— А погодка, однако, посвежела.
Татьяна вышла из капитанского салона. За бортом вздувались синие бугры зыби. Резкий ветер по-разбойничьи посвистывал в оснастке корабля. Но ведь здесь, в южном полушарии, сейчас лето. Неужели же они не «проскочат»?! Шторм словно гонится за «Иртышом».
Когда утром заговорили о качке, кок Дзюба сказал, что их судно большое и никакой леший ему не страшен. Конечно, Индийский океан не всегда спокоен. На то он и океан. Но летом обойдется. Осенью и весной — вот когда жди неприятностей.
И Татьяна всячески успокаивала себя, припоминая рассуждения кока. Чтобы немножко отвлечься от тревожных мыслей, занялась своим лазаретом. Пожалуй, нигде не найдешь медицинского, кабинета, который только бы убирали и никогда им не пользовались. И медикаменты все налицо, за исключением тех, которые принимают при легкой простуде и насморке. Как ни странно, моряки простуживаются в жару, когда пересекают тропики. Прямо с палубы, разгоряченные, потные, бегут в помещение с кондиционированным воздухом, да еще включают на полную мощность вентиляторы. Воду им подавай только из холодильника. А потом прострелы, насморки. Сколько ни говори, сколько не объясняй, ничего не помогает. Как дети. Лишь капитан да Пал Палыч не злоупотребляют холодной водой и сквозняками. Хорошо, что наконец миновали тропики.
Сортируя лекарства, Татьяна не без гордости взглянула на «диплом», который получила при пересечении экватора. И ее «крестили» в соленой купели, и ее «черти» измазали мазутом... Все как положено.
Она еще за сутки знала от Виктора, какие ей уготованы «испытания». Зато Маринка, буфетчица, на которой было легкое платье, ни за что не хотела вылезать из купели, пока Татьяна не сбегала за простыней. Веселый обряд, ничего не скажешь!
Качнуло так, что Татьяна ухватилась за дверцу шкафа. Попадали, покатились по палубе склянки. Все побьется, если не запаковать. Неужели вот так все время и будет болтать? Мерзкое ощущение. Руки и ноги сделались ватными.
Проглотив две таблетки — пипольфен и аэрон, Татьяна поспешила на палубу. Все говорят, что свежий воздух помогает. Да и сама она отлично знает, как бороться с приступами тошноты.
Ветер уже не посвистывал, а ревел, с силой ударяя в мостик, трубу и мачты. Линия горизонта то вырывалась куда-то вверх, то падала под самый нос «Иртыша», и тогда огромный вал обрушивался на судно, захлестывал водой. «Иртыш», который с берега казался гигантом, теперь походил на игрушку.
Один из матросов, кажется, Любезном, пробегая мимо, что-то крикнул своему товарищу о крене. Ну да, вот он, крен! И не догадалась, что из-за крена так косо к палубе бежал Любезное.
Вдруг вспомнилось, для крена судна существует критическая точка, после которой... А все они?.. Неужели не боятся? Ведь и они знают, но почему-то спокойно занимаются своими делами — стягивают тросами брезенты на трюмах, крепят какие-то ящики, бочки, возятся с грузовыми кранами.
До чего же скверно! И какие глубокие вдохи не делай — только еще хуже становится. Особенно если смотришь, как мчится по палубе вода.
Невероятным усилием Татьяна подавила приступ тошноты. Не добраться к борту. Страшно отпустить тяжелую дверную скобу — тогда не удержаться на ногах. Перед глазами все плывет. Только бы в таком состоянии не увидел ее капитан. Достаточно она наслышалась в кают-компании разговоров, как кто-то где-то укачался. Рассказы эти вызывали лишь смех и ни тени сочувствия
к несчастному. Они считают морскую болезнь не болезнью, а чем-то унизительным, свойственным физически слабым и вообще неполноценным людям.
Замечание Виктора насчет адмирала Нельсона, страдавшего морской болезнью, только еще больше развеселило слушателей.
Вцепившись дрожащими руками в поручни, Татьяна неуверенно спустилась по трапу, боясь свалиться здесь же, в коридоре. Почти в бессознательном состоянии добралась до своей каюты и упала на койку. Все кружилось: потолок, палуба, по переборке то в одну, то в другую сторону ползал халат, беспрестанно напоминая о «критической точке».
Все сильней, все яростней удары волн. Судно дрожит, звенит крышка кувшина, что-то дребезжит у изголовья, что-то перекатывается под койкой. Кажется, не выдержит заглушка иллюминатора — кто же это у нее иллюминатор задраил? — хлынет в каюту черная вода, раздавит, задушит.
«Это последний, самый последний рейс! Только бы добраться до берега! Только бы благополучно добраться»,— сухими, бескровными губами шептала Татьяна. Никогда, ни за что она не пойдет в море. Даже пассажиркой.
Если что случится с «Иртышом», о ней и не вспомнят. Невыносимо лежать здесь одной.
Нет, это ей не кажется: корпус судна сотрясается все сильней, а вдруг еще минута, еще две и... Нет сил подняться, выйти на палубу. Нет сил удержаться за деревянную планку, ограждающую изголовье койки, когда резким креном беспомощное тело твое бросает о переборку.
И вдруг — треск. Оглушительный треск и тьма. Неужели «Иртыш» раскололся, океан раздавил судно?
— Спасите! Спасите! — Татьяна бросилась к двери, но она не открывалась. Заклинило!
Волны гнут, перекашивают даже металл.
— Откройте! — Не помня себя, Татьяна колотила кулаками в дверь. Но кто услышит за ревом океана? Все там, наверху. Там шлюпки. Они, те, кто на палубе, спасутся. А здесь... Татьяна зарыдала от жалости к себе, от невыносимого ужаса.
И вдруг — веселый голос Виктора:
— Сейчас включат аварийное, аккумуляторное. Через секунду будет свет и в жилых помещениях. Маринка, умоляю, прояви бдительность! Сбереги компот! Воспользуются благоприятной ситуацией и слопают!
Вспыхнул свет, а Татьяна, сидя на палубе, возле двери, продолжала плакать. Но это уже были слезы радости, слезы избавления от ужаса. Гибель судна и ее каюта, заполненная водой,— весь этот кошмар, парализовавший сознание, так не вязался с компотом, который «слопают».
Поднимаясь с палубы, Татьяна ухватилась за дверную ручку — дверь широко распахнулась. Вовсе ее не заклинило, просто надо было дернуть в другую сторону.
С трудом дотащилась до кресла. Тошнота, по-видимому, от пережитого волнения, прошла. Но нее еще дрожали руки, ноги, и тело стало какое-то вялое, бескостное.
Надо выйти в кладовую, на камбуз. Оттого, что доктору плохо, у матросов не пропадет аппетит. Придерживаясь за стол, Татьяна поднялась.
— Доктор! Доктор! Татьяна Константиновна!
Она отворила дверь и сразу поняла - беда случилась с коком Дзюбой. Он шел по коридору как-то боком, охраняя от толчков о. переборки красную, вздувшуюся, видимо, ошпаренную левую руку.
Маринка, бледная, бежала впереди. Увидев Татьяну, она торопливо, сбивчиво заговорила:
— Надо в лазарет. Возьмите ключи! Татьяна открыла дверь.
— Вот ножницы, разрежь рукав,— сказала Маринке, усадив Дзюбу на койку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105