— Я о других.— Она глубоко вздохнула.— На судне кто-нибудь. От зависти...
— Какая чепуха! Никто не посмеет. Мы любим друг друга.
— Когда все уладится, ты назовешь меня женой открыто перед всеми. Сейчас это наша тайна, твоя и моя.
— Умница,— улыбнулся Николай Степанович.
— А радиограммы пока посылай на имя Нины.
— И ты подписывай: «Твоя сестра Нина».
Татьяна, улыбнувшись, кивнула. Но ее больно кольнуло, что он так легко поддержал этот обман, так просто согласился. Она достала мягкую шелковую пижаму, которую еще в Одессе купила, удобные комнатные туфли. Он должен себя чувствовать дома, даже в этом гостиничном номере.
Последний вечер. Неужели он так ничего и не скажет о том, как все будет после его возвращения из рейса, и после ужина она снова очень осторожно коснулась этой темы.
— Я думаю, до начальства ничего не дойдет...
— А какое дело начальству до личной жизни капитана Терехова?! — хорохорился Николай Степанович. Но в душе был доволен, что Танюша проявляет такую осторожность, заботится, чтобы не повредить ему.
Она убедилась, что и относительно переписки повела себя верно, но это совсем не радовало. Неприятный оса-, док этот скоро исчез. Одна ночь осталась перед долгой разлукой. Всего одна ночь.
— Ты пойдешь каналом. Там на берегу есть поселок. Знаешь его? — Татьяна назвала село, которое заметила еще по дороге в Николаев. Берег там обрывистый, и фарватер проходит возле него.— Я буду стоять за селом. Ты меня увидишь в бинокль.
— И без бинокля увижу, — сказал Николай Степанович.
Она в последний раз пожелала ему счастливого плавания, благополучного возвращения.
Через несколько часов, убедившись, что «Иртыш» снялся, Татьяна взяла такси.
Доехала до села, о котором она говорила капитану, довольно скоро. Выйдя из машины, Татьяна пошла к обрыву.
На берегу возле кустов приткнулась легковушка. Первые «дикари» грелись на солнце, предусмотрительно расстелив на песке толстое одеяло.
Рыбьей чешуей серебрился лиман. С пронзительными криками носились над ним чайки. Неподалеку от берега застыли шлюпки с рыбаками, тоже застывшими у своих удочек. По фарватеру, отмеченному вешками, и дальше, к середине лимана, деловито сновали буксиры.
«Иртыша» еще не было видно.
Татьяна устала стоять на одном месте. Но и ходить неудобно — каблуки вонзаются в землю, рыхлую после дождя. Присела на свой чемоданчик, повернувшись спиной к весеннему солнцу.
А если судно задержится и придется сидеть до ночи? Ей уже очень хотелось, чтобы поскорее ушел в море «Иртыш». Устала. Смертельно устала от того, что нужно было взвешивать каждое слово, рассчитывать каждое движение, думать, как оно будет воспринято.
Держаться естественно можно будет, когда они станут мужем и женой для всех, не только вот так, тайно.
И эту тайну она тоже придумала. Как все тягостно.
Той, другой, сам объяснился в любви, умолял, упрашивал выйти за него.
Странная какая-то его Леля. Любая другая давно бы/ уже била тревогу, звонила во все колокола. Наверное, припугнуть хочет капитана, не подозревая, чем это может кончиться.
Татьяна вдруг почувствовала, что ревнует его к женщине, от которой он ушел. В их жизни было все искренне, чисто, им не нужно притворяться, лгать. И, признаваясь себе в том, что и ревнует и завидует, пыталась заглушить чувство вины своей перед той женщиной. С какой стати думать о совершенно незнакомом и чужом человеке? Ведь никто никогда не интересовался, как живется ей, Татьяне. Ни одного близкого человека не было рядом в тот год? когда умерла бабушка и мать взяла ее домой. Даже имени свекрови мама слышать не хотела.
А Татьяна так любила старуху, так тосковала о ней, но не смела даже плакать. Дома была чужой и в школе. Одета была хуже других, а училась на первых порах совсем плохо. Нина единственная, которая сразу стала хорошо к ней относиться. И казалось тогда, что Нина права: надо сделать им назло, раз они к ней так относятся. Все были уверены: она не «дотянет» до восьмого класса. Вот тут уж Татьяна сумеет сделать им назло. И «дотянет», и в институт поступит, потом накупит себе самых красивых платьев.
Ложась спать, представляла, как вырастет, как придет в школу. Все будут удивляться: неужели Лазарева?! А она с математичкой даже не поздоровается — будто не заметит.
Не могло такое детство не оставить отпечатка в душе. Давно ушли те злые и наивные мысли, но в одно Татьяна верила твердо: пусть каждый думает о себе, сам о себе позаботится. Почему же теперь, когда все произошло так, как она хотела, вдруг находит на тебя какое-то странное чувство, лезут в голову нелепые мысли: может, пересилить себя, и пусть Николай возвращается к своей Леле? Теперь, когда остаешься одна, все кажется каким-то ненастоящим, нечиетым. Бывает ли счастье таким?.. Вот и убеждаешь себя: я счастлива. Ничего, потом все забудется, и та, другая, утешится. Выйдет замуж. Обойдется...
Но когда же, наконец, появится «Иртыш»?
Татьяна пристально вглядывалась в серебряную рябь и вдруг увидела теплоход. Казалось, он стоит на месте. Ну да, конечно, «Иртыш»! Нет, движется потихоньку.
«Иртыш» подходил все ближе. Сняв с шеи легкую шелковую косынку, Татьяна подняла ее над головой.
Словно бы со стороны представляла себя на краю обрыва: черная волна волос, белое платье и прощальный взмах косынки. С этим пусть он уйдет в море.
Никто уже не сможет встать между ними. Даже ее собственные сомнения. Отныне его мысли, его чувства — все принадлежит ей безраздельно.
В,от уже можно различить на баке фигуру матроса.
А вот, на мостике, и Николай.
Несколько раз взмахнула косынкой.
Капитан приподнял над головой фуражку.
«Прощай, милый, прощай! Тоскливо будет без тебя. Очень тоскливо».
И все же, когда «Иртыш» величественно проплывал мимо, вздохнула с облегчением. Сделала все, что могла. Пусть теперь на нее работает время, одиночество, воспоминания и море...
«Прощай... Я тоже свыкнусь с мыслью, что стала твоей женой, соскучусь, и, когда ты вернешься, мы встретимся, как действительно родные и близкие люди. Прощай, дорогой!»
ГЛАВА 23
Нельзя сказать, чтобы Елена Ивановна не волновалась, дожидаясь, пока новый председатель начнет принимать трудящихся. Не раз присутствовала она в приемные часы прежнего. Уходила иногда с неприятным чувством: казалось, начальство отбивается от жалоб, накладывая резолюции с указанием отдела или руководителя.
Елена Ивановна считала, что резолюции эти по многих случаях всего лишь отписки.
Однажды свои соображения высказала ему, ожидая услышать в ответ резкую отповедь. Однако председатель, доверительно коснувшись ее руки, сказал: «В ящике у меня нет ключей от квартир. И не только ключей, но и многого другого, чего у меня просят».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105