— О, кого я вижу! — в дверях показался хозяин книжной лавочки «Красный колпак», у которого Фурукава купил «Словарь общественно-политической терминологии».— Так, так, понимаю... Да заходите же. А я, по правде говоря, давно уже ждал вас... Я так и думал, что вы придете сюда... — лысый человек улыбался.— Сейчас я познакомлю вас с секретарем комитета...
Все трое последовали за хозяином книжной лавки. Пройдя через первую комнату, где, о чем-то совещаясь, сидело несколько человек, они очутились в другой, соседней. Вскоре к ним вышел приземистый седой старик.
- Сётаро Кодзима, — познакомил их хозяин книжной лавки. — Проходите сюда.. Пожалуйста, чашку чая... — Он протянул старику заявления друзей, и тот, надев на нос очки с выпуклыми стеклами, погрузился в чтение.
Этот сутулый старик в поношенном вязаном джемпере был старейшим коммунистом в этих краях; Фурукава, Икэнобэ и Оноки слышали о нем.
— Ну что же, поручителями, я думаю, можно предложить Масару Кобаяси-кун и Кодана-кун.
Друзья до сих пор даже не подумали о том, что нужно иметь поручителей.
Старик прочитал им вслух устав партии. Устав этот — не просто слова, написанные на бумаге, сказал он, а результат опыта, приобретенного в борьбе, стоившей много жертв коммунистам старшего поколения в
Японии и во всем мире. Затем он собственноручно подал каждому чашку чая и, улыбаясь, продолжал:
— Коммунистическая партия — это не такая партия, в которую можно то вступать, то выходить из нее. Это партия, целью которой является освобождение человечества, уничтожение классов. Вся жизнь человека, вступающего в партию, должна принадлежать ей... Да вы пейте, пейте, пока не остыло...
Чинно сидевшие вдоль стенки друзья не притрагивались к чаю.
— ...Вот почему существует только одна такая партия во всем мире — это коммунистическая партия... Не думайте, что одним вступлением в партию вы уже бог знает что совершили! Самое главное только теперь и начинается! Правильно, товарищи? Давайте вместе учиться, учиться друг у друга...
Когда друзья, наконец, снова очутились на улице, Фурукава шумно вздохнул — словно он всё это время старался не дышать — и крикнул «ура!». Оноки и Икэнобэ тоже закричали «ура!», и все трое быстро, почти бегом, устремились вперед.
Радостное возбуждение не покидало друзей, оно как будто всё больше овладевало ими. Теперь они коммунисты! Даже как-то не верилось. Отныне, казалось им, они в ответе за всё, что их окружает: за этот маневрирующий паровоз с мелькающими зелеными сигнальными огнями, который движется там, далеко; За этих рабочих, дружно подталкивающих плечами товарный, вагон в тупике; за здание вокзала; за эту будку регулировщика уличного движения; за встречных прохожих и за теснящихся в тусклом свете фонаря репатриантов с лотками,.. Это всего лишь маленький городок, затерянный в горах, но подобно тому, как этот городок является частью всего мира и связан со всем миром, так и коммунисты всех стран связаны между собой. Трое друзей невольно встали теснее друг к другу. Со времен ученичества они прожили десять лет как братья, но никогда еще не чувствовали такой близости, как в эту минуту.
В общежитии они узнали, что Накатани еще не возвратился домой. Выяснилось, что сегодня ночью ждут сообщения о результатах переговоров с правлением компании по вопросу о реэвакуации предприятия, и Накатани остался на заводе, чтобы дождаться телеграммы.
Все трое снова выбежали на улицу. Как бы там ни было, а сегодня ночью они не могли уснуть.
Они не успокоятся, пока не расскажут Накатани или Араки об всем, что произошло. Ведь оба были для них поистине наставниками.
— Ты не устал? — спросил Икэнобэ, обнимая Фурукава за плечи и заглядывая ему в лицо, когда они сошли с поезда на станции Окая.
— Что ты! Ведь нынче совсем особый вечер! — откликнулся Оноки, прежде чем Фурукава успел ответить.
Взявшись под руки, они шагали по озаренному луной «шоссе Кадокура»; Фурукава совсем забыл о своей болезни и не чувствовал усталости.
Асфальтированное шоссе было окутано легкой, влажной дымкой тумана, и знакомая дорога казалась в эту ночь совсем новой, преображенной.
— Не слишком ли рано ты стал выходить? — спросил у Фурукава Накатани, появляясь из дверей здания профсоюзного комитета, перед которым оказались друзья. Потом за спиной Накатани выросла фигура Араки. Засунув руки в карманы брюк, Араки молча улыбался. Он как будто о чем-то догадывался и внимательно вглядывался в лица юношей.
— Мы вступили в коммунистическую партию! Накатани удивленно раскрыл глаза. Араки, не произнося ни слова, порывистым движением протянул руку.
— Молодцы! Правильно поступили! — проговорил он, наконец, крепко сжимая руку Фурукава. — Я тоже уже решился... Опередили вы меня, ну, зато теперь будете поручителями...
Фурукава радостно захлопал в ладоши.
— Пошли! — тряхнув головой, крикнул Оноки, и трое друзей снова устремились вперед.
— Куда вы? — донесся сзади голос Накатани, и они, уже переходя висячий мостик, откликнулись:
— В горы! В го-о-ры!..
Им хотелось взобраться как можно выше. Они поднялись на вершину горы, вышли на знакомую поляну и остановились, касаясь плечом друг друга.
Луна висела прямо над пиком Ягатакэ. Ветер стих, и поверхность озера Сува отливала мягким золотым блеском. Горные вершины сияли серебром, а впадины
и складки гор были окутаны туманной дымкой. Заводские трубы, обступившие берега озера, чернели в ночном тумане.
- Фурукава, кричи «ура»! Ты первый заговорил об этом, так ты и подавай команду!
Они стояли, повернувшись лицом к бетонным заводским трубам, озаренным лунным сиянием. На этом старом, имевшем почти полувековую историю заводе впервые появилось три коммуниста.
От волнения на глазах у Икэнобэ выступили слезы, Все трое подняли руки вверх:
— Да здравствует наш день!
- Да здравствует Коммунистическая партия Японии!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94