В институте Елене Ивановне сообщили об академическом отпуске на год, который дали Василию Яро-шенко по его просьбе.
Елена Ивановна, рассказывая все это, не плакала, но в глазах ее было столько тревоги, столько отчаяния,
что Николай Степанович почувствовал угрызения совести.
Он понимал: исчезновение сына связано с последним разговором. Но несмотря на просьбы жены, не стал объяснять, что произошло между ними в ее отсутствие. Если все рассказать, то каждую фразу, каждое слово она истолкует по-своему. Кто-то должен быть виноват в случившемся, и уж, конечно, не ее Вася. К тому же тот настаивал, чтобы мать в их разговор не посвящать.
— Куда? Куда он мог уехать? В Ленинград? Но там у нас никого нет. Что делать? Что теперь делать?
- И в милицию не обратишься, скажут — парень совершеннолетний,— Николай Степанович считал, что вообще ничего не нужно делать. Никуда не денется. Побегает, побегает и вернется домой.
— Денег не взял, не взял ничего теплого,—сокрушалась Елена Ивановна.
— А не кажется ли тебе, что он вообще никуда не уехал и денечка через два объявится?
Она взглянула на мужа с таким испугом, что он сразу же пожалел о своем предположении.
— А институт? Отпуск? — проговорила она после тягостного молчания.
— Влюбился, женился,— попытался пошутить Николай Степанович.
— Коля, пожалуйста, вот телефоны двух его приятелей. Мне они ничего не сказали. Не знают или притворяются. Вася, оказывается, не ночевал у Тимы.
— Хорошо, я позвоню.
Но и Николай Степанович ничего не добился. Похоже— ребята действительно только что узнали о Васином отъезде.
— Леля, прошу тебя, успокойся,— как можно мягче произнес Николай Степанович. Он старался не показывать жене, что возмущен поступком сына. Придешь из рейса, непременно жди какой-нибудь демонстрации. Так и теперь: уйдет отец в море, и Васенька тут же примчится под мамино крылышко. А в каком состоянии он, Николай, уходит в рейс — до этого никакого дела нет, как безразлично и то, что дома не отдых, а сплошная нервотрепка. Своего сына он бы с первых лет жизни воспитал в строгости и повиновении. Не допустил бы никогда такого панибратского отношения с родителями.
А этот всегда волчонком смотрел. И не знаешь, чего от него ждать. Хорошо, если он действительно уехал. Пусть попробует заработать. Небось, оценит, чего лишился.
— Наши отцы и деды не так, как мы с тобой, своих детей воспитывали. С десяти лет мой отец в поле спину гнул,— в раздумье сказал Николай Степанович.
— Наши деды и при лучине сидели, а у нас с тобой телевизор,— усмехнулась Елена Ивановна.— И в школу ты ходил, а не в поле, когда жил в селе. Зачем же вспоминать плохое? Детство горькое наших дедов. Да еще своих детей им попрекать.
Николай Степанович взглянул на жену. Промолчал. Стемнело. Он подошел к столу, взял папиросы, включил свет и, закурив, уже спокойно заговорил:
— Ничего страшного, я думаю, не случилось.
Елена Ивановна отняла руки от лица, взглянула на мужа со слабой надеждой — вдруг он нашел объяснение
Васиному поступку.
— Да, ничего страшного,— твердо проговорил Николай Степанович.— Мы с тобой младше были, сами о себе заботились. Не пропали, не сбились с пути. Ничего не случится и с ним. Взрослый парень, захотел самостоятельности. А с голоду у нас никто еще пока не умирал.
— Разве в этом дело? Разве я этого боюсь? — горестно покачала головой Елена Ивановна.— Вдруг он свяжется...
— Или связался? — безжалостно спросил Николай Степанович. — А связался бы здесь, Мы бы удержали? Ведь он ни с кем не считается, скрытничает. Так вот, Леля, будем надеяться, что самостоятельность пойдет ему на пользу. Через недельку твой блудный сын
вернется.
— Мой? — негромко переспросила Елена Ивановна. Он словно не заметил горечи в этом вопросе. И хоть понимал, что, прожив с Лелей столько лет, ему не следует этого говорить, не сдержался. Что-то мешало их прежнему Пониманию друг друга, вызывало раздражение.
— Да, твой! Оказывается, такой отец, как я, его не
устраивает.— Время ты выбрал не совсем подходящее для упреков.
Николаю Степановичу стало неловко за неуместную, глупую вспышку.
— Я лишь повторил его слова,— сказал уже спокойнее.
Елена Ивановна молчала, потрясенная тем, что у мужа с сыном могло быть такое объяснение, и тем, что Николай в такую минуту как бы переложил на ее плечи
вину.
Она подняла голову, взглянула на мужа. Вероятно, не так истолковал какую-нибудь Васину фразу, думала. Коля взвинчен, рассержен, да и ей порой все кажется преувеличенным. Волнения из-за сына, неприятности на работе. Сейчас она просто не в силах здраво судить обо всем.
Долго сидели они рядом. Николай Степанович молча поглаживал плечи жены, а ей подумалось, будто Вася и в самом деле никуда не уехал. Ушел сгоряча из института, повздорив с отцом. Отсиживается, вероятно, у товарищей, а уйдет Николай в рейс — сын вернется. Если б в самом деле уехал, то в записке хоть бы намекнул, куда едет. Вернется, и все опять наладится. Чего не случается в семье, даже в той, где дети родные?! Ей ли не знать. Ей, к которой приходят отцы и матери, просят помощи и совета.
— Леля,— Николай Степанович заглянул ей в глаза.— Хочешь, пойдем к Реутовым? Встретил Михаила Александровича, он пригласил.
— А может, лучше посидим дома?
— Я бы с удовольствием, но неудобно. Начальство, хоть и не мое, соблаговолило позвать. Тут уж ничего не поделаешь, надо идти,—пошутил он и поднялся.— Ключи оставим у Жени, чтобы наш путешественник не сидел на лестнице, если ему вздумается вернуться домой ранее намеченного срока.
— Ты так считаешь?—радостно улыбнулась Елена Ивановна.
Наш путешественник — это уже как прежде. Коля убежден, что Вася не уехал. Даже лучше, что они пойдут к Реутовым. Там, среди людей, улягутся волнения. И Николая нельзя все время держать в таком нервном напряжении. Ему в рейс, а отдохнуть не пришлось.
— Я сейчас! — Елена Ивановна взяла ключи и вышла. Вернулась она радостная, с газетой в руках.
— Хорошо, что заглянула в ящик. Смотри! Это мы с Осадчим сочинили! Ох и будет завтра шуму. Молодцы газетчики, все напечатали!
Николай Степанович очень строго сказал:
— Можно подумать, что тебе больше всех нужно,— и не выдержал, рассмеялся.— Ну давай, давай, я прочту!
ГЛАВА 11
— Я знал, что за Татьяну Константиновну благодарить будешь. Культурная, обаятельная женщина.— Михаил Александрович выжидающе взглянул на Николая Степановича.
— Верно! — подтвердил и капитан Каминский.
— Прошу к столу,— улыбаясь, проговорила жена Реутова — Лина Петровна, молчаливая женщина с серьезным, внимательным взглядом. В обращении с окружающими она держалась приветливо и просто. Просто были причесаны на прямой пробор ее темные седеющие волосы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
Елена Ивановна, рассказывая все это, не плакала, но в глазах ее было столько тревоги, столько отчаяния,
что Николай Степанович почувствовал угрызения совести.
Он понимал: исчезновение сына связано с последним разговором. Но несмотря на просьбы жены, не стал объяснять, что произошло между ними в ее отсутствие. Если все рассказать, то каждую фразу, каждое слово она истолкует по-своему. Кто-то должен быть виноват в случившемся, и уж, конечно, не ее Вася. К тому же тот настаивал, чтобы мать в их разговор не посвящать.
— Куда? Куда он мог уехать? В Ленинград? Но там у нас никого нет. Что делать? Что теперь делать?
- И в милицию не обратишься, скажут — парень совершеннолетний,— Николай Степанович считал, что вообще ничего не нужно делать. Никуда не денется. Побегает, побегает и вернется домой.
— Денег не взял, не взял ничего теплого,—сокрушалась Елена Ивановна.
— А не кажется ли тебе, что он вообще никуда не уехал и денечка через два объявится?
Она взглянула на мужа с таким испугом, что он сразу же пожалел о своем предположении.
— А институт? Отпуск? — проговорила она после тягостного молчания.
— Влюбился, женился,— попытался пошутить Николай Степанович.
— Коля, пожалуйста, вот телефоны двух его приятелей. Мне они ничего не сказали. Не знают или притворяются. Вася, оказывается, не ночевал у Тимы.
— Хорошо, я позвоню.
Но и Николай Степанович ничего не добился. Похоже— ребята действительно только что узнали о Васином отъезде.
— Леля, прошу тебя, успокойся,— как можно мягче произнес Николай Степанович. Он старался не показывать жене, что возмущен поступком сына. Придешь из рейса, непременно жди какой-нибудь демонстрации. Так и теперь: уйдет отец в море, и Васенька тут же примчится под мамино крылышко. А в каком состоянии он, Николай, уходит в рейс — до этого никакого дела нет, как безразлично и то, что дома не отдых, а сплошная нервотрепка. Своего сына он бы с первых лет жизни воспитал в строгости и повиновении. Не допустил бы никогда такого панибратского отношения с родителями.
А этот всегда волчонком смотрел. И не знаешь, чего от него ждать. Хорошо, если он действительно уехал. Пусть попробует заработать. Небось, оценит, чего лишился.
— Наши отцы и деды не так, как мы с тобой, своих детей воспитывали. С десяти лет мой отец в поле спину гнул,— в раздумье сказал Николай Степанович.
— Наши деды и при лучине сидели, а у нас с тобой телевизор,— усмехнулась Елена Ивановна.— И в школу ты ходил, а не в поле, когда жил в селе. Зачем же вспоминать плохое? Детство горькое наших дедов. Да еще своих детей им попрекать.
Николай Степанович взглянул на жену. Промолчал. Стемнело. Он подошел к столу, взял папиросы, включил свет и, закурив, уже спокойно заговорил:
— Ничего страшного, я думаю, не случилось.
Елена Ивановна отняла руки от лица, взглянула на мужа со слабой надеждой — вдруг он нашел объяснение
Васиному поступку.
— Да, ничего страшного,— твердо проговорил Николай Степанович.— Мы с тобой младше были, сами о себе заботились. Не пропали, не сбились с пути. Ничего не случится и с ним. Взрослый парень, захотел самостоятельности. А с голоду у нас никто еще пока не умирал.
— Разве в этом дело? Разве я этого боюсь? — горестно покачала головой Елена Ивановна.— Вдруг он свяжется...
— Или связался? — безжалостно спросил Николай Степанович. — А связался бы здесь, Мы бы удержали? Ведь он ни с кем не считается, скрытничает. Так вот, Леля, будем надеяться, что самостоятельность пойдет ему на пользу. Через недельку твой блудный сын
вернется.
— Мой? — негромко переспросила Елена Ивановна. Он словно не заметил горечи в этом вопросе. И хоть понимал, что, прожив с Лелей столько лет, ему не следует этого говорить, не сдержался. Что-то мешало их прежнему Пониманию друг друга, вызывало раздражение.
— Да, твой! Оказывается, такой отец, как я, его не
устраивает.— Время ты выбрал не совсем подходящее для упреков.
Николаю Степановичу стало неловко за неуместную, глупую вспышку.
— Я лишь повторил его слова,— сказал уже спокойнее.
Елена Ивановна молчала, потрясенная тем, что у мужа с сыном могло быть такое объяснение, и тем, что Николай в такую минуту как бы переложил на ее плечи
вину.
Она подняла голову, взглянула на мужа. Вероятно, не так истолковал какую-нибудь Васину фразу, думала. Коля взвинчен, рассержен, да и ей порой все кажется преувеличенным. Волнения из-за сына, неприятности на работе. Сейчас она просто не в силах здраво судить обо всем.
Долго сидели они рядом. Николай Степанович молча поглаживал плечи жены, а ей подумалось, будто Вася и в самом деле никуда не уехал. Ушел сгоряча из института, повздорив с отцом. Отсиживается, вероятно, у товарищей, а уйдет Николай в рейс — сын вернется. Если б в самом деле уехал, то в записке хоть бы намекнул, куда едет. Вернется, и все опять наладится. Чего не случается в семье, даже в той, где дети родные?! Ей ли не знать. Ей, к которой приходят отцы и матери, просят помощи и совета.
— Леля,— Николай Степанович заглянул ей в глаза.— Хочешь, пойдем к Реутовым? Встретил Михаила Александровича, он пригласил.
— А может, лучше посидим дома?
— Я бы с удовольствием, но неудобно. Начальство, хоть и не мое, соблаговолило позвать. Тут уж ничего не поделаешь, надо идти,—пошутил он и поднялся.— Ключи оставим у Жени, чтобы наш путешественник не сидел на лестнице, если ему вздумается вернуться домой ранее намеченного срока.
— Ты так считаешь?—радостно улыбнулась Елена Ивановна.
Наш путешественник — это уже как прежде. Коля убежден, что Вася не уехал. Даже лучше, что они пойдут к Реутовым. Там, среди людей, улягутся волнения. И Николая нельзя все время держать в таком нервном напряжении. Ему в рейс, а отдохнуть не пришлось.
— Я сейчас! — Елена Ивановна взяла ключи и вышла. Вернулась она радостная, с газетой в руках.
— Хорошо, что заглянула в ящик. Смотри! Это мы с Осадчим сочинили! Ох и будет завтра шуму. Молодцы газетчики, все напечатали!
Николай Степанович очень строго сказал:
— Можно подумать, что тебе больше всех нужно,— и не выдержал, рассмеялся.— Ну давай, давай, я прочту!
ГЛАВА 11
— Я знал, что за Татьяну Константиновну благодарить будешь. Культурная, обаятельная женщина.— Михаил Александрович выжидающе взглянул на Николая Степановича.
— Верно! — подтвердил и капитан Каминский.
— Прошу к столу,— улыбаясь, проговорила жена Реутова — Лина Петровна, молчаливая женщина с серьезным, внимательным взглядом. В обращении с окружающими она держалась приветливо и просто. Просто были причесаны на прямой пробор ее темные седеющие волосы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105