— Вы, конечно, очень спешите... Ну, да я вас долго не задержу... — Сагара иронически улыбнулся, сказав это: ему было известно, что сегодня после работы в столовой опять назначено собрание.
Однако директора Сагара ждало разочарование — никто не поддержал его язвительных намеков, которыми он рассчитывал смутить своих противников. На лицах подчиненных не заметно было, ни малейших следов робости. Сагара стало ясно, что обстановка на заводе за короткий срок действительно изменилась.
Директор умышленно избегал смотреть на Такэноути, который стоял за спинкой стула Араки, так как для него не осталось места. Впрочем, сегодня даже Такэноути казался не таким, как обычно.
— Я хотел кое о чем побеседовать с вами... Ведь как-никак все мы являемся руководителями завода, все мы — работники «Токио-Электро»... — начал директор, делая усилия, чтобы сохранить спокойный тон. Но рука его, подносившая к папиросе зажигалку, дрожала. Он подумал, что теперь уже навряд ли ему удастся так просто выгнать с завода этого коммуниста Араки, а в том, что он коммунист, Сагара был убежден.
— Попробуем взглянуть на дело хотя бы с точки зрения заводской дисциплины, с точки зрения существующих на заводе порядков... Как прикажете расценивать то обстоятельство, что вы, господа, — вы, руководящие работники, ответственные служащие компании, — подстрекаете рабочих, организовываете на заводе движение за создание профсоюза?
Араки попытался что-то возразить, но директор не дал ему говорить.
— Нет, подожди! Я примерно представляю себе, что ты можешь сказать... Накатани-куи, Касавара-кун, а каково ваше мнение?
Маленький Накатани, почти утонувший в глубоком кресле, плотно сжал губы и а усилием проглотил слюну. Когда поднимались сложные, серьезные вопросы, ему всегда необходимо было сосредоточиться, прежде чем начать говорить.
Заносчивость директора, его иронический тон были слишком уж заметны. Управляющий делами отвернулся к окну, пожав плечами, и тут, словно торопясь заполнить паузу, в разговор вмешался Тидзива.
— Но... э-э... как бы это сказать... ведь вот говорят, что даже и в Америке, например, техники и вообще интеллигенция пользуются правом создавать профессиональные союзы...
Директор метнул на него свирепый взгляд, и Тидзива умолк. Однако замечание Тидзива не только лишило директора уверенности, но и дало ему понять, что общая атмосфера совещания отнюдь не является неблагоприятной для Араки.
— А разве я сказал что-нибудь против профсоюза?— директор произнес это так громко, что сам вздрогнул. Не договорив и уже раскаиваясь, что невольно сделал огромную уступку, он продолжал еще громче:
— Я возражаю только против компартии! Но Араки был спокоен.
— О компартии речи нет. Мы говорим о профсоюзе.
Он чувствовал себя уверенно. Даже начальники цехов, и те в большинстве своем были на его стороне. Внезапно снова вмешался Тидзива.
— Разумеется, господин директор! Ведь Араки-кун не коммунист!
Немного растерявшись от этой неожиданной поддержки, Араки кивнул, как бы подтверждая слова Тидзива.
— Ну, если он сам отрицает это, что ж... значит, так и будем считать... — и директор, как будто решив, что на этом можно успокоиться, заулыбался, откидываясь на спинку кресла.
— Не знаю уж, право, как это у вас происходит,— продолжал он, — демократически или еще. как-нибудь... И когда он будет создан, этот ваш профсоюз?
Ответ на этот иронический вопрос был для директора неожиданным.
— Через несколько дней мы официально сообщим об этом от имени профсоюза в правление компании...
Такие речи директору приходилось слышать впервые.
Затем все поднялись и вышли — и Араки, и Такэноу-ти, и Тидзива. Последний уже в дверях начал что-то нашептывать Араки на ухо. Директор,держась за край стола, провожал их пристальным, злым взглядом.
В заводской столовой было многолюдно и шумно. В этом темном, холодном здании, расположенном на берегу реки, еще со времен Кадокура помещалась столо-
вая. На цементном полу рядами стояли длинные столы. В помещении еще сохранялся слабый запах шелковичных коконов.
Ужин начинался сразу после вечернего гудка, возвещавшего конец рабочего дня. Рабочие, жившие в заводских общежитиях, обгоняя друг друга, спешили в столовую. Получив у стойки порцию темного риса, смешанного с ботвой редьки, и алюминиевую миску с супом, рабочие поспешно отходили к столам; кто сидя, кто стоя, они съедали свой ужин и обычно тотчас же уходили, торопясь каждый по своим делам. Но сегодня в одном конце столовой собралась группа людей. Входившие и выходившие наталкивались на них, отчего давка и теснота в столовой всё возрастали.
Здесь проходило сейчас второе подготовительное совещание по созданию профессионального союза.
В центре группы стоял Араки. Он только что доложил о положении дел в профсоюзной организации главного завода компании в районе Хорикава. Араки держал листовку небольшого формата, где было написано, что четыре завода, принадлежащие компании «Токио-Электро», в районе Токио—Иокогама, в том числе и главный завод компании, потребовали пятикратного увеличения заработной платы, и так как требование это было отвергнуто, на заводах объявлена забастовка.
Конференция представителей рабочих всех предприятий района Токио—Иокогама приветствовала и поддерживала эту забастовку.
Таково было содержание листовки. После сообщения Араки стоявший позади него пожилой человек в очках и в черной тужурке начал раздавать сидевшим на скамейках такие же листовки. Ему помогали Икэнобэ и Опоки.
Листовки необычайно взволновали людей. Сегодня сюда пришли не только бывшие члены «Комитета дружбы», но и представители всех цехов, старшие мастера и конторщики, пришел даже Тидзива. Сначала он робко выглядывал из-за чьей-то спины, но вскоре, усевшись на скамейку, начал ораторствовать.
— Э-э... я недостоин... э-э... как бы это сказать... разумеется, я почту это за величайшую честь... Однако поскольку я, так сказать, исполняю обязанности
начальника цеха, я просил бы дать мне вечер на размышление...
Через полчаса Тидзива, к своему немалому удивлению, увидел, что он внесен в список избранных делегатов от подготовительного комитета, которые должны были ехать в Токио для установления связи с профсоюзной организацией главного завода компации.
Даже Тадаити Такэноути, руководивший собранием, был сегодня настроен радикально. Икэнобэ и молчаливый, как всегда, Накатани словно отступили на второй план.
Участники совещания были в боевом, приподнятом настроении. Явись сюда сам директор, — даже девушки не испугались бы его.
Среди всеобщего возбуждения никто не заметил, как человек в черной тужурке шепнул что-то Араки, и тот, подозвав Фурукава, передал ему пачку маленьких листовок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94