Перед тем, как выйти, он еще раз пробормотал:
— Извините. До свидания.
Елена Ивановна проводила его взглядом. Нет, человек этот не преувеличивает, не кривит душой. Не вошел, как иной посетитель, с заискивающей улыбкой, которая после отказа исчезает, и лицо приобретает угрожающее выражение: «Ничего, пойду жаловаться выше!» Или входит «больной» человек: голова подергивается, одышка, вздохи, а уходит — про одышку и про нервный тик начисто позабудет.
Этот паренек каким вошел, таким и вышел, немного неуклюжий, застенчивый.
До чего похож на Васю. И глаза, и волосы темно-русые, вьющиеся. На людях и Вася далеко не такой бойкий, как дома.
У Филиппова нет никаких подтверждающих его слова документов. Но говорит он чистую правду.
— А комнату надо оставить ему,— негромко проговорила Елена Ивановна и взглянула на Зину Мишину.
— Девять метров, непригодное жилье, а еще будет второй ребенок,— поддержала Зина.
— Не год придется ему ждать, а побольше,—продолжала Елена Ивановна.— И не в роскоши живет. Заметили, какой у него пиджачок?
— Ну, это еще ни о чем не говорит. Инженер, жена работает,— сказал Кононенко.
Его помощник поднялся, собираясь пригласить последнюю по списку посетительницу.
— Нельзя так отпускать человека.— Голос Елены Ивановны звучал взволнованно.
Кононенко взглядом остановил помощника.
— Сто раз утюженный пиджачок, а если уж туфель нет летних... Нет, конечно, не это главное. Вон по Дерн-басовской лоботрясы шатаются, так их надо воспитывать, их поддерживать, трудоустраивать. А этому, значит, не надо помочь? Рабочему человеку, который, имея семью, институт закончил. Семья молодая. А он и правоты своей доказать не сумел. Даже справками не запасся. Но ведь
он имеет право на комнату, раз освободилась в той же квартире. И фамилия с теткой одна. Поддержать его надо. Обязательно!
— Другой бы на его месте еще при жизни тети прописался бы в ее комнате,— горячо заговорила Зина Мишина.— Товарищ Ярошенко права. Комната должна остаться за Филипповым.
— Вот это натиск,— рассмеялся Кононенко и ваял трубку.
Объяснялся он е председателем райисполкома.
— Вступились тут за Филиппова. Значит, его комната действительно в таком состоянии? Нет, нет, вовсе не вмешиваюсь в твои дела, вот они, депутаты, вмешались. Понимаю, понимаю,— наша милиция... Но ведь в этой же квартире... Ты разберись, учитывая настоятельные высказывания наших депутатов.
Кононенко положил трубку.
После приема Елена Ивановна, Зина Мишина и еще трое депутатов получили задание проверить те самые списки, о которых говорили женщина-плановик и пожилой рабочий.
Пока Лидия Павловна распределяла, кому и по каким адресам идти с проверкой, Елена Ивановна решила съездить к Филиппову. Ведь он и не догадается еще раз пойти в райсовет, сочтет разговор оконченным: в райсовете отказ, в горсовете отказ, чего же опять идти? По тому, как он говорил, как извинялся, ясно: дело свое считает решенным.
Филиппов несказанно удивился приходу Ярошенко. Так и застыл у полки с книгами, которые складывал в разостланное на детском кровати одеяло.
Кроме него, в комнате сидел, свесив с кресла руки, старик могучего телосложения.
На приветствие он не ответил, даже головы не повернул.
— Отец парализован,— объяснил Филиппов и, кивнув на полки, вздохнул: — В моей комнате сыро, так что книги я у тети держал. И сынишка тут спал.
— А отец? — спросила Елена Ивановна.
— Они с мамой тоже здесь, за занавеской.
Из кухни вышла мать Филиппова — сухонькая, маленькая женщина. Глаза красные, вспухшие от слез.
- Как я теперь без Сереги управляться буду? Ни поднять, ни повернуть мужа...
— Но как же вы ничего... Ну совсем ничего этого не сказали, не объяснили? —Елена Ивановна укоризненно смотрела на Филиппова.
— Так у мамы с папой есть площадь.
— Восемь метров на Слободке,— вставила мать.— Ну и ладно там, восемь, не восемь. Так беда — ни воды, ни удобств.
— Вот и пришлось папу после больницы сюда перевезти. Они с тетей родные брат и сестра.
— Сережа утром забежит, поднимет отца, поможет его убрать. А хорошая погода —на солнышко во двор вынесет. Что теперь делать будем? — Женщина села на табурет, невидящими глазами смотрела перед собой.
— Пойдемте, покажите мне, пожалуйста, вашу комнату,— попросила Елена Ивановна.
Маленькая комнатушка и трещина, сквозь которую можно просунуть руку. Две узкие кровати. На одной из них лежала молодая женщина. Она села, закрыв тетрадь, которую читала, и поправила платье на округлом животе. Настороженный взгляд скользнул по лицу Елены Ивановны.
— Из горсовета,— сказал Филиппов.
— Хоть бы диплом дали защитить! Осматривайте, осматривайте, а потом посоветуйте, как нам всем здесь разместиться.— Она с неприязнью взглянула на гостью.
— Почему никто из вас не прописался на площади те-ти? — спросила Елена Ивановна, хотя предугадывала ответ и ожидала его подтверждения. Подтверждения все-го того, что здесь увидела, и своего представления об облике Сергея Филиппова.
— Это было невозможно,— сказал Филиппов и взглянул на жену.
Та пояснила:
— Тетя никак в себя не могла прийти, когда с папой это случилось. Он был ее младшим братом. Теперь, мол, и мне. Старались успокоить, отвлечь. Как же повернулся бы язык: пропиши?
— Однажды она с мамой сама об этом заговорила, Помнишь, Лиза?
Лиза кивнула.
— Мама на нее руками замахала: и слушать не хочу! Поверите,— Филиппов приложил к груди широкие ладони.— Поверите ли, настроение у тети даже изменилось, повеселела. Мы все заметили. Она была веселая, добрая..,
— Сережина вторая мама,— добавила Лиза, и они надолго замолчали. Видимо, не успели еще свыкнуться с горькой утратой, потому что словно позабыли о присутствии чужого человека.
— Я пойду,— сказала Елена Ивановна.— Желаю вам, Лиза, успешно защитить диплом. И еще желаю, чтобы у вашего сына появилась здоровенькая, красивая сестричка.
— Спасибо! — Лиза улыбнулась той особой ясной улыбкой, которая свойственна лишь женщинам, с тревожной радостью ожидающим дитя.
В коридоре, куда Елена Ивановна вышла вместе с Филипповым, она остановилась и, стараясь говорить будничным тоном,заметила:
— Комнату, вероятно, оставят вам.
— Как же так, не... понимаю.
— Но завтра же идите в райсовет и... будьте понастойчивее.
— Они мне отказали. Зачем же идти?
— Когда вы ушли, председатель позвонил в райсовет и ходатайствовал за вас. Думаю, теперь все уладится.
— Не верится, просто не верится,— пробормотал Филиппов.
— Вот мой номер телефона.— Елена Ивановна долго рылась в сумке, отыскивая карандаш, доставая блокнот. Ей тоже трудно было говорить. Мальчик, совсем еще мальчик, как Вася, и такая семья на руках, столько забот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
— Извините. До свидания.
Елена Ивановна проводила его взглядом. Нет, человек этот не преувеличивает, не кривит душой. Не вошел, как иной посетитель, с заискивающей улыбкой, которая после отказа исчезает, и лицо приобретает угрожающее выражение: «Ничего, пойду жаловаться выше!» Или входит «больной» человек: голова подергивается, одышка, вздохи, а уходит — про одышку и про нервный тик начисто позабудет.
Этот паренек каким вошел, таким и вышел, немного неуклюжий, застенчивый.
До чего похож на Васю. И глаза, и волосы темно-русые, вьющиеся. На людях и Вася далеко не такой бойкий, как дома.
У Филиппова нет никаких подтверждающих его слова документов. Но говорит он чистую правду.
— А комнату надо оставить ему,— негромко проговорила Елена Ивановна и взглянула на Зину Мишину.
— Девять метров, непригодное жилье, а еще будет второй ребенок,— поддержала Зина.
— Не год придется ему ждать, а побольше,—продолжала Елена Ивановна.— И не в роскоши живет. Заметили, какой у него пиджачок?
— Ну, это еще ни о чем не говорит. Инженер, жена работает,— сказал Кононенко.
Его помощник поднялся, собираясь пригласить последнюю по списку посетительницу.
— Нельзя так отпускать человека.— Голос Елены Ивановны звучал взволнованно.
Кононенко взглядом остановил помощника.
— Сто раз утюженный пиджачок, а если уж туфель нет летних... Нет, конечно, не это главное. Вон по Дерн-басовской лоботрясы шатаются, так их надо воспитывать, их поддерживать, трудоустраивать. А этому, значит, не надо помочь? Рабочему человеку, который, имея семью, институт закончил. Семья молодая. А он и правоты своей доказать не сумел. Даже справками не запасся. Но ведь
он имеет право на комнату, раз освободилась в той же квартире. И фамилия с теткой одна. Поддержать его надо. Обязательно!
— Другой бы на его месте еще при жизни тети прописался бы в ее комнате,— горячо заговорила Зина Мишина.— Товарищ Ярошенко права. Комната должна остаться за Филипповым.
— Вот это натиск,— рассмеялся Кононенко и ваял трубку.
Объяснялся он е председателем райисполкома.
— Вступились тут за Филиппова. Значит, его комната действительно в таком состоянии? Нет, нет, вовсе не вмешиваюсь в твои дела, вот они, депутаты, вмешались. Понимаю, понимаю,— наша милиция... Но ведь в этой же квартире... Ты разберись, учитывая настоятельные высказывания наших депутатов.
Кононенко положил трубку.
После приема Елена Ивановна, Зина Мишина и еще трое депутатов получили задание проверить те самые списки, о которых говорили женщина-плановик и пожилой рабочий.
Пока Лидия Павловна распределяла, кому и по каким адресам идти с проверкой, Елена Ивановна решила съездить к Филиппову. Ведь он и не догадается еще раз пойти в райсовет, сочтет разговор оконченным: в райсовете отказ, в горсовете отказ, чего же опять идти? По тому, как он говорил, как извинялся, ясно: дело свое считает решенным.
Филиппов несказанно удивился приходу Ярошенко. Так и застыл у полки с книгами, которые складывал в разостланное на детском кровати одеяло.
Кроме него, в комнате сидел, свесив с кресла руки, старик могучего телосложения.
На приветствие он не ответил, даже головы не повернул.
— Отец парализован,— объяснил Филиппов и, кивнув на полки, вздохнул: — В моей комнате сыро, так что книги я у тети держал. И сынишка тут спал.
— А отец? — спросила Елена Ивановна.
— Они с мамой тоже здесь, за занавеской.
Из кухни вышла мать Филиппова — сухонькая, маленькая женщина. Глаза красные, вспухшие от слез.
- Как я теперь без Сереги управляться буду? Ни поднять, ни повернуть мужа...
— Но как же вы ничего... Ну совсем ничего этого не сказали, не объяснили? —Елена Ивановна укоризненно смотрела на Филиппова.
— Так у мамы с папой есть площадь.
— Восемь метров на Слободке,— вставила мать.— Ну и ладно там, восемь, не восемь. Так беда — ни воды, ни удобств.
— Вот и пришлось папу после больницы сюда перевезти. Они с тетей родные брат и сестра.
— Сережа утром забежит, поднимет отца, поможет его убрать. А хорошая погода —на солнышко во двор вынесет. Что теперь делать будем? — Женщина села на табурет, невидящими глазами смотрела перед собой.
— Пойдемте, покажите мне, пожалуйста, вашу комнату,— попросила Елена Ивановна.
Маленькая комнатушка и трещина, сквозь которую можно просунуть руку. Две узкие кровати. На одной из них лежала молодая женщина. Она села, закрыв тетрадь, которую читала, и поправила платье на округлом животе. Настороженный взгляд скользнул по лицу Елены Ивановны.
— Из горсовета,— сказал Филиппов.
— Хоть бы диплом дали защитить! Осматривайте, осматривайте, а потом посоветуйте, как нам всем здесь разместиться.— Она с неприязнью взглянула на гостью.
— Почему никто из вас не прописался на площади те-ти? — спросила Елена Ивановна, хотя предугадывала ответ и ожидала его подтверждения. Подтверждения все-го того, что здесь увидела, и своего представления об облике Сергея Филиппова.
— Это было невозможно,— сказал Филиппов и взглянул на жену.
Та пояснила:
— Тетя никак в себя не могла прийти, когда с папой это случилось. Он был ее младшим братом. Теперь, мол, и мне. Старались успокоить, отвлечь. Как же повернулся бы язык: пропиши?
— Однажды она с мамой сама об этом заговорила, Помнишь, Лиза?
Лиза кивнула.
— Мама на нее руками замахала: и слушать не хочу! Поверите,— Филиппов приложил к груди широкие ладони.— Поверите ли, настроение у тети даже изменилось, повеселела. Мы все заметили. Она была веселая, добрая..,
— Сережина вторая мама,— добавила Лиза, и они надолго замолчали. Видимо, не успели еще свыкнуться с горькой утратой, потому что словно позабыли о присутствии чужого человека.
— Я пойду,— сказала Елена Ивановна.— Желаю вам, Лиза, успешно защитить диплом. И еще желаю, чтобы у вашего сына появилась здоровенькая, красивая сестричка.
— Спасибо! — Лиза улыбнулась той особой ясной улыбкой, которая свойственна лишь женщинам, с тревожной радостью ожидающим дитя.
В коридоре, куда Елена Ивановна вышла вместе с Филипповым, она остановилась и, стараясь говорить будничным тоном,заметила:
— Комнату, вероятно, оставят вам.
— Как же так, не... понимаю.
— Но завтра же идите в райсовет и... будьте понастойчивее.
— Они мне отказали. Зачем же идти?
— Когда вы ушли, председатель позвонил в райсовет и ходатайствовал за вас. Думаю, теперь все уладится.
— Не верится, просто не верится,— пробормотал Филиппов.
— Вот мой номер телефона.— Елена Ивановна долго рылась в сумке, отыскивая карандаш, доставая блокнот. Ей тоже трудно было говорить. Мальчик, совсем еще мальчик, как Вася, и такая семья на руках, столько забот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105