С самого выхода в море Виктор узел за узлом «пересыпал» оборудование. Заменял, монтировал, паял. Странно, что Терехов мирился со всем этим. «Сначала все шло хорошо, потом через пень колоду», - сказал он, когда Виктор завел разговор о неисправностях в радиорубке.
Конечно, «сначала шло хорошо», если хозяйство Досталось в полном порядке. Но ведь этот порядок надо поддерживать. Не поверил бы, если б кто сказал, что столько может внутри аппаратуры скопиться пыли и грязи. Даже какой-то линялый прусак вылез из-под лампы. И окуривание не взяло.
В большой обиде был Виктор на своего предшественника. Получалось так, что теперь нужно было работать и за себя, и за него. От Олега Илларионовича, второго радиста, особого проку нет. Все старается увильнуть от дополнительной работы. Разбаловался. Гитара, шахматы, бадминтон — только не работа. Отсидел свое время и пошел прогуливаться. Конечно, мальчишка еще. Вообразил, что так, как последнее время было заведено на «Иртыше», и должно быть.
Виктор сразу же повел себя с ним строго, официально. И сразу, с первых дней, стало понятно, почему капитан так настаивал на его, Виктора, назначении. Тот деятель едва не угробил передатчик.
Виктор возмущался. Но то, что был он все время занят, отвлекало его от горьких дум о доме. Выходили в неспокойную Атлантику, и на Олега тоже легла солидная нагрузка. Он уже не отказывался от дополнительной работы, но с таким оскорбленным видом оставлял свою гитару, что Виктор едва сдерживался. И не только гитара, мало ли есть способов показать начальству, что вахта кончилась и радист имеет право отдыхать.
Взявшись за работу, Олег некоторое время молчал, потом заводил разговор на свою излюбленную тему: в каком порту что будет покупать.
— В Сингапуре собираюсь приобрести джинсы. Говорят, там это дешево.
— Может быть,— буркнул Виктор, не поднимая головы. Он даже не слышал, что сказал Олег. Высчитывал дни. Лиза сообщала о своем приезде в московскую больницу. Так посоветовала Татьяна. Значит, все же на месте не решились на операцию. Но ведь в науке каждый день что-то новое, может, какое-либо совсем чудодейственное средство изобрели в Москве, и Татьяна сразу же об этом узнала. Но Лиза, несмотря на его радиограммы, отвечает уклончиво, туманно..
Наверное, есть надежда, но Татьяна не хочет раньше времени обнадеживать. Над каждой и над всеми вместе радиограммами подолгу раздумывал. Ясно одно: Татьяна принимала участие в их составлении. Если вчитаться, то кажется, будто среди грозовых туч где-то различима узкая голубая полынья неба.
Будь его хозяйство таким, как раньше, связался бы по радиотелефону с Москвой, нашел бы Лизу, узнал, что там с Юриком. Или вызвал бы к телефону Татьяну. Не упросил бы сказать правду, так по ее тону, по голосу догадался бы, на что надеяться, чего опасаться. Только ничего сейчас не добиться. Грозовые разряды, никакой слышимости. Да и расстояние немалое. ,
Вот живут же люди, имеют здоровых детей и не понимают, какие они счастливые. Еще спрашивают, что такое счастье. Еще на что-то жалуются.
А счастье — для него так мало надо и так много: чтобы Юрик поправился, стал таким, как все ребята, шалил, мастерил рогатки, приносил из школы кляксы, пятерки и двойки.
Не понимают люди своего счастья.
Татьяна вылечит. Если это возможно, то только она поможет. Раз уж случилось такое удивительное совпадение, что лечит она малышей, то и дальше надо надеяться, надеяться... Конечно, она всех старается вылечить, но с Юриком будет по-особому. Таня поняла, знает: нет радости, нет жизни, пока малыш болен.
— Удивляюсь вам, Виктор Дмитриевич, человек вы молодой, и ничего вас не интересует. Беру над вами шефство и хоть галстук модный заставлю купить.— Олег приостановил работу и почесал отверткой затылок. Волосы он отрастил чуть ли не до плеч, но мало эаботился о них, поэтому светлые длинные пряди слиплись от жесткой воды и издали напоминали мочалку.— Удивляюсь вам, как можно дни и ночи проводить в радиорубке. Памятник, думаете, на нашем бульваре поставят?
Виктор надеялся, что Олегу надоест болтать, но тот не умолкал.
— Неужели вы все еще не поняли, Олег Илларионович, что мы идем во Вьетнам?
— Правильно,—обрадовался Олег.— Правильно. Л потом — в Сингапур, И вдруг — в Англию, Один мой приятель в Лондоне купил отрез, тут же и пошили центровой костюмчик отхватил.
— У вас такое настроение, словно мы не в рейс, а в универмаг отправились.
— Пойду нарзанчику приму, пить хочется,— проговорил Олег, придумав предлог, чтобы выскользнуть из рубки.
Но до каюты он дойти не успел. Прозвучал пронзительный сигнал пожарной тревоги. Всякий раз от этих сигналов становилось не по себе. А если в самом деле пожар?! Однако он тут же успокоился, потому что после выхода из Одессы эта— уже шестая по счету тревога.
Затопали по палубе сапоги матросов. Раскатились по коридорам, надстройкам плоские ленты брезентовых шлангов.
Прежде чем занять свое место у аварийного передатчика, Олег выглянул из коридора наружу. Палуба была окутана густым дымом, рыжие языки лизали фальшборт. Любезное, перехватив у матроса тяжелую серую кошму,
которую тот никак не решался бросить, рывком развернул ее и накрыл пламя. Кто-то из матросов прыгнул сверху, затаптывая края, из-под которых вместе с дымом вырывались узкие полоски огня.
Удостоверившись, что на палубе все в порядке, Олег вбежал в рубку и занял свое место. Виктор метнул гневный взгляд на него, потом на часы.
— Очевидно, мои замечания вы всерьез не принимаете, — сказал после отбоя.— Что ж, пеняйте на себя. Вы не дошкольник, а я не воспитательница. Здесь не детский сад, здесь море — и служба должна быть морская.
Олег считал, что начальник рации только пугает его выговором, как бы одним из элементов «игры в пожар». Капитану доставляет удовольствие поднять людей, как будто и так мало работы. И Виктор Дмитриевич усердствует, а тревога-то учебная.
Однако Виктор тут же написал проект приказа и понес капитану на подпись.
На палубе пахло гарью. Краска на переборках вздулась пузырями, облупилась.
На белой фуражке капитана пятно копоти. Сам Терехов вышел из ванной, вытирая лицо и шею.
— Я позже зайду,— сказал Виктор.
— Давайте, что там у вас? — набросив на плечи китель, капитан сел к столу, прочитал рапорт, подписанный Виктором.— Не слишком ли строго, сразу выговор? Парень молодой.
— Не молодой, а безответственный,— резко ответил Виктор.
Николай Степанович поставил свою подпись. Пусть получает административные взыскания, если не действуют на гитариста никакие убеждения. Посерьезней бы нужен радист.
Но пока Виктора Ковшова прислали, не раз пришлось напоминать, просить, ходить в отдел кадров. Да и сразу всю службу не заменишь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105