роман
Часть первая
ВСТРЕЧИ, РАЗЛУКИ
ГЛАВА 1
Бывают же такие удачные дни — и освободилась раньше обычного, и автобус будто ждал ее, чтобы доставить прямо в центр города, и кресло в парикмахерской. оказалось свободным. Значит, вечером она успеет все перегладить, пирогов испечь. А утром... Утром отправится в Николаев встречать Колю,
Медленно, солидно пристанет к причалу «Иртыш». Коля с мостика отыщет ее в толпе женщин, улыбнется, кивнет и снова: «Лево руля! Еще чуть-чуть лево... Подать шпринг!» А, женщины оглянутся на нее, это ей ведь улыбнулся капитан. Оглянутся и осмотрят — костюм, прическу, туфли.
Надо еще зайти к портнихе — платье, наверное, давно готово.
Остановившись у дверей, Елена Ивановна достала ключ... Смешно — дрожат руки, как у девчонки, которая ждет из первого рейса своего любимого. Но что поделаешь, всякий раз перед приходом судна не спишь, нервничаешь— то радуешься скорой встрече, то вдруг закрадывается тревога: здоров ли, все ли в порядке? Ведь ничего не сообщает с моря ни он и никто другой, как не сообщает ему и она, когда болеет. Для него дома всегда все хорошо, всегда все здоровы.
Комната пропиталась дымом. Опять Вася курил. На столе — гора книг. С дивана не потрудился убрать подушки, одеяло. Как нарочно, перед приходом отца устроил такой беспорядок. Хотя знает — времени у нее в обрез, некогда прибирать. Сам же умчался неизвестно куда.
Кажется, звонят.
— Простите, мне... хотелось бы видеть Ярошенко. Елену Ивановну,— запинаясь проговорила высокая худенькая женщина в скромном коричневом платье.
— Я — Елена Ивановна.
Женщина обрадовалась и, словно не веря, что перед ней та, которую искала, повторила свой вопрос:
— Вы товарищ Ярошенко? Депутат?
— Да. Входите, пожалуйста.— Елена Ивановна открыла дверь в комнату. Все то, что нужно сделать по хозяйству, так и останется несделанным, и к портнихе не выбраться.
Объяснить бы женщине — муж приходит из рейса, попросить зайти через несколько дней? Вообще-то... Вообще-то, объяснить можно, но посетительница так обрадовалась...
— Садитесь, пожалуйста. Можно сюда — на диван. Только вот постель унесу. Мой драгоценный отпрыск ушел, так все и бросил,—улыбнулась Елена Ивановна.
От «домашних» слов про постель и драгоценного отпрыска женщина приободрилась и, прижимая к груди толстый, завернутый в газету пакет, села.
— Какие же заботы бас ко мне привели?—вернувшись из спальни, спросила Елена Ивановна и уселась рядом с гостьей.
— Я Вера Ясинева. Медсестра. Работаю в больнице. Но не в этом дело. Я прошу, чтобы вы разобрались.
Елена Ивановна понимающе кивнула. Чувствовалось, что Ясинева, как это иногда бывает с застенчивыми людьми, растерялась и не может перейти к главному.
— Выслушайте меня, пожалуйста. Все хожу без толку. Каждый спешит, всем недосуг...
— Я никуда не тороплюсь,— сказала Елена Ивановна.— Никто нам не помешает, так что успокойтесь и рассказывайте.
— Спасибо! — Ясинева прижала к дрожащим губам платок.
— Ну, право же... Может, воды вам дать? — Елена Ивановна коснулась плеча Ясиневой.— Давайте чайку попьем. Я вмиг приготовлю. Стоит ли по пустякам так нервничать?
— Нет, это не пустяки. Знаете, как обидно, когда приходишь, думаешь — помогут, а тебе ответят: к сожалению, ничего не могу... А вас вот услышала, что так просто сказали, и не сдержалась...
— Сейчас во всем разберемся, только решим, как насчет чая,—-сказала Елена Ивановна, досадуя на себя за то, что подумала: не попросить ли женщину повременить? Услышала бы Ясинева после всех мытарств опять: зайдите завтра...
— Нет, нет, не беспокойтесь. Благодарю вас. Так вот — у меня мама старенькая. У брата живет. А я с детьми, с мужем в одной маленькой комнате...
Ясинева, успокоившись, стала рассказывать, что в их коммунальной квартире должна была освободиться комната, и, рассчитывая на это, она прописала у себя мать. Та, правда, из своей квартиры не выезжала — старенькая да и с зятем они на ножах.
— Комната освободилась, но ее тут же занял сосед. Принес справку: легкие не в порядке. Мы так и остались ни с чем. И вдруг, совсем неожиданно, умирает мой брат. От инфаркта.
— Это случилось там, у мамы?
— Нет, у Инны — его жены. В ее квартире. Из маминой брат не выписывался. Та, Инна, все ждала —старуха умрет, им останется комната. А мама, старенькая, жива. Умер он.
Елена Ивановна сидела молча. Уже поняла, в чем заключается просьба Ясиневой: очевидно, ее матери снова надо прописаться в своей квартире, и сложности в этом
никакой нет. Старушка никуда не выезжала, да и полугода не прошло, как она выписалась.
Когда Ясинева ушла, Елена Ивановна взглянула на часы. Надо просмотреть документы и завтра же выбрать время... Завтра нет. Завтра она будет стоять на причале и смотреть, как швартуется «Иртыш». Это будут самые радостные минуты. Потом, когда разрешат подняться на судно, Коля обнимет, немножко чужой за столько месяцев разлуки, и такой близкий.
Приветик! Это мы! — крикнул Вася, с шумом захлопывая за собой дверь.
Елена Ивановна поднялась, пошла навстречу сыну.
— Вася, как ты можешь...
— Уже снял ботинки! Уже перелетаю через комнату, чтобы не наследить и чтобы к приходу предка даже паркет отражал его мужественный облик.
— Папа приходит в Николаев.
— И ты, конечно, помчишься?
— Помчусь.
— Ну, давай, давай...— Вася поправил перед зеркалом курчавые длинные волосы. Пожалуй, слишком уж длинные.
— Не мешало бы хоть немного укоротить вихры,— заметила Елена Ивановна, выходя за сыном в кухню.
— А зачем? — спросил он, засовывая руку в банку с солеными огурцами.
— Возьми вилку. Взрослый человек...
— Студент,— с напускной значительностью дополнил Вася, откусив сразу пол-огурца.— Эта оранжевая тетя к тебе приходила?
— Почему оранжевая?
— Ну, волосы... И тоже, конечно, с мировой скорбью?
— Перестань! Не представляю, как бы я могла в твои годы так разговаривать с людьми.
— И я не представляю! Ведь ты и папочка — особое поколение. А мы — скептики, циники, лирики и вообще... мелкота!
— Перестань! — оборвала сына Елена Ивановна.
— А что я такого сказал?!
Она промолчала. Объясняться сегодня не хотелось. Собственно, ей никогда не хотелось ссориться с сыном, как бы вызывающе он себя ни держал. Повзрослеет, пройдут эти насмешечки, напускная грубость. Ведь он все тот же, что был прежде. Прибегал со двора шаловливый
мальчишка, как теленок, тыкался влажной головенкой в передник, и она ерошила его русые курчавые волосы. Вырвавшись, он хватал кусок хлеба и опять мчался во двор, где его ждали отважные «летчики» и бравые «артиллеристы». Вася был «танкистом», и по вечерам приходилось выслушивать подробный отчет, как он своим «танком» — старым жестяным корытом — «давил огневые точки противника».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Часть первая
ВСТРЕЧИ, РАЗЛУКИ
ГЛАВА 1
Бывают же такие удачные дни — и освободилась раньше обычного, и автобус будто ждал ее, чтобы доставить прямо в центр города, и кресло в парикмахерской. оказалось свободным. Значит, вечером она успеет все перегладить, пирогов испечь. А утром... Утром отправится в Николаев встречать Колю,
Медленно, солидно пристанет к причалу «Иртыш». Коля с мостика отыщет ее в толпе женщин, улыбнется, кивнет и снова: «Лево руля! Еще чуть-чуть лево... Подать шпринг!» А, женщины оглянутся на нее, это ей ведь улыбнулся капитан. Оглянутся и осмотрят — костюм, прическу, туфли.
Надо еще зайти к портнихе — платье, наверное, давно готово.
Остановившись у дверей, Елена Ивановна достала ключ... Смешно — дрожат руки, как у девчонки, которая ждет из первого рейса своего любимого. Но что поделаешь, всякий раз перед приходом судна не спишь, нервничаешь— то радуешься скорой встрече, то вдруг закрадывается тревога: здоров ли, все ли в порядке? Ведь ничего не сообщает с моря ни он и никто другой, как не сообщает ему и она, когда болеет. Для него дома всегда все хорошо, всегда все здоровы.
Комната пропиталась дымом. Опять Вася курил. На столе — гора книг. С дивана не потрудился убрать подушки, одеяло. Как нарочно, перед приходом отца устроил такой беспорядок. Хотя знает — времени у нее в обрез, некогда прибирать. Сам же умчался неизвестно куда.
Кажется, звонят.
— Простите, мне... хотелось бы видеть Ярошенко. Елену Ивановну,— запинаясь проговорила высокая худенькая женщина в скромном коричневом платье.
— Я — Елена Ивановна.
Женщина обрадовалась и, словно не веря, что перед ней та, которую искала, повторила свой вопрос:
— Вы товарищ Ярошенко? Депутат?
— Да. Входите, пожалуйста.— Елена Ивановна открыла дверь в комнату. Все то, что нужно сделать по хозяйству, так и останется несделанным, и к портнихе не выбраться.
Объяснить бы женщине — муж приходит из рейса, попросить зайти через несколько дней? Вообще-то... Вообще-то, объяснить можно, но посетительница так обрадовалась...
— Садитесь, пожалуйста. Можно сюда — на диван. Только вот постель унесу. Мой драгоценный отпрыск ушел, так все и бросил,—улыбнулась Елена Ивановна.
От «домашних» слов про постель и драгоценного отпрыска женщина приободрилась и, прижимая к груди толстый, завернутый в газету пакет, села.
— Какие же заботы бас ко мне привели?—вернувшись из спальни, спросила Елена Ивановна и уселась рядом с гостьей.
— Я Вера Ясинева. Медсестра. Работаю в больнице. Но не в этом дело. Я прошу, чтобы вы разобрались.
Елена Ивановна понимающе кивнула. Чувствовалось, что Ясинева, как это иногда бывает с застенчивыми людьми, растерялась и не может перейти к главному.
— Выслушайте меня, пожалуйста. Все хожу без толку. Каждый спешит, всем недосуг...
— Я никуда не тороплюсь,— сказала Елена Ивановна.— Никто нам не помешает, так что успокойтесь и рассказывайте.
— Спасибо! — Ясинева прижала к дрожащим губам платок.
— Ну, право же... Может, воды вам дать? — Елена Ивановна коснулась плеча Ясиневой.— Давайте чайку попьем. Я вмиг приготовлю. Стоит ли по пустякам так нервничать?
— Нет, это не пустяки. Знаете, как обидно, когда приходишь, думаешь — помогут, а тебе ответят: к сожалению, ничего не могу... А вас вот услышала, что так просто сказали, и не сдержалась...
— Сейчас во всем разберемся, только решим, как насчет чая,—-сказала Елена Ивановна, досадуя на себя за то, что подумала: не попросить ли женщину повременить? Услышала бы Ясинева после всех мытарств опять: зайдите завтра...
— Нет, нет, не беспокойтесь. Благодарю вас. Так вот — у меня мама старенькая. У брата живет. А я с детьми, с мужем в одной маленькой комнате...
Ясинева, успокоившись, стала рассказывать, что в их коммунальной квартире должна была освободиться комната, и, рассчитывая на это, она прописала у себя мать. Та, правда, из своей квартиры не выезжала — старенькая да и с зятем они на ножах.
— Комната освободилась, но ее тут же занял сосед. Принес справку: легкие не в порядке. Мы так и остались ни с чем. И вдруг, совсем неожиданно, умирает мой брат. От инфаркта.
— Это случилось там, у мамы?
— Нет, у Инны — его жены. В ее квартире. Из маминой брат не выписывался. Та, Инна, все ждала —старуха умрет, им останется комната. А мама, старенькая, жива. Умер он.
Елена Ивановна сидела молча. Уже поняла, в чем заключается просьба Ясиневой: очевидно, ее матери снова надо прописаться в своей квартире, и сложности в этом
никакой нет. Старушка никуда не выезжала, да и полугода не прошло, как она выписалась.
Когда Ясинева ушла, Елена Ивановна взглянула на часы. Надо просмотреть документы и завтра же выбрать время... Завтра нет. Завтра она будет стоять на причале и смотреть, как швартуется «Иртыш». Это будут самые радостные минуты. Потом, когда разрешат подняться на судно, Коля обнимет, немножко чужой за столько месяцев разлуки, и такой близкий.
Приветик! Это мы! — крикнул Вася, с шумом захлопывая за собой дверь.
Елена Ивановна поднялась, пошла навстречу сыну.
— Вася, как ты можешь...
— Уже снял ботинки! Уже перелетаю через комнату, чтобы не наследить и чтобы к приходу предка даже паркет отражал его мужественный облик.
— Папа приходит в Николаев.
— И ты, конечно, помчишься?
— Помчусь.
— Ну, давай, давай...— Вася поправил перед зеркалом курчавые длинные волосы. Пожалуй, слишком уж длинные.
— Не мешало бы хоть немного укоротить вихры,— заметила Елена Ивановна, выходя за сыном в кухню.
— А зачем? — спросил он, засовывая руку в банку с солеными огурцами.
— Возьми вилку. Взрослый человек...
— Студент,— с напускной значительностью дополнил Вася, откусив сразу пол-огурца.— Эта оранжевая тетя к тебе приходила?
— Почему оранжевая?
— Ну, волосы... И тоже, конечно, с мировой скорбью?
— Перестань! Не представляю, как бы я могла в твои годы так разговаривать с людьми.
— И я не представляю! Ведь ты и папочка — особое поколение. А мы — скептики, циники, лирики и вообще... мелкота!
— Перестань! — оборвала сына Елена Ивановна.
— А что я такого сказал?!
Она промолчала. Объясняться сегодня не хотелось. Собственно, ей никогда не хотелось ссориться с сыном, как бы вызывающе он себя ни держал. Повзрослеет, пройдут эти насмешечки, напускная грубость. Ведь он все тот же, что был прежде. Прибегал со двора шаловливый
мальчишка, как теленок, тыкался влажной головенкой в передник, и она ерошила его русые курчавые волосы. Вырвавшись, он хватал кусок хлеба и опять мчался во двор, где его ждали отважные «летчики» и бравые «артиллеристы». Вася был «танкистом», и по вечерам приходилось выслушивать подробный отчет, как он своим «танком» — старым жестяным корытом — «давил огневые точки противника».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105