от слов «в таком возрасте». Но обижаться глупо, да еще когда это сказано так искренне и доброжелательно. Ему в двадцать три даже сорокалетние казались стариками. Однако он все же уточнил, сбавляя жене год.
Лазарева уточнение поняла по-своему:
— Да, да. Я постараюсь выбрать что-нибудь поскромнее и поизящнее.
— Буду крайне признателен,— чуть-чуть холоднее, чем следовало, проговорил Николай Степанович. Он никогда не задумывался над тем, что Леля старше его, и слова Лазаревой были почему-то неприятны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105